Я Свет и Я Тьма, советую, не Дразните Меня
Шрифт:
Глядя на дочь, будто парящую над постелью в неестественной позе, он медленно отступал и крестился, пока спиной не уперся в стену, не веря тому, что видит:
– Это что же, в нее вселился дьявол?
– Еле слышно прошептал он, повернувшись к Кастуччи.
– Не говори глупостей!
– В голосе крестного слышалось нескрываемое раздражение. Он глянул исподлобья на корчащегося в муках Джакомо.
– Знаешь ведь, что в таком состоянии нельзя совать пальцы в рот... Скажи спасибо, что не откусила и сиди тихо! Ты нас отвлекаешь...
Спустя
– Risus sardonicus?
– в голосе Мефисто слышалось крайнее изумление.
– Но этого не может быть! Не так быстро! Джако, ты понимаешь?!?..
– Хищник, воспользовавшийся моментом и высвободивший онемевшие пальцы, со скорбью смотрел на муки полукровки: лицо Креции напоминало застывшую маску мима: брови подняты, рот растянут в ширину, углы его опущены, лицо выражает одновременно улыбку и плач (в сардонической улыбке).
– Если я не ошибаюсь, начался третий этап.
– тихо вымолвил он, отводя глаза в сторону. Она сдавленно закричала, когда руки и ноги стали против её воли неестественно выгибаться, растягивая мышцы и суставы - У нее прогрессирует разгар... и к ней вернулось сознание.
Новый нечеловеческий крик, она затараторила на латинском. Лицо Папы сморщилось, словно треснутое зеркало, и он начал молиться вслух за спасение проклятой души дочери.
– Что она говорит?
– Цезарь поймал её за руку, пытаясь удержать её в прямом положении, но неведомая сила выворачивала ее запястье.
– Зачем она поступает так с собой?!?
– Она говорит на мертвом языке, - выдохнул Родриго, - Надо звать за Нони. Она нам переведет.
– Если ты не понимаешь, то с чего взял то, что она говорит на языке, знакомом Нони?
– Я узнал присказку Нони, которую та часто любит повторять, - парировал Борха.
– Если долго всматриваться в бездну, бездна начнет всматриваться в тебя.
– Процитировал Горацио. Все обернулись на незваного гостя, стоящего в дверях.
– Альфонсо не причастен к тому, что поразило Лукрецию. И чтобы доказать нашу добрую волю, я пришел помочь вам...
– Ты знаешь, что с ней такое?
– Мефисто не скрывал, что ему неприятно появление Арагонского, но здоровье Креции стояло в приоритетах выше давней конфронтации.
– Да, но прежде чем я скажу, пусть смертные покинут покои. Это не для их ушей!
– Гор окатил Цезаря надменно-презрительным взором, но тот снял маску и высокомерно проронил:
– Не уйду! Я НИКУДА. НЕ УЙДУ, НЕ ОСТАВЛЮ КРЕЦИЮ. ЯСНО ВАМ?
– Он сел на постель, продолжая крепко сжимать ладонь сестры, давая понять, что он остается с ней.
– Не трать на него время, - Потребовал Мефисто, едва ли, не выставляя Корельо под руку с Папой за дверь с указанием уложить того спать и чтоб по утру он ничего не помнил.
– Пусть остается, у нас нет времени на пререкания, она сгорает
– Она коснулась жнеца смерти, - Горацио запер дверь и скинув на пол плащ, опустился на корточки рядом с ложем умирающей.
– Сегодня утром, когда возвращалась домой, один идиот нашел на Тень и всплеск от ее рассеивания попал на девушку...
– Он злющими глазами уставился на Цезаря, - отравив ее ядом, который превосходит Кантареллу в десятки раз!
– Коснулась жнеца смерти?
– Мефисто оказался на постели с другой стороны, склонившись над Крецией, слушая ее прерывистое шептание и заглядывая в бегающие полу безумные глаза: - Как такое возможно? Никто не способен
видеть их и касаться, если только время не пришло...
Горацио промолчал, склоняясь над затихшей, тяжело дышащей девушкой:
– Знаю, как тебе сейчас больно, - он положил ладони на ее виски, и она глухо застонала, не то от усилившейся боли, не то от облегчения, - кости ломит, тело сводит, и они окружили, хотят душу из тебя вынуть и с собой забрать... Борись с ними до криков петухов. Знай, что к утру они отступят и мы сможем дать тебе немного опия, чтобы погасить эту адскую боль...
***
"Как мило с его стороны, - глухо проронил Дагон, поднимаясь над ее телом и отсаживаясь на спинку постели в ногах умирающей, - не сдержался и снова заявился к тебе. Что ни говори, а у мужиков одержимость не лечится. Это же до какой степени умопомрачения надо было дойти, чтобы родного сына, плоть от плоти, подложить в койку к любимой женщине..."
"День, когда меня заинтересует ответ на твой вопрос, станет концом всего сущего..."
"Ты правда веришь, что сможешь пережить эту ночь и вернуться к ним?
– в тихом шепоте Падшего звучала беззлобная ирония судьбы.
– Если в прошлый раз гнев Цезаря убил тебя, а вмешательство Арагонского спасло, думаешь дважды сможешь войти в одну реку?"
"Что за бред?!?
– голос умирающей изменился до неузнаваемости, превращаясь в скрежет стали о фарфор.
– О каком присутствии Горацио ты говоришь? Не было его там!"
"Опаньки, - Дагон опустил лицо вниз так, что она не смогла разглядеть выражение его глаз, - а много ли мы помним из того бесконечного мига, в который ты "не ушла"?"
"Я прекрасно помню, как я помогла себе низвергнуть тебя, лишив твои крылья способности парить высоко в небе и твое тело возможности вернуться домой, к нему..."
"Сука!" - Дагон вскинулся в приступе неконтролируемого гнева и налетел на нее, пока другие Духи пытались удержать полукровку за руки и ноги...
***
После очередного приступа жуткой судороги, выворачивающей ее тело в неестественные стороны под хруст костей, щелканье суставов и звуки разрывов мышц, сухожилий и мягких тканей, удерживаемая на постели навалившейся на нее толпой бессмертных, бессильных против незримого врага, она истекая кровью рухнула на койку и злобно захихикала...