Я Страд
Шрифт:
Я поднял глаза и улыбнулся ей. Она неуверенно улыбнулась мне в ответ.
Это было началом.
Но я не успел ничего добавить к сказанному мною. Вернулся Улрич. Татьяна ибо отныне я именно так буду звать ее - опять вздрогнула, выпрямилась и отшатнулась от него, как ребенок, застуканный рядом с банкой с вареньем. Он заметил это, но не стал делать ей замечания. Он отодвинулся в сторону и вошел второй человек. Меня коротко представили брату Григору.
Его небесного цвета одеяние показалось мне знакомым, но в те времена, когда леди Илона управляла делами, этому субъекту не позволили бы даже чиститьгоршки на кухне. Он был молодой и энергичный, но очень грязный,
И только из уважения к ней я приподнялся и поклонился этому священнику.
– Вам следует сидеть и отдыхать, лорд Василий, - сказал он.
– Вы очень бледны.
Это я знал и без него и не собирался заострять их внимание на цвете моего лица.
– Благодарю, брат, но мне уже лучше. У меня случались подобные... припадки и раньше. Мой лекарь считает их довольно неприятными, но абсолютно неопасными для других. Кружка воды - все, в чем я нуждался, и Марина была так добра, что напоила меня.
Я кивнул ей и она поняла, что ей не следует рассказывать о том, что в действительности произошло междк нами.
– Вы должны заглянуть в госпиталь при нашей церкви, чтобы пройти обследование, - продолжал он, чтобы хоть как-то оправдать свое ненужное присутствие.
Представив набитую мухами и такую же грязную, как и он сам, больницу, я вовсе не загорелся желанием воспользоваться его приглашением. Но не успел я ответить отказом, а он уже начал беглый осмотр.
Его рука легла на незащищенную кожу моего лба и обожгла меня.
Она была такой горячей. Огненной.
Я затрясся и дернулся назад.
– Нет, не надо!
– В чем дело?
– удивился он.
Я выдал первую ложь, которая пришла мне на ум:
– Извините меня, брат Григор, но давным-давно меня ранили в голову. Любое внезапное движение вроде вашего...
– Я пожал плечами, всем своим видом показывая, что прошу у него прощения за свою "слабость".
Улрич отступил немного назад, а Григор принялся выражать соболезнования по поводу того, что насколько же крепко потрепала меня жизнь. Старое ранение в голову прекрасно объясняло мои странности. Пусть уж считают меня чудаковатым, чем докопаются до правды; а для меня будет намного лучше, если я поскорее уберусь отсюда, пока этот святой юноша не дотронулся до меня опять. Он был истинным верующим и, пока он не начал замечать ничего необычного, я должен был держаться от него на расстоянии.
Я передал ему золотой слиток (не дотрагиваясь до него) как пожертвование его церкви и дал им недвусмысленно понять, что хочу уйти. Улрич несмело предложил мне остаться на ночь, но я любезно отказался. Он, похоже, обрадовался. Это все расставило по своим местам.
– Но как же книги, ваша светлость?
– спросил он.
Я бросил ему тяжелый мешочек с золотыми монетами.
– Это только малая часть твоей награды. Завтра я вернусь с остальным.
Он не пропустил мои слова мимо ушей. Я понял это по тому, с каким беспокойством он посмотрел на мою покупку.
Прежде, чем повернуться к двери, я, избегая Улрича и Грегора, взглянул на Татьяну.
"Жди меня", - мысленно приказал я ей.
* * *
Улрич со своей скупостью установил правило: всем рано ложиться спать, возможно для того, чтобы сэкономить на свечах. Вскоре после моего ухода брат Грегор уполз в какую бы там ни было нору, где он жил, и в доме стало темно и тихо, как в гробу. Я не случайно выбрал такое сравнение, ибо это место действительно было угрюмым и безжизненным, словно могила. И мысль о том, что Татьяна вынуждена прозябать в этой дыре, просто выводила меня из себя.
Я с легкостью опять проник вовнутрь и, крадучись, пошел разыскивать
Татьяну. Улрич отвел себе огромную спальню, старый слуга спал в кладовке, а она - в маленькой комнатке рядом. Я тихо постучал в дверь; превратись я в дым, это только испугало бы ее.
Но она все равно дрожала от страха, или, по крайней мере, так мне показалось, когда она спросила, кто там.
– Это я, - прошептал я.
– Впусти меня, Татьяна.
Щелкнула задвижка и она появилась на пороге. Она затаила дыхание и сердце ее билось в такт с моим; я слышал его удары.
Запертые двери не были для меня новостью, но внутри одного дома замки и засовы как-то ни к чему. Именно об этом я ее и спросил, очутившись в комнате и дождавшись, когда звякнет щеколда.
Она смутилась.
– Вилли сделал это для меня. Он думал...
– Что это может тебе пригодиться?
Она кивнула.
– Против папы Лазло?
Она потупилась.
– Вилли считает, что я не должна здесь находиться без няньки.
– Тогда Вилли мудрее брата Грегора.
– Но папа Лазло был по-своему добр ко мне. Он сказал... сказал, что если брат Грегор одобрит его, он отменит удочерение и... и...
– Женится на тебе?
Не поднимая глаз, она опять кивнула.
– Как великодушно с его стороны, - сказал я сухо.
Она почувствовала мое презрение и посмотрела на меня с такой печалью, что ее взгляд мог бы растопить камень.
– Мое место не здесь, да?
– Нет. Вольному соколу не место в клетке.
– Расскажите мне обо мне. Я не перестаю повторять мое имя, но оно мне незнакомо. Я пытаюсь вспомнить зомок, о котором вы говорили, но у меня не получается.
– Ты все вспомнишь.
– Как? Пожалуйста, помогите мне.
Обстановка комнаты была скромной и убогой. В углу стояла узкая кровать и, кроме нее и колченогого стула, присесть больше было не на что. Ну тогда к черту все приличия.
– Иди сюда, - сказал я и усадил ее на кровать. По ее лицу я увидел, что она вдруг застыдилась своей бедности. Я придвинул к ней стул, очень, очень осторожно, чтобы не дотронуться до нее. Как бы мне ни хотелось этого, подходящий момент еще не настал.
– Татьяна, когда-то давным-давно ты была помолвлена с могущественным правителем Баровии. Он любил тебя, боготворил тебя и в этой жизни желал одного: твоего счастья. Но при его дворе нашлись предатели, которые позарились на его богатство и власть. Они встали между правителем и тобой и уничтожили и разграбили все хорошее. Ты попала... в ловушку черного зла той ночи. Произошло много ужасных вещей и я думаю, именно поэтому ты и потеряла память. Я думаю, боги хотят, чтобы ты не помнила зла...