Я сноходец

Alex O`Timm

Глава 5

Школа

Ох уж этот английский! Бабуля, как и обещала, перешла на него в общении со мной. Мои попытки отвечать или по-русски, или по-французски, она начисто игнорировала. Первое время было очень трудно, правда иногда встречались похожие слова, примерно так же звучащие и в другом языке и это здорово мне помогало. Если же я пытался увильнуть от бабушкиного учения, следовало незамедлительное наказание. Нет, никаких силовых методов не использовалось, просто бабуля переходила на английский без объяснения слов, по принципу догадайся сам. И если не догадывался оставался без того что нужно было понять. Иногда этим оказывалась вещь, о которой я просил бабулю, а иногда и завтрак. Попробуй угадать название блюда, если оно не похоже ни на что услышанное до сих пор, а именно это и было приготовлено заботливой бабушкой. В итоге я пил пустой чай, а бабуля сидя напротив меня с аппетитом поглощала

приготовленное ею печенье или что-то еще. Ничто так не стимулирует желание поскорее выучить чужой язык как пропущенный завтрак, особенно если уверен, что приготовленное бабушкой блюдо очень вкусное. Нет, я не оставался голодным, но вместо приготовленной вкуснятины, довольствовался дежурным бутербродом или другим блюдом, название которого мог произнести по-английски.

Ближе к школе я уже мог, так или иначе объясниться с нею на языке Шекспира, хотя бабуля почему-то называла его проходимцем и мелким подхалимом, предпочитая называть английский, языком Вальтера Скотта, или Редьярда Киплинга. Впрочем, никогда не объясняя своих слов.

По общему согласию со своей бабушкой, перед школой мы проехались по магазинам и купили мне одежду местного производства. Не сказать, чтобы она была плоха, но по сравнению с импортной разумеется выглядела не очень. Куплена же была для того, чтобы не слишком выделяться на общем фоне среди одноклассников. Хотя бы для того, чтобы не порождать зависть. К тому же по чьему-то велению, с этого года нас заставили приходить в школу в школьной форме. Правда все это продолжалось не больше месяца вначале учебного года, и после, только в случае если в школу намечалось прибытие какой-нибудь комиссии, о чем нас предупреждали заранее. Все остальное время каждый носил то, что ему больше нравилось, придерживаясь лишь формулы: темный низ — светлый верх. И всех все устраивало. Хотя завистники все же появились, особенно после традиционного сочинения, «Как я провел лето». Описанная мною поездка во Францию вызвала вначале недоверие и смех, после того, как учительница вслух прочитала мое сочинение комментируя его. Преподавательница, даже попыталась снизить мне оценку за мою неуёмную, по ее словам, фантазию, в свете выступления Парижских пожарных. Пришлось на следующее занятие принести одну из обувных коробок с фотографиями. Правда выбрал из всех имеющихся самые на мой взгляд безобидные, рассказывающие только о последних днях пребывания в Париже и параде в честь дня независимости. Представляю, что бы было если бы я рассказал о наших поездках по стране. А так вполне скромно. Мол поехали по служебной надобности, заодно и парад посмотрели. Именно эту мысль я и постарался довести до умов одноклассников и учителя.

Как и было предсказано, с этого года «Французы» были раскиданы по другим языковым группам. Некоторые попали к «Немцам», остальные к числу которых отнесли и меня к «Англичанам». В принципе большого ущерба это не нанесло, исходя из того, что французский, как и другие языки изучались всего год. И если я, благодаря бабушке дошел до свободного общения на Французском, одноклассники, занимавшиеся вместе со мною, выучили всего несколько слов и алфавит. Хотя разумеется некоторые из родительниц требовали, чтобы администрация школы нашла другого учителя, взамен ушедшего в декретный отпуск. Но их возмущения были оставлены почти без ответа. В качестве разумного выхода из создавшегося положения, особенно крикливым было предложено перевести детей в другую школу, где подобный преподаватель имелся. Благо, что эта другая школа располагалась всего лишь в трехстах метрах от нашей, достаточно было пройти через стадион. И кое-кто действительно перевелся туда. А вообще, распределение учеников по школам при поступлении в первый класс, проходило не понятно по каким принципам. Чтобы записаться в школу моим родителям пришлось идти не к директору данного учебного заведения, а в РайОНО, именно оно занималось распределением школьных мест. И уж не знаю, какими принципами там руководствовались, но направление мне дали не во вторую школу, которая находилась возле моего дома, и даже не в третью, находящуюся в трехстах метрах за стадионом, а в седьмую, расположенную на другом конце нашего района. Увидев направление, мама подняла такой скандал, что, наверное, еще немного и из окон повылетали бы все стекла, но все-таки добилась перевода в школу, расположенную возле нашего дома. Но так получилось, что из нашего дома в эту школу ходили только мы с сестрой. Видимо остальным родителям было или все равно, или они просто не додумались пойти по стопам моей мамы.

Что интересно с бабушкой мы занимались только языком, но как ни странно и остальные предметы у меня пошли гораздо лучше. Возможно бабуля тут и не причём, а просто у меня стало больше времени на учебу, но так или иначе оценки за знания здорово подросли, да и учиться почему-то тоже стало интереснее.

К новогодним праздникам, благодаря бабушкиным урокам, я говорил на английском

уже почти свободно, немного отставал письменный Английский, за счет ошибок, допускаемых мною при написании слов. Получалось примерно так же, как и с Французским языком. Разговаривал я практически свободно, а вот на чтение и письмо, время почти не выделялось, за исключением школьных занятий. Бабуля вначале очень удивлялась моим заниженным оценкам, пока я сам ей не объяснил в чем мои проблемы. После этого, мне пришлось заниматься еще и чтением. Для моего развития тут же нашлась книга Вальтера Скотта «Айвенго», которую мне предстояло прочесть в подлиннике. Почему-то бабушка напрочь не переносила Вильяма Шекспира, всегда отзываясь о нем с немалым презрением. Как ни странно, книга в первых главах дававшаяся с трудом, постепенно пошла и к середине романа, я ее проглатывал уже безо всякого словаря. К тому же совершенно незаметно у меня поднялась грамотность и вскоре я уверенно вышел в отличники. К концу учебного года даже стало как-то неинтересно. Читая в подлинниках Скотта и Диккенса, я не находил ничего для себя нового в учебнике английского, поэтому на уроках чаще дремал, чем занимался делом. Из-за этого несколько раз схлопотал двойку по поведению, после чего по совету бабули, в один из дней принес с собой небольшой сборник сонетов Шекспира, хотя бабушка и всячески противилась этому, но ничего более компактного другого автора найти просто не удалось. А тащить с собою огромный том Вальтера Скотта было просто лень. Придя на английский, я просто раскрыл брошюрку и начал ее читать. Увлекшись забыл где, я нахожусь и совершенно перестал обращать внимание на учителя. Очнулся после того, как меня несколько раз толкнули с задней парты и тут я услышал свою фамилию.

— Зверев, может ты расскажешь всему классу чем занимаешься на уроке, вместо Английского языка?

— Английским, Раиса Исхаковна. — Отвечаю я, поднявшись со своего места.

— Что-то я не вижу у тебя на парте учебника, зато прекрасно вижу постороннюю книгу.

К моему удивлению. Диалог происходит на русском, видимо для того, чтобы остальные ученики в классе, лучше поняли мою вину, которой я за собой совсем не вижу.

— И что же мы читаем? — продолжает учительница наш диалог.

— Сонеты Шекспира. — отвечаю я ей.

— Что ж, я согласна с тобой что сонеты довольно занимательное чтение, но дело в том, что сейчас у нас урок английского, и здесь и сейчас принято и говорить, и читать именно на этом языке.

— Но я и читаю на нем, — отвечаю я ей и для примера зачитываю один из сонетов.

From fairest creatures we desire increase,

That thereby beauty’s rose might never die,

But as the riper should by time decease,

His tender heir might bear his memory:

But thou, contracted to thine own bright eyes,

Feed’st thy light’s flame with self-substantial fuel,

Making a famine where abundance lies,

Thyself thy foe, to thy sweet self too cruel.

Thou that art now the world’s fresh ornament

And only herald to the gaudy spring,

Within thine own bud buriest thy content,

And, tender churl, mak’st waste in niggarding:

Pity the world, or else this glutton be,

To eat the world’s due, by the grave and thee.

— В переводе это звучит примерно так. — продолжаю я и вновь заглянув в книгу перевожу написанное там.

От всех творений мы потомства ждем,

Чтоб роза красоты не увядала,

Чтобы, налившись зрелостью, потом

В наследниках себя бы продолжала.

Но ты привязан к собственным глазам,

Собой самим свое питаешь пламя,

И там, где тук, ты голод сделал сам,

Вредя себе своими же делами.

Теперь еще и свеж ты и красив,

Весны веселой вестник безмятежный.

Но сам себя в себе похоронив,

От скупости беднеешь, скряга нежный.

Жалея мир, грабителем не стань

И должную ему отдай ты дань.

Когда я заканчиваю перевод, учительница стоит уже возле меня смотря в мою книгу и как бы проверяя, не мистифицирую ли я ее, но в книге действительно присутствуют только английские тексты, поэтому она удивленно произносит.

— Ты хочешь сказать, что свободно читаешь Шекспира в подлиннике, или просто издеваешься на до меня выучив пару сонетов и перевод к ним?!

— Ничего я не учил. — отвечаю я и протягиваю ей брошюрку. — Выберите сами любой текст, проэкзаменуйте меня.

Внимательно взглянув на меня, учительница разворачивается и направляется к учительскому столу. В этот момент звучит звонок Раиса Исхаковна объявив окончание урока просит меня немного задержаться.

— Я понимаю, что тебе не интересно находиться на уроке, потому как даже я читаю того же Шекспира, только со словарем, но все же давай придерживаться правил и постарайся в следующий раз не привлекать к себе внимания, а использовать учебник в качестве наглядного пособия, но никак не постороннюю книгу. В конце концов до окончания учебного года осталось совсем немного. Хорошо?