Я с тебя худею
Шрифт:
Его слова буквально размазали меня по барной стойке, как подтаявшее масло. Высшая похвала от бывшего научного руководителя, нынешнего босса и… объекта воздыхания за последние несколько лет.
Невольно вспоминаю слова своей лучшей подруги о том, что все эти годы я на самом деле просто прячусь за влюбленность к Аксенову, чтобы больше не встречаться с реальными парнями. И впервые всерьез задумываюсь над ее словами. А так ли я влюблена в Виктора Максимовича, как думаю?
— Вы не против, если я опубликую ваш обзор на нашем сайте?
— Конечно, —
— Давайте встретимся завтра и обсудим подробности, скажем в обед.
— Думаю, это будет отлично.
Мы обмениваемся парой незначительных фраз и прощаемся. Заканчиваю разговор, кладу телефон и, прыгая на месте, тихо взвизгиваю.
— Ого, — мрачно говорит Соколов, выходя из ванной. Его лицо и кожа по всему телу такого красного цвета, как будто он зашел под душ с кипятком.
Я переполнена желанием поделиться радостью и поблагодарить его. В конце концов, это ведь была его идея — написать этот обзор. — Будь тут Милаш, он бы с радостью разделил твой щенячий восторг.
— А ты был бы не рад за меня, если бы…?
— Извини, но я не испытываю ни капельки радости, каждый раз, когда тебе звонит этот пижон, — перебивает он и садится на диван.
— Но я хотела только сказать…
— О чем я только думал? — бормочет он, превращая подушку на диване в грушу для битья. — С самого начала знал, что ты неровно к нему дышишь…
— Что?
Сажусь рядом с ним и выхватываю несчастную подушку, спасая ее от последовательных ударов.
— Что ты творишь? — сердито смотрю на его распаленное лицо и слушаю его запыхавшееся дыхание. — Прекрати, пожалуйста.
Он не смотрит на меня, прячет глаза куда угодно, меня это бесит, хочется заставить его успокоиться. Я и забыла, каким импульсивным бывает этот парень.
— Ладно, не хочешь говорить, тогда слушай, — закатываю глаза при виде его хмурой физиономии. — Если бы я не знала, что ты слишком самоуверенный, чтобы ревновать, подумала бы, что ты…
Он фыркает, раздув ноздри, вызывая у меня невольную улыбку.
— Что я — качок-недоумок?
— Переубеди меня.
Леша поворачивается ко мне делая тяжелый, протяжный вздох и устало потирает лицо ладонями.
— Что между нами, Ермакова?
— Эм…
Хотелось бы и мне это знать. Если бы не моя нездоровая одержимость Аксеновым (в которой я уже начинаю разочаровываться) и не его скорый отъезд, у нас мог бы быть шанс? Киваю на свой собственный безмолвный вопрос, но как объяснить все это Соколову. Кажется, у него вот-вот поедет кукушечка. Его уверенность в себе как рукой сняло после этого звонка. Он выглядит уязвимым как никогда.
В курсе ли он, как мне хочется обнять его в этот момент?
— Ты же знаешь, что я испытываю к тебе? — смотрит на меня исподлобья, как ребенок, ей Богу! — Кстати, еще с четвертого класса…
— Скажи, — шепчу я, теряя голос от его обжигающего огня в глазах. Мне кажется
– А, разве я никогда не говорил?
Шумно сглатываю и мотаю головой, уже не в силах говорить. И как вообще реагировать. Мне еще никто и никогда не признавался в чувствах.
— Кажется, это называется «неразделенной любовью», — он пожимает плечами, произнося это с легкостью и каким-то будничным тоном.
Я ворошу в памяти все школьные годы, которые, как мне казалось, он отравил своим постоянным присутствием. Но неожиданно вижу все ситуации под другим углом, и они больше не кажутся мне жуткими. Напротив, если бы тогда я хотя бы немного приспустила розовые очки и завесу неприступности, возможно расценила его поступки, жесты и слова совсем по-другому. Они показались бы мне даже… милыми. Может, права была Маруська все это время, когда говорила, что я воспринимаю Соколова в штыки, потому что сама боюсь в него влюбиться?
Придвигаясь ближе к Леше и беру его за руку, отчего от вздрагивает от неожиданности. Шепчу тихо-тихо, почти неслышно, умирая от волнения:
— Вот прям такая уж «неразделенная»?
Глава 24. Москва близко!
На утро я просыпаюсь в кольце крепких рук. Чувствую теплое, размеренное дыхание на шее и прикосновение колючей щетины к нежной коже за ухом. Все это мне в диковинку, лежу и прислушиваюсь к своим ощущениям и вспоминаю обрывки наших ночных разговоров. Мы обсуждали каждый инцидент и каждую нашу стычку в школе. Если бы мне сказали, что я проведу ночь у красивого парня, который не притронется ко мне и пальцем, но я все равно буду считать эту ночь лучшей в своей жизни — я бы покрутила у виска.
Осторожно приподнимая руку Соколова, я медленно выползаю из постели и тихо пробираюсь в ванную. Леша даже не шевелится, так крепко спит.
С зеркала на меня смотрит сонная, помятая, но какая-то другая версия меня. Мои глаза еще никогда так не лучились счастьем, как сегодня.
«Все-таки, я в него влюбляюсь, блин!» — обезоруживающая и откровенная, но, все же, очевидная констатация происходящего. Разве могло быть по-другому? Мы же проводим почти все свободное время вместе. Лучше, чем Соколов меня знает только Маруська. Но это не точно.
Привожу себя в порядок, переодеваюсь в джинсы и немного подкрашиваю глаза, чтобы придать лицу свежести. Когда я выхожу из ванной, Леша уже не спит. Он сидит на краю постели и трет заспанное лицо.
— Доброе утро, — он такой смешной спросонья, не могу удержаться от улыбки. Подхожу к нему и тереблю его и без того спутанные волосы. — Как спалось?
— Слишком мало, — ворчит он, заключает меня в объятия и утыкается лбом в мой живот.
— Хочешь приготовлю блинчики?
— В моем доме отродясь не было муки, Ермакова… и в твоем не должно быть.