Я - Русский офицер!
Шрифт:
Сквозь перебивающие друг друга переговоры советских и немецких летчиков в эфире, Валерка вдруг услышал до ужаса знакомый голос. Среди помехи и треск, немецкий голос нырял в глубину неизвестности, и тут же вдруг всплывал извне, отборной русской бранью, вводя в заблуждение летчиков эскадрильи.
В сотую долю секунды Краснов вспомнил, кому принадлежит этот голос. Вспомнил веселого молодого немецкого фельдфебеля с сигарой во рту и его чистый, хорошо поставленный русский. Вспомнил и футбольный матч на поле смоленского авиационного завода, и подарок холеного и даже щеголеватого летчика-фашиста. За воспоминаниями следом всплыло и лицо его отца. Оно в тот момент как бы просило: «Убей его, сынок! Убей! Убей
В тот миг Валерка вспомнил рыдающую мать и спасенную им девушку, вытащенную им из искореженного вагона. Вспомнил и поцелуи Зориной Светланы, которая всего лишь два дня назад сгорела в своем У-2.
В тот миг из его груди вырвался жуткий протяжный стон, будто страшный свирепый зверь вселился в его душу. Старший лейтенант Краснов, сжав до боли свои зубы, со всей своей нечеловеческой яростью и ненавистью кинулся в эту кровавую карусель воздушного боя. За приступом мести прошлое будто перевернулось в нем. Все его мышцы, подчиненные только сознанию и силе воли, включились в настоящее, и он всей своей шкурой в полном объеме ощутил жестокие реалии боя.
Валерка инстинктивно вращал ручкой управления «ЯКа» и через свой гнев ловил в перекрестие прицела страшные черные кресты пауков, распластавшиеся на плоскостях немецких самолетов. Он с силой жал на гашетку, и с каким-то удовольствием всаживал в этот ненавистный ему символ фашизма, очередную порцию разрывных пушечных снарядов.
Куски перкали, рваного алюминия в ту секунду отвалились от крыльев и хвоста немецкого самолета. «Мессер» вдруг, вспыхнув факелом, тут же свалился в штопор и, объятый пламенем, понесся в сторону земли, пронзительно завывая, словно огромный раненый зверь. Самолет падал, оставляя черный шлейф дыма и с каждой секундой, все ближе и ближе приближался к своей смерти, пока где-то внизу он не превратился в огромный клубок бурлящего огня.
Вновь и вновь Валерка бросал свой «ЯК» в драку и, заходя на виражи, выжимал из своего самолета последние лошадиные силы. Он, то взбирался в горку, то вращаясь, бочкой врезался в стаю «Фокеров» и «Мессеров», выхватив очередную жертву, беспощадно рубил лопастями и мощью двигателя «Яка» небо своей любимой России. Выводя свою машину в хвост очередного «трефового туза», он хладнокровно, без всякой жалости давил на гашетку и вновь от его самолета отделялись красные пунктиры, которые, пронзив хрустальный воздух, устремлялись в сторону вражеских самолетов. Дымный шлейф трассирующих снарядов пронизывал врага, словно стрелами Зевса, разрывая фюзеляж немца на куски. Даже за ревом двигателя Валерка отчетливо слышал, как снаряды, пущенные из его пушек, со странным жужжанием впивались в хищное темно-зеленое тело немецкого самолета. Он отчетливо видел, как, попав, его карающие мечи разорвали на куски бронированный плекстигласс фонаря вместе с головой бравого фашистского аса. Кровь и мозги летчика разлетелись по кабине и очередной «мессер», «застонав», «завыв от боли», устремлялся к земле, унося мертвое тело врага в небытие.
В тот момент Краснов совсем не принадлежал себе. Он был, словно избранный богом палач, который своим топором сеял возмездие, исполняя приговор Родины. Он был тем оружием, которое несло на себе кару за страдания его народа, его родных и близких. Он громил и громил врага на пределе своих сил и возможностей и эта яростная месть настигала фрицев, не давая им никаких шансов на жизнь.
За круговертью боя он не заметил, как загорелся самолет капитана Храмова. Лишь после крика и отборного мата своего командира, раздавшегося в наушниках, он увидел, как «Мессер», с нарисованным на борту страшным «волком» и номером 042, всадил в «ЯКа» капитана целую очередь. Он словно хищник, словно трус, незаметно подкрался снизу от земли и против всех законов аэродинамики,
«ЯК-3» Храмова вспыхнул мгновенно. Шансов выпрыгнуть с парашютом у капитана не было. Объятый пламенем истребитель, словно шаровая молния понесся вниз, рассыпая по небу яркие магниевые искры горящего алюминиево-магниевого сплава. Со всего разгона, всей своей массой, он рубанул своими лопастями тучное тело «88 Юнкерса». Огромной силы взрыв бомбардировщика разметал оба самолета на мелкие фрагменты, которые, словно метеоры Леониды в теплую летнюю ночь, тут же посыпались на землю огненным дождем.
— Суу-кк-ка! — заорал Краснов и бросился на воздушного «волка» со всей яростью.
Ему хотелось порвать этого немецкого аса на куски, хотелось раздавить его, и вогнать его труп в землю, так чтобы никто ни в какие времена не нашел его могилы.
«Мессер» вращался в воздухе, словно уж на сковороде. Он, то взмывал в небо, то камнем падал вниз, стараясь сбросить висящего на хвосте «Воробушка». Краснов старался просчитать действия, его маневр, но фриц, словно бешеная муха постоянно выскальзывал из прицела и очереди трассеров проносились мимо самолета врага. Зная, что на виражах «Мессер» слабоват, Валерка, сидя на хвосте аса, старался загнать его на длительный вираж, чтобы, срезав путь, распороть его борт огнем своих пушек. Всего три секунды преимущества «ЯКа» против «Мессершмита» при развороте, давало приличную фору и возможность поставить точку в воздушном бою и отомстить за капитана. Но сто девятый «Мессер» крутил в воздухе такие фигуры пилотажа, что уловка Краснова в этот раз не сработала. Немец как чувствовал, что за ним началась настоящая охота, и это придавало ему еще больше азарта и боевого куража.
Звонкий звук затвора и старший лейтенант понял — пусто! Еще раз, он с надеждой на чудо передернул затворы пушек, но опять услышал звонкий лязг пугающей пустоты пулеметных лент. Ожидания выстрелов рухнули, как рухнули и надежды на месть. Все, боекомплекта не было! Не суждено было ему исполнить сегодня свое предназначение и это придавало еще больше злобы и ярости к хитрому врагу. Немец тоже почувствовал, что у Краснова закончилось боепитание. Бросив свой самолет к земле, и маневрируя среди перелесков, он исчез из вида, так и не ввязавшись в драку. Вероятнее всего он ушел на свой аэродром, чтобы, пополнив свой запас горючим и снарядами, вновь вернуться в бой.
— «Налим», «налим», Ваня, я пуст! Прикрой меня! Уходим на базу! — сказал Валерка в ларингофон, пытаясь глазами обнаружить убежавшего фрица.
— «Воробушек», я понял, уходим на базу! У меня тоже топлива — резерв! — сказал Заломин и, вися на хвосте Краснова, последовал за ним.
Выйдя из боя, пара потрепанных «ЯКов», словно с горки спустившись к земле, развернулись в сторону своего аэродрома и так же, как немец, скрылись, слившись с растительностью.
Приземлившись, Валерка, соскочив с плоскости, просто рухнул от усталости на траву лицом вниз. Вся его гимнастерка была мокрой от пота. Он настолько вымотался, что, даже не смотря на технарей, окруживших машину, да подъехавшего командира полка, продолжал лежать. Всего несколько минут на отдых, и он, собрав в кулак оставшиеся силы, поднялся, отряхивая сухие травинки, прилипшие к комбинезону.
— Товарищ полковник! В результате воздушного боя звено гвардии капитана Храмова уничтожило четыре самолета противника. Командир звена гвардии капитан Храмов в бою геройски погиб, таранив бомбардировщик врага, — доложил Краснов и стянул с себя шлемофон.
Душевная и нестерпимая боль потери командира капитана Храмова сжала сердце старшего лейтенанта и он, стиснув зубы, добавил: — Он, товарищ полковник, погиб, как настоящий герой.
— Ты, сам-то, как? — спросил полковник, также сняв фуражку.