Я (не) ведьма
Шрифт:
Вдоль позвоночника словно кто-то провел ледяными пальцами. Я поежилась. Может, король болен какой-нибудь заразной болезнью? Но разве я могу помочь? Я не лекарь…
Ночь я провела крайне дурно, а наутро решила поговорить с отцом.
Пусть он никогда не проявлял ко мне излишней отцовской любви (да что там! и вовсе ее не проявлял!), но все же я была одной из Санлисов. И приносить меня в жертву какому-то чудовищу…
С отцом я смогла поговорить только к обеду. Подкараулила, когда отец торопился из туалетной комнаты к столу, оглаживая на себе новенький
— Бог мой, Кирия! — воскликнул он с облегчением, узнав меня. — Ты меня до смерти перепугала! Лазаешь по углам, как летучая мышь! Пропусти-ка, я опаздываю к столу. И тебе тоже надо поторопиться, мы решили сделать обручение сегодня, баллиштейнцы торопятся оповестить милорда Сомареца, что договор между нашими королевствами заключен.
Он попытался обойти меня, но я сделала шаг в сторону, снова становясь у него на пути.
— Меня ждут в трапезной, — напомнил отец и перестал улыбаться, нахмурившись.
— Мы должны поговорить, — сказала я угрюмо.
— М-м… Не думаю, что сейчас для этого есть время. Поговорим вечером, после обручения. Будет невежливо, если я опоздаю к обеду. Гости могут принять это, как оскорбление. Пропусти.
Но я не сдвинулась с места:
— Они могут отобедать и без вашего участия. Сегодня не первый день сватовства, этикет вы не нарушите. К тому же… я не слишком часто обращаюсь к вам. Если припомнить, то ни разу.
Я поняла, что слова попали в цель. Отец заметно сник, а потом почти просительно сказал:
— Зачем тебе эти разговоры?
— Затем, что вы не слишком утруждаете себя ими, — процедила я сквозь зубы. — И мне кажется, вы очень задолжали мне… папа.
Я впервые назвала его так, и отец обреченно махнул рукой в сторону кабинета.
Когда мы зашли в кабинет, я плотно прикрыла за собой двери, отрезая отцу все пути к отступлению. Он понял это и тяжело вздохнул, рухнув в кресло и подперев голову рукой, не глядя на меня.
Я пыталась поймать его взгляд, но отец смотрел куда угодно, только не на меня.
— Ваше величество, — позвала я.
— Что?! — вскинулся он, будто позабыв о моем присутствии.
— Потрудитесь все объяснить.
— Не понимаю, о чем ты.
Я призвала себя к спокойствию, переплела пальцы, собираясь с мыслями и начала перечислять:
— Король Норсдейла платит вам безумные деньги, чтобы получить в жены вашу дочь. Ничем не примечательную, незаконнорожденную, бедную, как храмовая крыса. Это не кажется вам странным?
— Нет, — тут же возразил отец. — Ты недооцениваешь себя.
— Неужели? — я не сводила с него пристального взгляда, и он поежился. — Конечно, о своем уме и красоте я каждый день слышу от придворных менестрелей. И все рыцари от края света и до края примчались на наш турнир, чтобы заполучить мою руку и завоевать сердце. Отец, к чему ложь? — я говорила тихо, но настойчиво, и чем дольше говорила, тем больше мой папочка вертелся, как угорь на раскаленной сковороде. — Я никогда
— Что за бредовые речи, — почти простонал отец. — Я плохо себя чувствую, избавь меня от бестолковой болтовни…
Но я не стала его жалеть и вкратце передала отцу подслушанный мною разговор баллиштейнцев, чем привела его в ужас.
— Боже, Кирия! — вскричал отец, вцепившись в собственные волосы. — Ты подслушивала! Как недостойно!
На мгновение я потеряла дар речи. Я рассказываю ему, что меня прочат в жены чудовищу, а он переживает, что я… подслушивала?
— Вы издеваетесь надо мной? — спросила я, недоверчиво. — Вы ничего не поняли? Они зарежут меня и принесут в жертву своим варварским богам!
— Ты несешь бред, — отрезал отец и решительно встал. — Не желаю больше говорить об этом.
— Но сэр Раскел сам сказал…
— Ты подслушивала! Это недостойно! Как ты могла?! Ты же — Санлис!
— Ах, вы вспомнили об этом? — меня постепенно переполняли злость и ненависть. — Что я — тоже Санлис? Вспомнили, когда за меня дали цену большую, чем за ваших замечательных законных дочерей? Если я Санлис, то требую ответа…
Ответом мне была крепкая пощечина, которую любящий папочка влепил мне коротко, почти без замаха. Не слишком сильно, чтобы не осталось следа, но и не слишком слабо, чтобы вспомнила свое место.
— Ты заткнешься, Кирия, — сказал он жестко, тыча в меня указательным пальцем. — Заткнешься и выйдешь замуж за Сомареца.
— Неужели вам меня совсем не жаль? — прошептала я, сглатывая слезы, которые так и потекли из глаз. Это были не слезы боли, это были слезы обиды, и они жгли сильнее. — Ведь вы когда-то любили мою мать… Ради ее памяти…
Что-то в лице моего отца дрогнуло, он побледнел и достал янтарные четки, которых у него раньше не было.
— Именно в твоей матери все дело, — сказал он, наконец. — Они захотели тебя не потому что ты — моя дочь, а потому что ты — дочь Кандиды.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить услышанное, но и тогда я не смогла в это поверить.
— Дело в моей матери? — спросила я недоверчиво. — Причем здесь моя мать? Вы ведь говорили, что она была простолюдинкой и…
— Она не была простолюдинкой, — ответил отец с раздражением и почему-то оглянулся. — Все, Кирия, закончим этот разговор. Ты станешь женой милорда Сомареца, и капризов я не потерплю.
Он все повышал голос и уже почти кричал:
— Ты — принцесса! Ты — Санлис! Долг принцессы — выйти замуж по воле отца. Ольрун была готова занять твое место, и Готшем чуть не на коленях стояла, умоляя, чтобы ее дочь удостоилась такой чести! А ты закрутила носом в самый последний момент? Чего тебе не хватает? Подарков? Золота? Драгоценных камней?