Я не свидетель
Шрифт:
– Мне нужна эта книжечка, - сказал Левин, протягивая карточку библиографу университетской библиотеки.
– Вам придется подождать, - сказала она и удалилась.
Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее гардеробной - теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли снежинки, - стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее сбивали снег с обуви.
– Вы знаете, этой книги у нас нет, - дошел до Левина голос библиографа.
– Может быть, в Академии наук...
В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
– Во время
– Попробуйте обратиться к кому-нибудь из библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда, правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят семь.
– А вы не смогли бы дать мне его телефон?
– Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, - она полистала алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер телефона.
– Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
– Спасибо...
Имя профессора Нирода Левин помнил со студенческих лет, знал, что тот заведовал какой-то кафедрой на историческом факультете, может в те годы и видел его, но сейчас не мог вспомнить, прошло около сорока лет... "Как позвонить, что объяснить?.. Вполне возможно, да и скорее всего этой книги у него нет, а сто других раритетов, которые мне не нужны, имеются. Он ведь историк, а не юрист... Но позвонить придется, деваться некуда, не выписывать же ее через академическую библиотеку из Москвы, из Ленинки! Это же сколько времени пройдет!.." - думал Левин, идя домой. Его не покидало ощущение, что с тех пор как он занялся поисками Кизе, прошли десятилетия и он никак не может выбраться из них в сегодняшний день... Он терял к этой истории интерес, в ней было какое-то занудство. Что ему за дело до полковника вермахта Кизе, убитого почти полвека назад, когда голова болит от своих каждодневных забот, вонзающихся в душу, как несмазанное сверло?!
Дома было тихо и пусто. Дети и жена на работе, внук в садике. Левин походил по комнатам. Шкафы с бельем и одеждой в них, сервант с посудой, телевизор и радиоприемник, полки с книгами, даже дешевенькая индийская деревянная статуэтка женщины в комнате детей, - все, все имело свое надежное, обжитое и вроде очень удачное место, к которому давно привыкли. Но для того, чтобы получить это пространство и обжить его, в сущности ушла вся жизнь. Больше ничего сюда не вместишь - покажется лишним, нарушит уют, но и не изымешь так, чтоб без боли...
Покружив у телефона, он сел и заставил себя набрать номер, записанный на каталожной карточке. Долго никто не отвечал. Затем немолодой женский голос спросил:
– Вы куда звоните?
– словно в эту квартиру звонить не дозволено или сюда так давно не звонили, что люди отвыкли и считают, что просто кто-то ошибся номером.
– Это квартира профессора Нирода?
– осведомился Левин.
– Да. А вы кто, откуда?
– удивилась женщина.
Левин растерялся.
– Если можно, Аполлинария Дмитриевича, - все же попросил он.
– Вы его жена?
– Нет. Я экономка. Сейчас посмотрю, не отдыхает ли.
Левин ждал, улавливая шаркающие удаляющиеся куда-то в глубину квартиры шаги. Через какое-то время
– Я слушаю. С кем имею честь?
Левин объяснил, кто он и что, но без подробностей:
– Вы извините, Аполлинарий Дмитриевич, за беспокойство. Мне крайне необходима одна книга. Я обыскал весь город, все библиотеки. Помню вас по университету, хотя учился на юрфаке. В пятидесятые годы. Слышал, что у вас богатая библиотека.
– Что вас интересует?
– прервал его собеседник.
Левин назвал.
– Есть она у меня, но на дом книг не выдаю.
– Я понимаю, - смутился Левин, не зная, что сказать.
– Вы можете прийти полистать ее. В моем присутствии.
– Ну хотя бы так, - согласился Левин.
– Когда вам удобно?
– Можете даже сегодня. После шести вечера я всегда свободен.
"От чего он свободен?" - подумал Левин и попросил адрес.
– Дом Академии наук знаете? На Костомарова. Шестнадцатая квартира. Лифт, как всегда не работает, учтите это...
Это был дом из тех, которые называли "сталинскими" - построен в 1951 году, шестиэтажный, огромный, несуразный, но добротный. Фасад шел вогнутой дугой, четыре подъезда с большими тяжелыми деревянными дверями, с высокими окнами.
Квартира профессора Нирода находилась в первом подъезде на четвертом этаже. Одолев крутые долгие лестничные марши, Левин позвонил. Открыли не сразу: сперва откуда-то издалека возникли шаги, затем на него смотрели в "глазок" и лишь потом, после того как на вопрос "кто?" он назвался, зазвякали цепочки, задвигались щеколды, защелкали замки. В дверном проеме стояла невысокая пожилая женщина. Он поздоровался. Ничего не ответив, она заперла дверь и двинулась по длинному полутемному коридору, как бы приглашая следовать за собой. Квартира была огромная, четыре или пять больших, метров по тридцать, комнат, с высоченными потолками, к ним наверное десятилетия не прикасалась малярная кисть. В двух комнатах, которые он пересек, окна были зашторены, висел сумрак, окутавший тяжелую старинную мебель.
Приоткрыв дверь в третью комнату, из которой наконец-то блеснул зеленоватый свет, женщина произнесла, обращаясь к кому-то:
– К вам, - и, повернувшись, ушла.
Левин постучал.
– Входите, - раздался голос.
В такой же большой комнате, окна которой выходили в сумеречный колодец двора, стоял полумрак, пробитый светом бронзовой лампы, прикрытой зеленым треснувшим стеклянным абажуром. Стен не было видно, их наглухо закрыли стеллажи и шкафы с книгами. Просторный, из темного дерева письменный стол, два глубоких кресла, обтянутых истертым коричневым плюшем, - и больше никакой мебели.
Из-за стола встал невысокий полный старик с большим гладко выбритым шишковатым черепом, голубоватая сорочка-"апаш" с обвисшими длинными ушами воротника заправлена в слишком просторные, поднятые выше круглого живота брюки, державшиеся на подтяжках.
– Садитесь, молодой человек, - Нирод указал на одно из кресел.
А Левин подумал: каким образом в этой сумасшедшей, циничной и сволочной жизни сохранились такие "интеллигентные", как он определил для себя, обиталища и такие владельцы их?