Я сижу на берегу
Шрифт:
– Ладно, пусть так. Я дурак, но все–таки я прав, когда говорил, что есть ситуации, когда надо пасовать?
– Конечно, прав. Если нет мозгов, то пасовать надо до раздачи колоды. Еще лучше – не садиться играть совсем.
– Хорошо, у меня нет мозгов. Но у тебя есть мозги. Чем тебе могут помочь мозги при таком плохом раскладе?
– Нормальный расклад, не понимаю, почему ты называешь его плохим.
– Ты будешь вистовать?
– Нет, я не буду вистовать.
– Значит, я прав, и ты будешь пасовать?
– Ты дурак, Рубен. При таком раскладе ни один нормальный человек пасовать не станет.
СЫР
Миша думает гораздо быстрее меня. Понятно, что пока он думает, он успевает перебрать тысячи вариантов. Мы живем с Мишей в одной комнате, я знаю его целую вечность. По сравнению с нашим возрастом, восемь лет, на самом деле, почти вечность. Все эти годы Миша умел безошибочно выбрать лучший вариант. Даже если вариантов было совсем мало. Даже если вариантов было два.
Сегодня я не понимаю Мишу. Миша долго думает, молчит. Когда Миша молчит, я почти всегда тоже молчу. Разговорить Мишу очень трудно. За долгие годы он приучил меня молчать вместе с ним. Я, как всегда, молчу и жду, пока Миша заговорит первым. Мне не остается ничего другого. Мне мало чего остается, но выбор у Миши еще меньше. Если он заговорит, ему придется терпеть меня. Я могу разговаривать со всеми. Миша может разговаривать только со мной. Со всеми остальными Миша может только весело болтать и улыбаться. Впрочем, даже болтать ему не обязательно. Достаточно и улыбки. Мишиной улыбки достаточно.
Иногда я не выдерживаю и говорю. Иногда мне не с кем поговорить, иногда говорить просто необходимо. Так и сейчас.
– Миша, есть будем?
– Будем.
– Я достану колбасу из холодильника?
– Подожди, я еще не выбрал.
– А чего выбирать? В холодильнике только колбаса.
– Там колбаса и сыр.
– Нет там никакого сыра. Ты последний сыр позавчера съел.
– Там есть сыр, я точно помню.
Миша любит сыр. Почти никто в доме престарелых не покупает сыр. Покупать сыр невыгодно. Если сыр не съесть быстро, он засыхает и становится горьким и невкусным. Ломтики сыра медленно черствеют, сворачиваются в некрасивые жесткие корки. Но нам с Мишей все равно. Миша научил меня, что засохший сыр так же полезен, как и свежий. Засохший сыр не плесневеет и не портится. Когда мы покупаем сыр, я нарезаю его на тонкие ломтики. В холодильнике ломтики сыра могут храниться очень долго. Все, что мы покупаем, Миша советует есть с большим количеством хлеба. Так выгоднее и логично. Сыр – исключение. Сыр Миша ест медленно, смакуя каждый кусочек и растягивая удовольствие. Миша никогда не ест сыр с хлебом. Миша никогда не ест свежий сыр.
Я думаю не так быстро, как Миша. Но все же могу думать.
– Знаешь, Миша, ты меня извини, пожалуйста, я вчера сыр съел.
– Без меня?
– Без тебя. Я не прав, конечно, но так получилось. Просто захотелось сыра, я его и съел.
– Там оставался последний кусочек.
– Правильно. Там оставался последний кусочек, и я его съел. Но ты на меня не сердишься, правда? Будешь есть колбасу?
– Давай колбасу.
Мы едим колбасу с хлебом. Как всегда, Миша старается откусывать от куска хлеба побольше, а от колбасы поменьше. Как всегда, после хлеба с колбасой
Миша хмурится.
– Рубен, почему чай без сахара?
– Извини, я забыл положить сахар.
– Дурак.
– Я знаю.
Миша сердится все больше. Он почти зло смотрит в пол. Почти как раньше, в детдоме, когда ему не удавалось убедить в чем–либо Серегу. Почти как тогда, после ссоры с директором.
Миша набирает полную грудь воздуха. Выдыхает. Я знаю, что таким образом он пытается не сорваться и не наговорить мне лишнего. Мы с ним знаем, что грубить друг другу в нашей ситуации глупо.
– Рубен, – говорит Миша, – я не могу перемножать в уме шестизначные цифры… Я не могу перемножать в уме шестизначные цифры, – повторяет Миша после паузы, и я начинаю понимать, что Миша злится очень сильно. Миша не стал бы повторять одно и то же несколько раз.
Миша молчит. Я понимаю, что все, что я сейчас могу сказать, не будет иметь никакого смысла, но все–таки пытаюсь.
– Ну и что? Я тоже не могу. Я и трехзначные еле перемножаю.
Про шестизначные цифры Миша повторяет мне почти каждый день. Я каждый день отвечаю на это одно и то же. Но Миша все еще злится, и поэтому я стараюсь продолжить разговор.
– Ты уже давно не можешь перемножать в уме. Что с того?
– Давно, – соглашается Миша.
Миша поднимает голову, смотрит на меня. Я вижу, что с каждым месяцем ему все труднее держать голову на весу. Миша смотрит на меня, и я понимаю: то, что он сейчас скажет, очень и очень важно. Медленно, как ребенку, Миша проговаривает слова. От этих слов мне становится плохо. Миша это знает, но он никогда не боялся сделать мне больно.
– Я глупею, – говорит Миша. – А ты – умнеешь. С сыром у тебя хорошо получилось. И с чаем хорошо. Раньше ты бы не успел среагировать так быстро. Раньше ты был медленнее.
Миша устает держать голову. Он опускает голову на подлокотник коляски и продолжает:
– Не ври мне. Отвечай быстро. Я забыл, сколько кусочков сыра мы съели. Так?
– Так.
– Чтобы успокоить меня, ты притворился, что забыл положить сахар в чай. Так?
– Так.
Я отвечаю на Мишины вопросы быстро. Я знаю, что если буду отвечать медленно, то сделаю Мише только хуже.
– Ты был не прав. Твоя забывчивость не успокоила бы меня. С чаем у тебя получилось особенно плохо.
Я понимаю. Я понимаю, что сделал глупость. Миша все еще умнее меня. Я проиграл в очередной раз.
– Да ладно тебе, Миша, я ж как лучше хотел. А как ты догадался?
Миша еле заметно улыбается. Или мне кажется, что он улыбается.
– Все просто. За три года ты ни разу не забыл про сахар.
– А с сыром?
– С сыром еще проще. Понимаешь, я уже не помню все партии Алехина и Эйве. Раньше помнил.
Миша улыбается. На этот раз я уверен, что он улыбается. В последнее время Миша улыбается, только когда вспоминает, каким он был раньше.
– А с сыром проще, чем с шахматами, – продолжает Миша. – Я не помню все партии Алехина, но я помню, что Алехин играл лучше Эйве. И буду помнить об этом до конца. Я не смог запомнить, сколько сыра мы съели, но уверен, что ты не стал бы есть мой сыр. Ты дурак, Рубен. Ты умнеешь, но не настолько быстро, чтобы есть сыр тайком от меня.