Я просто тебя люблю
Шрифт:
В общем, жизнь явно начала налаживаться и даже успешно стёртые бедра и мягкое место особо не досаждали. В отличие от спутников.
Шай, не замолкая больше, чем на десять минут, ныл. Ифовету было жарко, холодно, сыро, сухо, слишком мягко и чересчур твёрдо. Причём, иногда всё вместе. Его — и только его! — кусали насекомые, жалил борщовник, которого лекарка тут в глаза не видела, лисы метили одежду, а сурки оплёвывали. Ну а больше всего блондина донимало отсутствие женщин и вина.
Господин Каррен ворчал, и тоже практически не переставая. У Архиного папеньки причин для
Днём ведунья от докуки избавлялась просто: отъезжала подальше. Всего-то двадцать-тридцать лошадиных шагов хватало, чтобы почувствовать полное восхитительное одиночество. Вечером и ночью приходилось сложнее. Но у лекарки как-то само собой выработалось умение их не слышать. Точнее, внимания не обращать. Вот снова волк завыл — призывно, даже требовательно. И ему ответили — сначала первый, а потом и второй — потоньше, повыше. Это же гораздо интереснее, чем слушать, где у Шая чешется!
В общем, Архе, считавшей себя сугубо городским жителем, в степи абсолютно неожиданно понравилось.
***
То, что Каррен называл «стойбищем» появилось на горизонте задолго до того, как всадники к нему подъехали. Арха понятия не имела, на что оно должно походить — родитель крайне неохотно и очень скупо делился сведениями о жизни степных шаверов. Но увиденное даже отдалённо не напоминало картинку, лекаркой нафантазированную. Она-то ожидала столбы и, почему-то, коров. Ну, вот такие ассоциации у неё это самое «стойбище» вызывало.
На самом же деле поселение степняков — это круглые шатры с острыми крышами, белые и, кажется, разрисованные цветным, ровными рядами выстроенные посреди пампы. И ни оград, ни заборов — ничего, что могло бы хоть отдалённо защиту напоминать. О том, что в поселении кто-то живёт, свидетельствовали только дымки, над крышами палаток поднимающиеся. А так — ни души. Пока всадники подъезжали — с момента появления на горизонте верхушек шатров добрых три часа прошло — ни единого движения.
Тем неожиданней оказалось появление встречающих. Может, они в траве прятались, может, маскировались так ловко — Арха не поняла. Для её шарахнувшейся и едва набок не завалившейся кобылы возникновение лошадей, которых она, по идее, чувствовать должна, тоже оказалось сюрпризом. Да ещё и не слишком приятным. Потому Ведьма, трусостью не отличающаяся, явно вознамерилась удрать. Чтобы её успокоить, ведунье повозиться пришлось. За что Арха и заработала презрительный взгляд шаверки, восседающей на громадном жеребце.
Животина была великолепна: с рыже-медной шкурой, сливочной расчёсанной гривой и взглядом властителя Вселенной. Шаверка тоже не подкачала: дама без возраста — ей с одинаковым успехом могло и тридцать, и сто тридцать исполниться. Личико точно не молоденькой девочке принадлежало, но и морщин ни одной. А кожаные, щедро украшенные бисерной вышивкой штаны и куртка, плотно тело облегающие, не скрывали: с фигурой у степнячки тоже всё в порядке. Взгляд же госпожи
— Йе, — шаверка не только губы скривила, но и плюнуть не постеснялась, — ты привёз свою жену, малыш?
— Это моя дочь, — ну очень нехотя, будто клещами слова из себя вытаскивая, проворчал Каррен.
— А где жена? — нахмурилась дама.
Получилось грозно.
— Жены нет, — ещё неохотнее, хотя это казалось невозможным, ответил архин папенька, старательно в сторону косящийся.
— Йе! Я всегда знала, что ничего путного из тебя не получится, — припечатала шаверка. — Хоть и плод моего чрева, но вскормили тебя шакалы. Ну-ка, девочка, иди сюда. Дай я посмотрю, что смогли выдавить немощные чресла моего сына.
Арха нервно оглянулась, в тщетной попытке обнаружить какую-нибудь другую «девочку». Шаверка её не то чтобы пугала — настораживала скорее.
— Ну же! — поторопила степнячка. — Или в тебе смелость не больше, чем в новорождённом жеребёнке?
Лекарке очень хотелось честно ответить: «Да!». Но пришлось дёрнуть поводья артачащейся Ведьмы, заставляя лошадь подойти к жеребцу поближе. Была ли степнячка сумасшедшей или нет, ещё предстояло выяснить. Но, судя по всему, и неизвестно благодаря каким законам, она здесь верховодила.
Шаверка облокотилась о луку седла, наклонилась вперёд, действительно без всяких церемоний Арху рассматривая. Ведунье даже захотелось в зеркало глянуть, проверить, не испачкано ли лицо, причесаться, одежду там почистить. В общем, выглядеть получше.
— Муж есть? — грозно спросила женщина.
— Нет, — пожала плечами Арха.
И смущённо кончик носа почесала, искоса глянув на своих спутников, подсказки ожидая. Как с этой странной себя вести-то? Может, кланяться надо или ещё чего? Но на помощь ей никто бросаться не спешил. Шай, безмятежный, как небо, рассматривал горизонт. Отец траву изучал.
— И жениха нет? — насупилась шаверка.
— Жених есть, — не слишком уверенно отозвалась ведунья. И вспомнив, что папаша этим фактом даже гордился, решила побольше очков заработать. — Хаш-эд, лорд Харрат.
— Йе, — одобрительно кивнула… ну, бабушка, наверное? — Хороший жених. Убьёшь потом.
Арха закашлялась подавившись.
— Нет, вижу, в мою ты породу пошла, не смог отец опоганить. Хорошая девочка. Конечно, в этих городах ничего, кроме навоза, не налипнет. Но исправим, что не поздно. А что поздно, то отрежем. Дай обниму.
Ведунья и вякнуть не успела, как её родственница к крепкой груди прижала. Точнее, что-то вроде невнятного: «Вя!» — у неё и получилось. Потому как объятья у любящей бабушки покрепче Дановых оказались. Ну и ещё потому, что рукоять сабли, у «старушки» на поясе висевшей, впилась лекарке в живот.
И всё равно от вопроса Арха не удержалась.
— А это кто?
— Где? — не поняла степнячка, не сразу догадавшись обернуться. — А это! Да не обращай на них внимания, наложники мои. То есть обращай, если нужда припрёт, пользуйся. Только вот того, с браслетом на руке не трогай. Им пока не делюсь.