Я - Русский офицер!

Шляпин Александр

Судьба этой девчонки с точностью повторяла Валеркину судьбу, и это настолько трогало его за душу, что даже на какое-то время Леночка просто вылетела из его головы.

— У тебя, наверное, есть девушка? — спросила Светлана, задавая провокационный вопрос.

Краснов не знал, что ответить. Соврать!? Сказать правду!? Просто промолчать!? Он ведь не знал, что случилось с Леди? Он не знал, где она и что с ней? Война развела их судьбы, и теперь было абсолютно непонятно, как в этих условиях жестокой войны жить дальше? То ли, вспоминая, блюсти ей верность!? То ли, забыть!? То ли, попробовать влюбиться заново

и заново окунуться в омут любви!?

— Была, до войны. Мы расстались 22 июня ровно в четыре часа пятнадцать минут. Я был уже далеко, когда немец бомбил Смоленск. — сказал Валерка, глубоко вздыхая.

— А сейчас, что с ней? — спросила Светлана, лукаво глядя из-под шапки.

— Я не знаю…

— Зайдем? — спросила Светлана, показывая на блиндаж дежурного звена.

— А твои подруги? — вопросом на вопрос ответил Валерка, не желая быть объектом подколок и всевозможных сплетен.

— Мои подруги на вылете. У них ночная бомбардировка. Мы же «ночные ведьмы», а ведьмы, только по ночам на своих ступах и летают. Ууууу! Я страшная, страшная ночная ведьма! — сказала Света, сделав страшную гримасу на своем лице, весело и звонко засмеялась.

— Ты, Света, не ведьма, ты — настоящая фея! — ответил Валерка, сделав девчонке комплимент.

— Спасибо! Так зайдем? — еще раз повторила она и, взяв Краснова за руку, потащила вниз по ступенькам.

В блиндаже было темно. В углу, в буржуйке, догорали дрова, высвечивая сквозь дырочки в дверце, кроваво-красные угольки.

Света зажгла «бздюх» и вся подземная «квартира» наполнилась тусклым интимным желто-красным светом.

— Вот так мы и живем, — сказала она, показывая помещение. — Тут вообще-то отдыхает дежурное звено, а мы живем в деревне. Это километра три от аэродрома.

Светлана вновь взяла Валерку за руки и приблизилась к нему почти вплотную. Валерка стоял, словно загипнотизированный, не смея даже шелохнуться. Он чувствовал её дыхание, тепло её щеки и приятный запах её волос, омытых отваром ароматных полевых цветов. С какой-то необычайной нежностью Светлана коснулась губами его губ, и в эту минуту Валерка словно очнулся. Он хотел сделать шаг назад, чтобы не поддаться своей слабости, но мужское начало стало брать свое. Краснов обнял Светлану и впился в её уста, как некогда целовал свою Леди. Возможно, в те минуты он представлял, что перед ним не старший лейтенант военно-воздушных сил, а все та же милая его сердцу, Леночка Лунева.

— Краснов, я хочу быть с тобой, — сказала Светлана, задыхаясь от проснувшейся в груди страсти и скидывая с себя армейский полушубок.

— Мне это очень нужно! Понимаешь, нужно-нужно, как женщине!

Эти слова настолько тронули Валерку, что он отпрянул от девчонки, как бы опомнившись от гипноза, и от её колдовских чар. Не мог, не мог он в эту минуту предать свою любовь, предать Ленку, которая занимала его сердце.

— Ты, не хочешь меня? — дрожащим голосом спросила Светлана и слеза блеснула в свете мерцающей коптилки.

— За последний месяц в нашей эскадрилье погибло пять девчонок. Пятеро не вернулись с задания… Мы все ходим по острию ножа и неизвестно доживем мы с тобой до конца этой проклятой войны, — сказала Светлана, и своими нежными пальцами осторожно коснулась шрама на щеке Краснова.

В этом касании было

что-то теплое, нежное и очень человечное, которое словно электрический импульс пробежал по душе лейтенанта.

Сердце Краснова забилось с новой силой и он, обняв девчонку, нежно поцеловал её. Он чувствовал, как Светлана плачет, он чувствовал, как вздрагивает ее тело. Только сейчас он понял, что Светлана, желая с ним близости, хочет просто отвести от своего сознания эти суровые прифронтовые будни и хоть на мгновение погрузиться в пучину человеческих чувств и глубину, хоть мимолетной, но горячей любви.

Разве мог он тогда осуждать эту девчонку? Разве мог он думать о ее доступности, ведь она, как и многие другие в любой миг могла погибнуть? Она могла умереть, так и не познав того, ради чего появилась на этот свет. Разве можно было осуждать и Краснова за измену, ведь он, видя весь ад этой войны, смог всем сердцем понять сущность бабской души, желающей тепла.

Аляска — Cибирь

Сталин размеренно расхаживал по кабинету, скрипя своими хромовыми сапогами по дубовому паркету. В руке он держал свою трубку, раз от разу прикладываясь к ней, втягивая в себя дым табака «Герцеговины Флор».

От постоянного курения трубки его седые усы были слегка окрашены в желтый табачный цвет, выдавая в нем заядлого курильщика. Сталин знал об этом, но не мог лишить себя этого удовольствия, считая, что это не та проблема, которая заслуживает внимания в эти роковые для страны дни. Да и дымящаяся трубка была знаком его настроения. Никто из ЦК не рисковал зайти в кабинет Кобы в тот момент, когда известная на весь Советский Союз трубка лежала на столе. Она, словно катализатор усиливала его гнев или милость, и это её волшебное действие передавалось приближенным Иосифа Виссарионовича из уст в уста.

У Сталина в данный момент было гораздо больше проблем с фронтом, и все они требовали срочного решения.

Враг, после зимы 41–42 года слегка отступил от столицы, но даже эти небольшие победы Красной армии не изменили положения по всей линии фронта. Враг продолжал наступать, занимая новые села и города.

Армия, потрепанная в боях первого года войны, как никогда нуждалась в полноценном обеспечении свежими резервными частями, в огромных количествах техники и самолетов, фуража и продуктов питания. Все эти проблемы заставляли Сталина изыскивать новые и новые формулы решения этих задач.

— Ви, товарищ Молотов, сознаете всю важность и конфиденциальность вашей поездки в Америку? — спросил Сталин, указывая дымящей трубкой в сторону министра иностранных дел Молотова.

— Несомненно, Иосиф Виссарионович. Литвинов лично мне сообщил телеграммой, что президент Соединенных штатов, Рузвельт, сам лично настаивает на встрече со мной по поводу военной помощи СССР. Америка готова помогать нам…

— Я хорошо осведомлен о судьбе конвоя PQ-17! Я так понимаю, что Рузвельт хочет предложить что-то более радикальное, чем тратить деньги на неосуществимые проекты, в которые немецкие подводники и летчики обязательно внесут свои коррективы. Госсекретарь США Корделл Хэлл уже проинформировал меня о предстоящей встрече с послом Соединенных Штатов Америки адмиралом Стендли, — сказал Сталин, пуская клубы дыма.