Я никогда не была спокойна
Шрифт:
То же утверждал и Троцкий: «Большевизм, и только большевизм, имел смелость до самого конца проповедовать лозунги революционной демократии»[376].
Анжелика поручила своей подруге Александре Коллонтай, проезжавшей через Стокгольм, записать ее в члены КПР, но по возвращении в Москву Коллонтай забыла это сделать. Похоже, вернувшись в Россию в конце 1918 года, Балабанова сама попросила официально принять ее в партию. Комиссия, рассматривавшая ее заявление, насчитала двадцать пять лет членства в партии (настоящий старый большевик): ей засчитывают все годы боевой деятельности в университете, Итальянской социалистической партии и Интернационале. На том же заседании Чичерину, комиссару иностранных дел, было засчитано только пять лет из-за того, что ранее он примыкал к меньшевистскому движению, а Надежде Крупской, жене Ленина, чуть было не объявили выговор за непосещение партийных собраний. Все это объясняет,
Призыв ко всеобщей забастовке, выдвинутый Циммервальдским движением, остался без внимания; это указывает на то, что инициатива шла от лица меньшинства, не способного превратить европейские рабочие массы в революционную ударную силу. Однако в России левый фланг во главе с Лениным сумел укорениться среди городских рабочих и взять под контроль самый важный совет – петроградский. Балабановой приходилось издалека наблюдать за неистовыми неделями, предшествовавшими ленинскому перевороту 24 и 25 октября, и последующими драматическими месяцами. Анжелика осталась в Стокгольме до сентября 1918 года. Она во всех смыслах была связующим звеном между коммунистической революцией и остальным миром.
Глава четырнадцатая
Анжелика в вихре ленинского урагана
Вечером 25 октября 1917 года шведские радикалы собираются в кафе, среди них и Анжелика. Она в волнении ждет новостей о взятии Зимнего дворца. Каждые несколько минут Радек подскакивает к телефону, чтобы услышать последние новости из Петрограда. Все знают, что скоро это произойдет. Вопрос всего нескольких часов. Но сообщение не приходит. В два часа ночи у Анжелики слипаются глаза, и она решает пойти спать, попросив Радека разбудить ее, как только придет известие. В шесть часов утра Балабанову будит телефонный звонок: Радек сообщает, что Революционный комитет ворвался во дворец на берегу Невы, где расположена резиденция правительства Керенского, – первая пролетарская революция заявила о себе на мировой политической сцене.
В этот момент Анжелика хотела бы оказаться рядом со своими товарищами, увидеть собственными глазами, как сбывается мечта, к которой она стремилась много лет, которая теперь становится реальностью в ее стране. Но она должна оставаться в Стокгольме. Это просьба Ленина: он хочет, чтобы она объясняла всем, что же произошло в России, ему нужно решить, как противостоять клеветнической пропаганде и ложной информации, которые распространяются социалистической прессой, всегда ненавидевшей его. Балабанова становится лицом и рупором Октябрьской революции. Но как же трудно объяснять всё европейским социал-демократам, которые не забыли яростные речи большевиков на конференциях, и убеждать их. И в любом случае, никто не одобряет революцию, совершенную кучкой меньшевиков и экстремистов, захвативших власть в результате государственного переворота. Только две газеты открыто поддерживают Ленина: итальянская Avanti! и шведская «Politiken», орган шведских социалистических левых. Однако они не имеют никакого влияния на европейское политическое мнение, да к тому же выходят на малоизвестных языках. Итак, задача Балабановой состоит в том, чтобы донести до всех концов планеты весть об исключительном событии с точки зрения Владимира Ильича Ульянова, нового «красного царя».
Чтобы выполнить эту пропагандистскую работу и создать «противоядие» (по выражению Балабановой), ей приходится действовать в одиночку, заручившись помощью товарищей-шведов. Радек тем временем возвращается в Россию.
Она одна занимается всем: она директор, редактор и переводчик циммервальдского вестника, который издается на двенадцати языках. Эта роль ей в тягость, но она никогда не покинет пост без приказа Ленина. Анжелика работает, сжав зубы: она понимает, насколько полезна ее работа, но, когда она встречает своих русских товарищей, уезжающих в Петроград, ей хочется закрыть кабинет и уехать с ними. Все они обещают ей помочь, прислать кого-нибудь, кто сможет ее заменить, и освободить ее из этой ссылки.
Я знала, что это будет нелегко осуществить, но решение о моем отъезде в Россию зрело в моей душе. Это не было простым сентиментальным стремлением, это было желание вдохнуть воздух революции, почувствовать ее вибрации, ощутить реальность, которая виделась в мечтах, сопереживать вместе с нею. Это было нечто большее, нечто иное, нечто более реальное, то, что мне было нужно, чтобы эффективнее заниматься своей работой. Для меня это была попытка дать возможность пролетарским массам в других странах почувствовать и понять дух русской революции[377].
У зарубежного «пресс-секретаря» большевизма есть одна серьезная проблема: она не всегда в курсе того, что происходит в России. Регулярной почтовой службы нет, корреспонденция прибывает очень поздно,
А вот что говорят факты: вслед за официальной пропагандой Балабановой потекли деньги из Москвы. Теперь европейские революционные движения могут распоряжаться государственными кассами, драгоценностями и сокровищами, захваченными у семьи Романовых и русской аристократии. «Не Сталин придумал «Золотого тельца», неисчерпаемый источник средств и денег для грандиозного проекта. Настоящим (и признанным) изобретателем золота Москвы является Ленин»[380]. Кремлевский постоялец ставит Радека во главе этой огромной машины для расходования и выдачи денег и его же назначает главой отдела международной пропаганды, созданного в Наркоминделе (министерстве иностранных дел, возглавляемом Троцким)[381]. Официально Ленину нужно, чтобы вокруг русской революции образовался санитарный кордон из социалистических республик. Но искра так и не разгорается, и вскоре он понимает, что поддержки мирового пролетариата у него нет. Так в 1919 году он подойдет к своей настоящей цели: расколоть международное социалистическое движение, извлечь из его состава коммунистические фракции, направляемые Москвой, и ожидать «экспорта» своей революции. В Кремле считается само собой разумеющимся, что Балабанова разделяет позиции за и против европейских социалистических партий. В Стокгольм начинают поступать огромные деньги, их слишком много, чтобы заниматься только пропагандой и международной дезинформацией в пользу российского правительства. Анжелика в автобиографиях пишет, что она поражена и даже обескуражена: учитывая финансовое положение России и голод народа такие растраты ресурсов недопустимы. А вот агенты итальянского МВД рассказывают совсем другое: Анжелика регулярно использует эти деньги, отправляя их из Стокгольма или лично отвозя в Швейцарию, снабжая ими максималистскую Итальянскую социалистическую партию, а также другие пробольшевистские европейские партии[382]. И она делает это до 30 апреля 1919 года. «Кавалер Пиперно сообщает, что Брандербергер Альберто, агент компании «Феникс» и страховой компании Италии, распределяет субсидии среди большевиков с помощью своей жены. Его жена – полячка, близкая подруга Анжелики Балабановой, от которой она якобы получила 75 000 франков для распределения субсидии в целях революционной пропаганды»[383].
В марте 1919 года швейцарский центр итальянской разведывательной агентуры информирует, что Балабанова «появится в Роршахе, на швейцарско-германской границе и там с ней встретятся известные Доменико Агуцци и Роза Блок». Естественно, как всегда, она приедет с миллионами рублей в чемодане для раздачи в Италии, Франции и Англии. Информация кажется неправдоподобной: в это время Анжелика точно находится в Москве. Однако одно ясно: денежные потоки стекаются в Циммервальдское бюро Балабановой, в котором, как оказалось, открылась штаб-квартира российской торговой делегации.
Каждую субботу в Стокгольм прибывали пароходы. Мне привозили ящики с газетами и кучей денег, которые я клала в банк, так как мне для весьма скромного бюджета моей конторы они были не нужны, я также не понимала, для чего они предназначались. На тех же пароходах прибывали люди, чтобы приобрести оборудование или что-то другое, так как в России не хватало всего. Часто покупки не осуществлялись или не требовали всех денег, которые «эмиссары» привозили с собой, и эти деньги также передавались мне. Я чувствовала себя неловко и пользовалась каждой возможностью обратиться к Ленину за разъяснениями и указаниями. <…> Это мое желание стало еще более настойчивым, после того как я получила от Ленина письмо, в котором дословно говорилось следующее: «Дорогой товарищ Балабанова! Молодец, молодец, молодец [подчеркнуто трижды, как это было принято у Ленина, когда он хотел выделить свои слова], вы наш самый заслуженный сотрудник. Но, прошу вас, не экономьте. Тратьте миллионы и даже десятки миллионов»[384].