Я - Русский офицер!
Шрифт:
— «Василек», «василек», хорошая работа! — только и сказал Краснов, и тут же заметил, как над его фонарем пронеслась цепочка зеленых огоньков.
— Василек, я атакован! У меня на хвосте «Мессер», — только и сказал он, как услышал, что по корпусу машины, кто-то громко постучал молотком.
Инстинктивно схватив рукоять управления, Краснов вошел в пике, выводя машину из-под обстрела, и попутно почти случайно, поймав в прицел тяжелую тушу «Юнкерса», всадил в него короткую очередь из пушек. Мотор бомбардировщика загорелся и, раскидывая искры от загоревшегося моторного
— А, а, суки, горите! — прокричал он в ларингофон, и вновь зашел на боевой разворот, уходя от преследовавшего его Мессершмитта.
— «Воробушек», «воробушек», держись меня, не вываливайся из строя.
— «Василек», я понял. У тебя «Мессер» на хвосте, уходи на вираж, я его атакую! — сказал Валерка и, крутанув рулями, словно поднырнул под сидящий на хвосте ведущего «Мессершмитт».
Потянув ручку на себя, он приподнял нос своего ЯКа, и цепочка трассеров прошлась по брюху бубнового туза. Немецкий самолет слегка задымился и, выйдя из боя, потянул на Запад.
Оглянувшись, Валерка обнаружил, что вывалился из боевой круговерти, а его место заняли подоспевшие боевые товарищи из полка.
«Юнкерсы», не желая гореть, в одно мгновение разгрузили свои бомболюки, сбросив бомбы в черную бездну. Где-то далеко внизу, то ли на поле, то ли в лесу, беспорядочные вспышки бомбовых разрывов на мгновение осветили окрестности очень, очень далеко от намеченной цели.
Вдруг что-то ударило в фонарь машины, и осколки битого плекса, порвав кожаное ухо шлемофона, глубоко разрезали щеку Краснова. Валерка, в сотую долю секунды мельком взглянул в сторону, и увидел, как слева, словно молния, проскочил с крестами на хвосте и крыльях разрисованный фюзеляж «109-Мессера». Он на полной скорости стрелял из своих пушек, и один снаряд все же угодил в кабину Краснова, зацепив фонарь.
Холодный ветер через пулевое отверстие ворвался в кабину самолета, завывая и свистя в дыре фонаря, словно в пустой бутылке.
— «Василек», «василек», разбит фонарь. Топлива резерв. Я ранен в голову.
— Я понял тебя, «Воробушек», выходим из боя. Идем на базу, — сказал ведущий, гвардии капитан Храмов.
Храмов кинул свой ЯК вниз, уводя за собой из боя пару своих потрепанных ведомых. Спустившись до километра, он направил машину в сторону своего аэродрома, ориентируясь по компасу.
— «Воробушек», ты как? Дотянешь?
— Все в порядке, командир, постараюсь дотянуть, вот только хреново видно, — сказал Краснов, вытирая рукой залитое кровью лицо.
— «Налим», «налим»!
— «Налим» на связи! Я, командир, в полном порядке! Вас вижу, иду следом за «воробушком»! Если что, я его подкорректирую при посадке.
На подходе к аэродрому луч света от армейского прожектора разорвал темноту ночи ярким столбом. Он несколько секунд простоял в воздухе, а потом лег параллельно земле, высвечивая направление посадки возвращающемуся с боевого задания звену капитана Храмова.
Валерка
Зарулив на стоянку, он заглушил движок и только в этой тишине почувствовал и даже услышал, как бьется его сердце. Его руки в этот миг настолько ослабли, что он даже не смог поднять их. Так и сидел Краснов, прислонив окровавленную голову к разбитому фонарю, пока к самолету не подбежали дежурные технари, да приземлившийся первым, гвардии капитан Храмов.
Разбитый снарядом фонарь со скрежетом открылся. Техперсоналу дежурного звена представилась неприятная картина. Щека Краснова была разрезана острым осколком, а кровь через эту рваную рану, ручьем стекала на плечо и грудь лейтенанта.
— Жив!? — спросил Храмов, подхватывая «воробушка» под подмышки.
— Жив! — ответил тихо Краснов и только сейчас понял, что потерял много крови, и от накатившей на него слабости даже не может подняться самостоятельно. Надежные сильные руки боевых товарищей вытащили его из кабины и бережно положили на носилки.
— Счастливчик, — сквозь туман услышал Валерка, и черная пелена накрыла его сознание. От своей слабости он покатился словно под гору, и уже через секунду просто заснул.
— Давай мужики в ПМП его, скорее! — прокричал гвардии капитан Храмов.
Несколько пар рук закинули носилки прямо в открытый кунг подъехавшей полуторки-санитарки.
Очнулся Краснов от яркого света. Валерка взглянул в окно и увидел за стеклом почти бирюзовое бездонное небо, да шапку снега, лежащую на лапах вековой сосны. Он лежал на больничной койке в чистом нательном белье. Щека слегка вспухла, и неприятная боль свела судорогой половину лица. Краснов тронул щеку и почувствовал какой-то мягкий и тампон, примотанный к лицу широкой бинтовой повязкой.
— О, гляньте девчонки, красавчик наш проснулся, — услышал Краснов, и перевел взгляд на голос.
Рядом с койкой, на стуле в белом халате сидела «сестричка». Она держала Валерку за руку и с умилением и странной нежностью смотрела ему в глаза. Краснов улыбнулся девчонке, и острая боль пронзила всю левую сторону его головы.
— Ну, как наш орел? — послышался голос капитана Храмова.
Он, словно торнадо, влетел в палату, накидывая на ходу белый халат.
— А что ему будет? Жив! Ранение у лейтенанта легкое. Вон, очнулся уже! — сказала медсестра и, встав со стула, уступила место командиру звена.
— Жив, жив, бесенок! А мы думали, тебе совсем башку снарядом сорвало! В машине-то кровищи, будто свинью резали! Технари сейчас моют и латают твоего Яшку. Еще, браток, полетаешь! — сказал капитан, и сунул под подушку Валерке пачку папирос «Герцеговины Флор».
— Комэск тебя, Краснов, к награде представил. В одном бою завалить «Мессера» «Юнкерса», это поверь мне, настоящая удача и тянет на целый орден!
— «Налим» вернулся? — спросил Валерка, вспоминая, как ночью садился в полумраке после боя, «держась» за хвост ведущего.