Я не свидетель

Глазов Григорий Соломонович

Я еще раз оглядел комнату и понял, что после того как госпожа Йоргос навела в ней порядок, искать какие-либо следы бесполезно. И тут мне на глаза попался большой семейный альбом, обтянутый зеленым сафьяном с бронзовыми застежками. Он лежал на подоконнике. Попросив разрешение у хозяйки, я стал его листать. Сперва, как и во всех альбомах, - фотографии родителей, затем детские снимки супругов, в гимназической форме, в свадебной одежде, потом пошли какие-то новые лица - родственники или приятели. Почти в самом конце одна страница была пуста, фотографию из дугообразных прорезей извлекли, видимо, недавно, цвет картона под нею сохранил свой прежний тон - темносерый, в то время как открытые свету края выгорели, поблекли.

– Госпожа Йоргос, вот здесь была большая фотография. Кто и зачем ее вынул?

– Понятия не имею, - она удивленно смотрела на пустое место.

– А что

за снимок?

– По-моему, на память о пикнике у господина Мадера, - подумав ответила она.
– В 1914 году уходил на фронт брат господина Мадера. Он погиб через год под Хотином. Господин Мадер в честь проводов брата устроил пикник на своей даче.

– Кто был на этом пикнике?

Она прикрыла глаза, как бы вспоминая, затем сказала:

– Всех не вспомню. Точно помню, что присутствовали господа Пирятинские, Чернецкие, Розенфельды, Муромцевы... Господин Мадер пригласил многих...

По этому перечню я понял, что присутствовали люди одного круга, так сказать клан, промышленно-финансовые отцы губернии.

– Скажите, госпожа Йоргос, а молодежь была на этом пикнике?
– спросил я.
– Если да, то фотографировались ли они с вами со всеми?

– Со мной на траве в первом ряду сидела дочь господина Чернецкого, справа, - вспоминала она.
– Рядом с нею дочь и сын господина Мадера Соня и ее поклонник - молодой адвокат Иегупов Борис Николаевич.

Еще раз окинув взглядом комнату, я понял, что больше здесь делать нечего.

– Вы что, всегда такой молчун?
– спросил я Титаренко, когда мы вышли.
– У Мадеров молчали, и здесь.

– Не хотел вам мешать.

– ЧК всегда так деликатна?

– Нет, не всегда, - жестко ответил он.
– Что вы собираетесь делать дальше?

– Еще раз встретиться с вдовой Мадера. Скажем, послезавтра. Сегодня похороны... Кто-нибудь из врачей осматривал трупы убитых - Чернецкого, Пирятинского, Мадера?

– Да. Доктор Галкин.

– Исай Львович?

– Да. Вы его знаете?

– Знаю. Очень хороший судебный медик. Какое-нибудь письменное заключение его имеется?

– В деле есть. Можете посмотреть.

– Я не хочу ехать в ЧК.

– Вы все время становитесь в позу, Викентий Сергеевич. Время сейчас не то.

– Я и с царской жандармерией старался не иметь отношений.

– Это делает вам честь, - усмехнулся Титаренко.
– Хорошо, я привезу вам все бумаги по этому делу.

Вечером я ознакомился с заключением доктора Галкина. Картина складывалась такая: все трое были убиты выстрелами в затылок с расстояния трех-четырех метров, смерть наступила мгновенно; никаких иных повреждений при жизни или после смерти не обнаружено, как и не обнаружено признаков, указывающих, что смерти потерпевших предшествовала борьба или оборона; по отношению к убийце потерпевшие находились спиной; никаких указаний на то, что до осмотра трупов на месте позы их были изменены или что смерть наступила не там, где обнаружены трупы; с момента наступления смерти до осмотра тел на месте прошло в среднем от трех до пяти часов...

Вдову Мадера я посетил через два дня, отправившись к ней без Титаренко. Она была удивлена моим появлением.

Извинившись, я сказал:

– Елена Леопольдовна, я к вам по конкретному вопросу, поэтому буду краток. Скажите, пожалуйста, у вас не сохранилась групповая фотография, сделанная на пикнике в честь отъезда на фронт брата вашего покойного мужа? Кажется это было в 1914-м году, в сентябре.

Она сказала:

– По-моему, должна быть, - открыла ящик комода и стала рыться. Наверное здесь, - вытащила толстый альбом и полистав, протянула мне: - Вот она.

Я стал разглядывать фотографию - довольно большой снимок, занимавший всю страницу альбома, расспрашивая госпожу Мадер, кто есть кто. Водя тонким мизинцем по рядам, она давала пояснения. Вся процедура заняла не более пятнадцати минут, после чего я попросил у хозяйки разрешение унести фотографию, поскольку она может пригодиться для дальнейшего расследования. Поколебавшись, она согласилась. С этим я и ушел...

Дома я стал подводить итоги. Во всех случаях - и в уездах и в самом Старорецке - убийца один и тот же - жертвы получали пулю в затылок с близкого расстояния. Каждый из пострадавших погиб не у входной двери, едва впустив убийцу, а в глубине квартир, двое из них даже на втором этаже, в своих кабинетах, словно пригласили гостя и спокойно стали к нему спиной, явно не ожидая пули в затылок и не оказав никакого сопротивления. Ничего из дорогих вещей и драгоценностей не похищено. Преступник шел с определенной целью - за какими-то деловыми бумагами. Все исполнено

им слишком удачно для него, словно успех был обеспечен заранее: во всех случаях он словно знал, что кроме хозяина никого в доме не будет. Больше того, видна какая-то закономерность в том, что накануне появления убийцы сами жертвы усылали из дому близких, будто избавлялись от свидетелей: Чернецкий услал дочь за снотворным к аптекарю, Пирятинский отправил экономку к сестре, Мадер попросил жену пойти к портному. Для совпадения слишком одинаково. К тому же в двух случаях появлению гостя предшествовали неожиданные звонки в квартиры людей, где по телефону не разговаривали уже много месяцев. Судя по характеру разговора, звонивший состоял прежде в добрых отношениях с хозяином. Если так, то слова Пирятинского, сказанные абоненту: "С этим осложнений не будет. Я ее куда-нибудь отправлю. До встречи" истолковать можно однозначно: человек, с которым он беседовал и просил о встрече, оговаривал, чтобы в доме при их свидании не было посторонних. В случае с Мадером повторилось то же самое - Мадер, видимо, в ответ на просьбу о встрече, произнес: "...Конечно, почему бы нет... Понимаю, понимаю... Я улажу". Предшествовала же этому его фраза: "Благодарю, я передам ей привет". Тот, кто звонил, похоже, интересовался женой Мадера, возможно ее здоровьем, как это принято, после чего получив согласие встретиться, тут же был успокоен Мадером, что никого третьего при этом не будет. Почему такая таинственность? Чего он боялся? Потому что свидетели - дочь Чернецкого, экономка Пирятинского и супруга Мадера знали его, а он их? Чем он мотивировал во время телефонных разговоров свое нежелание попасться на глаза экономке Пирятинского и жене Мадера? Ну, тут можно выдвинуть немало мотивов, хотя бы, скажем, такой: "Я в городе инкогнито. Опасаюсь ЧК", - либо что-то еще в подобном духе... то, что звонивший принадлежит к тому же кругу, что и жертвы - тоже несомненно: телефоны в нашем городе на квартирах имеет весьма ограниченное число людей, занимающих или занимавших в прошлом заметное положение. Для меня стало ясным, что убийца "свой", бывавший в домах этих именитых людей. Еще одна деталь в пользу такого рассуждения: в момент убийства садовник и собака находились в сторожке в глубине сада. Почуяв постороннего, пес побежал к воротам, но вскоре вернулся и спокойно улегся, узнав в пришедшем хорошего знакомого. А ведь когда мы с Титаренко пришли, животное надрывалось от лая, злобно бросалось на нас, пока садовник не оттащил его. Так кто же этот знакомый? В разговоре по телефону Мадер напомнил абоненту, что тот в свое время сорвал куш на скачках, поставив на жеребца "Пепла". Управляющий ипподромом Левжинский категорически утверждает, что "Пепел" участвовал всего лишь в одной скачке и выиграл ее, а счастливчиком, поставившим на этого жеребца по совету Левжинского и взявшим большие деньги, был молодой адвокат Борис Николаевич Иегупов. Выходит, в день убийства Мадеру звонил он? Они не просто были знакомы. Иегупов поигрывал в картишки в их доме, ухаживал за племянницей Мадера Соней...

Все это, рассуждая вслух, я излагал Титаренко, сидевшему передо мною в кресле.

– Среди приятелей Мадера - Чернецкие и Пирятинские, вот они все на групповой фотографии. Здесь же и Иегупов, - обмакнув перо в черную тушь, я обвел его лицо и протянул фотографию Титаренко, добавил: - Значит, Иегупов состоял в знакомстве и с Чернецким, и с Пирятинским, возможно, бывал у них в доме. А теперь давайте займемся логикой и арифметикой. На снимке 16 человек. Из них покойников - 5: Пирятинский, Чернецкий и Мадер - жертвы, племянница Мадера и его брат погибли на фронте. Отпадают также вдова Йоргоса, жена Мадера, дочь Чернецкого; жена, дочь и сын Пирятинского, эти трое в Туркменистане. Значит минус еще 6. Что в остатке? Пятеро. Вычтем еще четверых: Розенфельды, их двое, но они с 1915 года живут в Киеве; и еще двое - супруги Муромцевы. Эти сразу после февраля 1917-го уехали во Францию. После всех вычитаний у нас остается одно действующее лицо. Им оказался почему-то опять Иегупов.

– Выходит, он?
– спросил Титаренко.

– У меня получается так, - развел я руками.

– Вы уверены?

– Косвенно - да.

– А что, если это кто-то вообще со стороны?

– Всяко бывает. Однако, куда ни шагни, натыкаешься на Иегупова. Но вы возражайте мне, а я послушаю.

– Что возражать, если у вас так все связано?

– Привяжем сюда и еще одну деталь: кто из шестнадцати, запечатленных на снимке, мог похитить буквально несколько дней назад такую же фотографию из альбома вдовы Йоргоса? Стороннему грабителю, вломившемуся в квартиру мадам Йоргос, фотоснимок этот просто не нужен. Даже если сторонний, то почему именно эту фотографию?