Я, подельник Сталина
Шрифт:
– Конечно, Имаметдин-абый в тысячу раз хуже! Но тогда и йорон сжевали за милую душу!
И залился счастливым смехом. Будто лакап (комичная побасенка) услышал. Да ему палец покажи, час будет смеяться. Веселый парень. Однако сметливый и шустрый, охоч до учебы. Далеко пойдет.
Учитель приобнял племянника за худые плечи.
– Ничего, братишка, ничего. Самое плохое позади. Такую жизнь наладим, что не жизнь будет, а песня!
В разговор включился плюгавенький мужичок, расположившийся от них чуть в сторонке.
– Наладим, говоришь? А в лавке ни гвоздей, ни ситца!
Сосед
А он никак не унимался, зудел и зудел комаром в предрассветный час самого сладкого сна. Имаметдин сам никогда не жаловался, отец ведь сызмальства наставлял: «Даже если рот полон крови, не сплевывай!». Мужчина должен держать все горести в себе, на то он и мужчина.
– Ни ситца, ни гвоздей немного! За что воевали, за что кровь проливали!?
Тут уж Габдулла не утерпел, обернулся к дяде и взахлеб зашептал прямо в ухо:
– Это он про налет казаков говорит! Целый день в тальнике лежал, прятался. Комары так искусали, живого места не оставили! Много тогда крови пролил, ой, как много!
Юноша прыснул смехом, для приличия чуть прикрыв ладонью рот. Сам еле удерживаясь от хохота, дядя вперил в племянника демонстративно строгий взгляд - старших надо уважать! Тот прикинулся, что не заметил нахмуренных бровей, его уже оседлал бес веселья и заскакал во всю прыть. Елейным голоском поинтересовался у жалобщика:
– Дядя Фатих, а если и завезут в лавку ситец, откуда деньги возьмете?
Сосед моментально нахохлился, грозно рявкнул:
– А ну, цыц, сопливый малайка! Я тебе сейчас...
Что он намеревался проделать с насмешником, осталось загадкой. Углядев степенно входящего в комнату хозяина, сразу переключился на более достойный объект:
– Салям-алейкум, Мархаметдин-абый! Помоги, уважаемый сосед! Жена совсем замучила, ржавой пилой день и ночь пилит. Говорит, обносилась совсем, стыдно в старом платье на люди выходить. Дай рубль!
И, видимо, прикинув беспочвенность своей просьбы к контексте прежних невозвращенных долгов, затараторил:
– Верну, как телку зарежу, сразу верну! Даже 5, нет, 10 копеек сверху уплачу!
Благообразное лицо хозяина моментально окаменело. Тихо, ледяным голосом поинтересовался:
– Я когда-нибудь взимал рибу? Ыстагафирулла тауба! Я тебя, сосед, попрошу - в моем доме больше никогда не произносить такие непристойности.
Но приметив, как сдулся и сник сосед, заметно потеплевшим голосом продолжил:
– Пусть завтра сноха наведается к моей жене. Будет ей отрез на платье, и всем дочерям. Всем нам на радость такие красавицы подрастают!
Фатих закивал головой, быстро-быстро. Куцая бороденка взмывала вверх и опускалась вниз с удивительной частотой. Так выглядит коза, по своей любознательности попробовшая на зуб зеленый лук.
У Габдуллы перед очередным приступом смеха уже начала подрагивать верхняя губа, но
Тем временем женщины собрали табын (застолье) и тихо удалились в свою половину дома. Хозяин, трое его сыновей и сосед чинно расселись на хике (большие нары). Взрослых мужчин в роду много, но остальных в деревне нет. Имамедин и внук притулились к хике сбоку, на стульях. Молодняк, что с них возьмешь - несподручно им сидеть, поджав под себя ноги. Патриарх не возражал, если не переходить определенные границы, в его доме дозволялось каждому вести так, как считает удобным. К слову сказать, слишком юн был еще Габдулла для такой почтенной компании, но дедушка разрешил разделить трапезу со взрослыми в виде поощрения: по просьбе отца Имаметдин проверил, насколько хорошо племянник овладел русским языком и арифметикой, остался очень доволен результатом. Пересмешник, конечно, однако разумен не по годам. Вот и сейчас, безо всякого напоминания обошел всех старших с медным кумганом (кувшином) в руках и с вышитым полотенцем, наброшенным на плечи. Трапезничать не сполоснув руки - такое не пристало приличным людям.
Мархаметдин с видимым удовольствием освежил студеной влагой свои заскорузлые от неустанных трудов ладони, досуха вытер и подождав, пока то же самое проделают остальные, произнес короткую молитву. «Аль -Фатиха» - вступительная сура и квинтэссенция всей священной Книги. «Ищу у Аллаха защиты от шайтана. Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Хвала Аллаху, Господу миров, Милостивому, Милосердному, Властелину Дня воздаяния! Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи. Веди нас прямым путем, путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших».
...даже у Фатиха лицо стало благостным и умиротворенным. Как же иначе, обращаясь к Милосердному оставлять в сердце уголок для злобы и ненависти - на такое способны только презренные мунафики (лицемеры). Они опаснее безбожников, такие тщатся прикрыть собственную гордыню, алчность и невежество священным именем! От Всевышнего не укроются эти жалкие потуги, а вот глупые люди могут попасть в заблуждение, последовать за нечестивцами. Кто не милосерден и не милостив - тот не мусульманин! А как относиться к новой власти? Бога не признают, но имеющий глаза да увидит - они хотят добра для всех. В проклятый 1921 год аж из-за моря завозили каймак (сметану) со странным непривычным вкусом в железных баночках, пытались спасти народ от мора. А ведь отец рассказывал, и при Белом Царе случались засухи, однако никого в столице не беспокоило, сколько мусульман умрет от недоедания... Оставалось только надеяться, большевики простят русским священникам и... и нашим муллам, что уж скрывать, их неразумное поведение в годы смуты... Нехорошо получилось, многие пастыри сами кинулись в общую свару, аки свирепые псы. Нет, чтобы оставаться в стороне и увещевать всех и каждого к милосердию. Понадеялись на всесильных алпаутов царя, на надменных генералов и богатых купцов, и проиграли. Из поводырей, коими следовало быть по обетам, превратились просто в побежденных в бою. Какое там милосердие, некоторые сами призывали стрелять и резать ближних своих. Только за то, что они посмели думать иначе. Но разве свобода выбора не дарована детям Адама самим Всевышним? Разве не запрещено насилие в Исламе?И про то, кто прав, кто нет, ведомо лишь самому Всевышнему. Простят большевики, никуда не денутся, ибо не могут не понимать - не может быть надежной постройка на краю осыпающегося берега. Да, осыпающегося берега, так и говорится в суре “Покаяние” Священной Книги.... Рухнет. Только человек с Богом в душе может созидать, без Бога сыновья Адама способны только разрушать, хуже зверя лесного. Если человек наделен даром радоваться благополучию других людей, печалиться горестям остальных, значит, в его душе есть Бог. Пусть даже этого по глупости своей еще и не понимает! Такие мысли пронеслись в голове у молодого учителя.