Я сын батрака. Книга 1

Чухлебов Семен Кондратьевич

Я иду рядом с татой и хочу узнать, куда же делись те богачи Жмотенко, кода в их хутор пришла революция. Когда подошли к косилке я спрашиваю у отца: «Тато, а куда девались те изверги Жмотенко, когда в ваш хутор пришла революция?» — «А куда девались? Младшие братья, которым в то время было лет по 47–50, со своими семьями, куда-то уехали, а старший Жмотенко, ему тогда было за шестьдесят, с женой остался в хуторе. Мотивируя тем, что они с женой уже старые и их красные не тронут. Но оказалось, что тронули. Но это было уже гораздо позже, в году 28 или 29, мы с матерью и моим отцом уже жили в хуторе Северном. Как там всё было, я точно не знаю, но люди, которые видели, как раскулачивали Жмотенка, рассказывали, что его приехал раскулачивать старший сын Сотина с отрядом красноармейцев. Сотин младший у них был главный, на нём была кожаная куртка, и кожаная фуражка со звездой. Наверное, комиссар. А у Жмотенка всё зерно вывезли под чистую и его вместе с женой куда-то увезли. Ну ладно, сынок, давай косить. Сена мы в прошлом году накосили много, его хватило на всю зиму нашей корове и овечкам. Как будет в этом году, я пока не знаю, вот приедем на покос и тогда будет видно». Наконец добрались до места, отец ещё раз осмотрел поляну и сказал: «Трава хорошая, самый раз косить и надо поспешать, а то дни стоят жаркие, земля потеряет влагу, и трава сжухнет». И не теряя время, мы приступили к сенокосу.

Трава действительно очень хорошая, высокая сочная, запах от неё стоит одурманивающий, косить одно удовольствие. Все идёт нормально, лошади идут мерно, не торопясь, спешка здесь не нужна, главное срезать траву аккуратно. Мы сидим на косилке, и каждый выполняет свою работу, тато на переднем сиденье управляет лошадьми и режущим органом лобогрейки срезает траву, по необходимости, то поднимая его, то опуская. Я сижу на заднем сиденье и вилами сбрасываю свежее сено, которое накапливалось на площадке сенокосилки. Сено валками ложилось на скошенную часть поляны. Так мы косили круг за кругом, оставляя за собой кучки скошенной травы. Всё шло монотонно и планомерно, отец режущий орган не поднимал и не опускал, в этом не было необходимости. Поляна была ровная, ни бугорка, ни ямки, так что всё как надо. Мерное стрекотание косы режущего агрегата, монотонное помахивание лопастей мотовила, убаюкивало меня и клонило в сон. В полудрёме, я свою работу выполнял на автомате. Всё шло как обычно, никаких экстренных ситуаций. И вдруг, коса резко взметнулась вверх, я от неожиданности даже вздрогнул, оглянулся назад и увидел нескошенный участок травы, получился огрех, это не порядок. В это время тато уже остановил лошадей, повернулся, ко мне говорит: «Сынок, посмотри, кажется, там зайчата в гнезде сидят». Я, осторожно подошёл к тому месту, где предположительно должны были находиться зайчата, раздвинул траву и увидел гнездо, а в нём, четыре маленьких зайчонка. Сидят, прижавшись, друг к другу и дрожат всем телом. Испугались. Конечно, как тут не испугаться когда над твоей головой прогрохотало что-то страшное. Подошёл отец и говорит: «Сеня, ты их руками не трогай, а то зайчиха унюхает от них чужой запах и их бросит. Ведь мать своих зайчат определяет не на взгляд, а по запаху, а если ты их тронешь то запах от них будет идти чужой, и она таких малышек бросит. А без неё они погибнут. Теперь место здесь стало открытым, и зайчиха их перенесёт

в другое место. Ладно, пойдём, не будем их пугать, а то они и так дрожат». Мы отошли к косилке, стоим и смотрим, что зайчата будут делать. Сначала они тихо сидели, затем, один поднялся на задние лапки и осмотрел местность, не увидев ничего опасного, он мелкими прыжками стал продвигаться в сторону кустов, что остались от старого подворья. За ним последовал другой, затем третий и четвёртый. Вот так, гуськом, друг за другом они перебрались в кустарник, заросший густой травой. «Вот там им будет хорошо, а зайчиха находится, где-то здесь недалеко и всё видит, она их найдёт». Эти отцовские слова меня успокоили, и я с легким сердцем продолжил свою работу. Затем мы ещё выкосили несколько птичьих гнёзд, но они были небольшие, и косу поднимать не было необходимости. За два дня мы выкосили всё сено, а ещё через сутки, поедем его забирать, конечно, если оно готово, то есть высохло. Ну, а если нет, то перевернём валки, все-равно ехать надо. Когда поехали, разговаривали с отцом, я сомневался, что сено уже можно вывозить, но тато сказал: «Та не, сынок, в такую жару, да ещё с ветерком, оно уже должно быть готово». И действительно, валки сена высохли, и их можно было грузить на бричку и везти домой. В первый день, привезли одну бричку, но за второй не поехали, так как лошади устали и им нужен был отдых. А на второй день привезли и другую бричку полную душистого сена. Приехали поздно вечером, когда уже стемнело, все взрослые были дома. Мы с тато въехали во двор, нас уже ждали, Наташа и Иван начали разгружать сено с брички, а я и тато пошли ужинать. Мама приготовила борщ с мясом, это бывало редко, да ещё и белый хлеб к борщу — ужин просто шикарный. Сидим, кушаем, а мама сидит рядом со мной, гладит меня рукой по голове и говорит: «Якый гарный помощник вырос, батько, як вин тоби помогал?» — «Хорошо, — коротко ответил отец. И дальше продолжил, — Парень учится грамоте, а родную землю ни забывает, это хорошо, сынок, так и дальше делай. Где бы ты ни учился, на кого бы ни выучился, а родную землю не забывай». Прошло не так много времени, и отец своё мнение по этому поводу, поменял, но на это были особые причины. На второй день, тато мне дал задание: часть сена перетаскать в сарай, а вечером он придёт с работы и забросает его наверх. Утором, после завтрака, все взрослые ушли на работу, а я остался с Мишей и Раей, помощники они никакие, и сено вилами носил я один. Через некоторое время ко мне пришёл Витя Беляев, сын нашей учительницы. Он хоть был меня на год старше, но мы с ним дружили. Он звал меня пойти с ребятами за сладким корнем, но у меня было задание по дому и я отказался. Тогда Витя подумал и сказал: «Ну, раз ты не пойдёшь, тогда и я не пойду, дай мне вилы, я тебе помогать буду». Вдвоём с Витей мы быстро справились, натаскали на пол сарая сена, до самого верха. Я убрал на место вилы, веником подмёл остатки сена по двору, затем с Витей зашли посмотреть на результат своей работы. Я стою у кучи сена, смотрю и восхищаюсь, как много мы его натаскали и, вдруг, Виктор берёт меня за плечи и толкает в кучу сена. «Ах, ты так, — говорю ему, — сейчас ты у меня получишь».

Вскакиваю, хватаю его за ноги, и сваливаю в сено. И начали мы с ним кувыркаться, дурачились до одури. В один момент, я почувствовал, что что-то попало мне в правое ухо. Я попытался это что-то вытащить пальцами сам, но только дальше его затолкал в ухо. Виктор увидел, что я ковыряюсь в ухе, говорит: «Дай я посмотрю, что там у тебя, да это ость, от травы порея, пойдём к фельдшерице, и она вытащит его пинцетом, а то пальцами мы только хуже сделаем». Я, категорически отказывался к ней идти, по очень важной причине. Откровенно говоря, в то время, это была страшная тайна, и эту тайну знал только один я и никому её не открывал, но с тех пор прошло много времени, так что теперь ту тайну можно открыть. Дело в том, что я страшно был влюблён в фельдшерицу. Она была молодая и красивая, одевалась в разные нарядные платья. Но это была не та фельдшерица, которая обследовала Мишу, когда он проглотил шарик. К нам приехала другая фельдшерица, наверное, как окончила учебное заведение, так её к нам и прислали. Так вот, я в неё был влюблён, и ни за что не хотел, чтобы она об этом узнала. Когда я далеко от неё, то мне легче хранить тайну, а если буду рядом с ней, то вдруг я себя выдам. А, это ну никак нельзя было делать, вот потому я и упирался. И, главное, Виктор никак не поймёт, почему я упираюсь, а я ему сказать не могу, так как это страшная тайна. Но Виктор, взрослее меня, да и умнее, и он нашёл способ заставить меня идти к медицине. Он меня просто запугал, сказал: «Сеня, если ты не пойдёшь за помощью к фельдшерице, то эта ость, проткнёт тебе барабанную перепонку, рана загноится, и ты станешь глухим на два уха. Так что выбирай: или быть инвалидом, или идти лечиться». Виктор на меня навалил сразу столько неизвестных мне слов, таких как: пинцет, барабанная перепонка, инвалид. Я знал, что инвалиды приходят только с фронта, а чтобы в хуторе, да ещё мальчишка инвалид, такого я ни знал, и от этого мне стало ни по себе, и я согласился. Но сначала я решил помыть правое ухо, левое я мыть не стал. А зачем его мыть, ведь она будет смотреть только в правое ухо поэтому правое ухо и должно быть чистым. Идём с Витей, он выше меня ростом, что-то говорит, а я его не слышу, у меня от предстоящей встречи, сильное волнение в груди. Сердце колотится так, что вот-вот выскочит наружу. В голове только и крутится мысль, надо же, сколько я ходил около её домика, чтобы хоть одним глазком на неё посмотреть, и никак не мог её увидеть, а сейчас буду рядом с ней, и она даже меня обнимет. Правда, только до моего уха, дотронется, но какое это имеет значение, все равно я почувствую её прикосновение. Идём мимо двора Лавровых, затем Кошевых, затем здание школы, и вот он домик учителей, фельдшерица в нём тоже жила. Виктор, со своей мамой, тоже жил в этом доме, так что куда идти он знал, да и фельдшера, знал хорошо. Зашли в коридор, Виктор стучит в дверь, а у меня сердце уже не колотится, а куда-то провалилось, и я его не чувствую. Может, я умер, подумалось мне. Но нет, слышу, как Витя открывает дверь, и спрашивает разрешения войти. Он заходит первым, а я не решаюсь переступить порог. Виктор оглянулся, смотрит, что я стою в нерешительности, берёт меня за шиворот и втаскивает в комнату. Виктор поздоровался с ней: «Здравствуйте, Ирина Викторовна». Я же, стоял чуть сзади него, с опущенной головой, и в знак приветствия молча кивнул ей головой. Мой друг коротко изложил причину нашего прихода. Ирина Викторовна подошла ко мне, а я чувствую запах её духов, а вижу только её ноги в туфлях и больше ничего. Вы спросите почему? Да потому что я голову так и не поднял. Даже когда она вытаскивала из моего уха эту занозу, я и тогда стоял, опустив голову. Думаю, а то подниму голову, посмотрю ей в глаза, и она сразу поймёт, что я её люблю, нет лучше уж с опущенной головой. Когда она пинцетом из уха вытащила занозу, то показала её мне и сказала: «Вот и всё, Сеня, твоя проблема решена». Как мы вышли от неё, я и не помню, всю свою ловкость и старание я потратил на то, чтобы ей не выдать страшную тайну. А когда уже шли к нам, Виктор говорит: «Ну, вот и всё, а ты не хотел идти, она хорошая всегда людям помогает». На это ему ничего не ответил, но про себя подумал, конечно, хорошая, я плохую любить не буду. Затем мы с ним пошли к нам и ели борщ с белым хлебом. Белый хлеб был очень редко, но иногда мама нас баловала им. Виктор Беляев, очень хороший человек, в тот период жизни я к нему проникся большой симпатией и не зря. Однажды он меня спас, возможно, от самой глупейшей ошибки в моей жизни. Спасибо ему за это. Где сейчас Виктор Беляев и что с ним я не знаю по той причине, что я оказался далеко от тех мест, где он жил в то время. Но, мы с ним не прощаемся, он на нашем пути ещё встретится.

ОХОТА НА ВОЛКОВ

На другой день мы с тато копнили сено во дворе. На улице было тихо, солнце поднялось уже высоко и на улице стало жарко. Все попрятались от жары и никто не нарушал тишину, только изредка лаяли собаки и кричали петухи. Мы уже заканчивали складывать первую копну, как вдруг я услышал гудок машины. Для нашего хутора, да ещё для такого времени, это было редчайшее явление.

Я, ни слова не говоря отцу, воткнул вилы в стог сена и вихрем вылетел на улицу. Смотрю, у здания правления стоит грузовая машина полуторка, а рядом с ней легковая машина, и много народа толпилось возле них. Я, отцу крикнул: «Я счас» и, как угорелый, понеся к управе. А там народу видимо-невидимо, да все с ружьями. Никак охота на волков будет, подумал я. Об этом давно говорили, а председатель колхоза нашего Андрея просил, чтобы он там, в Ипатово, поговорил с охотниками, и пусть они приедут, а то от этих серых нет житья, творят что хотят. За время войны, зверья развелось очень много: и зайцев, и лис, а также, волков. Для волков еды много вот они плодятся. А волки до того обнаглели, что прямо среди бела дня, заскакивают в отару, убивают с десяток овечек, прихватывают с собой штучки три, и уходят. И отпугнуть их по-настоящему нечем, у чабанов оружия нет, а собачки, которые ходят с отарой, обыкновенные дворняжки. Что они могут сделать с этим огромным зверем. Да ничего. Да что там говорить, волки дошли до того, что ночью приходили в хутор, осматривали дворы, и если какая-нибудь собачка оказывалась в конуре, то наутро от неё находили один ошейник. Хуторяне, чтобы сохранить жизнь своим собачкам, на ночь забирали их к себе в хату. Вот поэтому организованная охота нужна была как воздух. Я прибежал к управе и начал рассматривать приехавших людей. Их было человек двадцать, все с ружьями, с патронташами на поясе, они стояли, чего-то ждали и неспешно друг с другом разговаривали.

Возле легковой машины стоял наш Андрей и разговаривал с каким-то мужчиной в светло-коричневой кожаной куртке. Позже оказалось, что это был председатель райпотресоюза, которого брат Андрей и уговорил поехать к нам в хутор пострелять волков. Он же и руководил всей охотничьей братией. Охотники шумели, гудели, кто-то рассказывал что-то смешное и мужские голоса дружно хохотали, другие о чём-то спорили между собой, в общем, событие для хутора невероятно грандиозное. И не удивительно, что вскоре вокруг охотников начали собираться хуторяне, в основном дети, подростки и некоторые женщины. Все, вновь пришедшие хуторяне, интересовались, что, зачем и почему. И когда они узнавали, что это охотники приехали пострелять волков, то с одобрением кивали головами и говорили: «Давно пора, давно, как они нас достали эти ненасытные звери, когда стемнеет так из хаты страшно выйти. Хотя бы они их поубивали». А старухи, которые тоже пришли узнать причину сбора, так те даже крестились, чтобы Господь помог охотникам в их добром деле. А пока суть да дело, брат отправил меня к отцу за ружьём и я уже через несколько минут возвращался с ружьём. Шагаю по улице, намерено надел патронташ на шею и ремень ружья туда же, чтобы хуторянам было видно, что я вооружён до зубов. Сначала я побежал, но затем сообразил и сам себе говорю: «Что же это я бегу, так сильно вооружился и бегу, так меня никто и не заметит. А, когда ещё такое будет? Нет, нет, надо идти шагом и не торопиться». Надо чтобы меня увидели хуторяне. Вижу, тётя Ульяна Беленко набирает воду из колодца, думаю надо нарочито ближе пройти мимо неё. Прохожу мимо, а она увидела меня и спрашивает: «Что, на волков собрался?» Я утвердительно кивнул головой. А она продолжила: «Ну, давай, Сеня, может, хоть ты нас спасёшь от волков». А вот и дед Пака с ведром направился к колодцу. Думаю, надо быстрее к нему подбежать, чтобы и он меня увидел. Правда, дед ничего не сказал, но на меня посмотрел. Но тут всё испортил наш Андрей. Он, видать, всю мою демонстрацию видел и зычным голосом позвал меня быстрее идти. А так бы я еще завернул к хате Лавровых, там тётя Груня в своём дворе, что-то делала, она бы точно мне что-нибудь, сказала по поводу моего снаряжения. Как только я передал ружьё брату, сразу последовала команда охотникам строиться. Толпа вдруг зашевелилась, сразу было и не понять, что они собираются делать, но через некоторое время образовалась шеренга, в которой стоял и наш Андрей. Вскоре последовала команда: «Смирно!». И вот удивление, казалось бы, гражданские мужики, а шеренга ровненькая, мужчины по-военному вытянулись в струнку. Хотя чему тут удивляться, недавно кончилась война, а там все повоевали, так что навык никуда не делся. Мужчина в кожаной куртке, обходил шеренгу и каждому охотнику, что-то объяснял, а когда очередь дошла до нашего брата, то он ему сказал: «А ты, Андрей, поедешь со мной, будешь дорогу показывать». Наконец, была дана команда: «По машинам». А мне было обидно на это смотреть, что командовал охотниками не мой брат Андрей, а этот мужчина в кожаной куртке. Я настолько уверился в том, что всё это мероприятие организовал мой брат, а если он организовал, значит он должен и командовать. Но получилось так, как получилось, и меня это расстроило. Прошло много лет, но я до сих пор помню то своё состояние. В то время я был уверен, что мой старший брат Андрей, самый сильный и самый авторитетный во всём. Только гораздо позже я в этом разуверился, понял, что он не всё может, так как пост, который он занимал, был не столь высок, а поэтому и власти было мало. Хотя Аркадий Райкин, таких работников, как мой брат, в своих выступлениях поднимал на небывалые высоты. Помните его выступление о театре: «В первом ряду сидят завсклад, товаровед, а инженеры на галёрке». Вот такие были времена.

Ну, ладно давайте вернёмся к нашим охотникам. Охотники с охоты вернулись далеко за полдень, и самое главное с трофеями. В кузове полуторки лежали три убитых волка, матёрый самец невероятной величины, самка чуть меньше самца и волчонок, довольно большой, месяцев восемь. Размеры этого волчонка были таковы, что он свободно мог утащить овечку, ну может и не овечку, но ягнёнка точно. Но особо меня впечатлил волк, крупный, очень упитанный, спина серая, а весь низ туловища в подпалинах. Ну, чистой воды, степной волк. Красивый зверь, мне даже жалко было, что его застрелили, какой красавец бегал по нашей степи, а вот теперь всё, больше бегать не будет. Что поделаешь, как говорят французы, «сэ ля ви», то есть, такова жизнь. Через некоторое время, охотники вместе с трофеями уехали на машинах в районное село Ипатово. Хотя они и уехали, но их дух и дух поверженных зверей витал в хуторе. На всех углах обсуждали результаты охоты и надеялись, что, наконец-то волки наш хутор оставят в покое. Вечером за ужином Андрей (он остался на ночь дома) рассказывал подробности охоты на волков. Но как мне тогда показалось, что в его рассказе было больше фантазии, чем правды. Я это понял и подумал, сейчас Андрею попадёт от отца за враньё. А наш тато, вранья, терпеть не мог, в своё время, он за это отругал Ивана, а теперь и Андрею достанется на орехи. Отец сначала слушал брата внимательно, но затем, по мере увеличения красок на сценах охоты, отец начал кряхтеть, сначала тихо, затем всё сильнее и сильнее. Ну, думаю, всё, сейчас Андрею за враньё влетит по первое число. Но брат вовремя понял и быстро закончил свой монолог, говорит: «В общем, как бы то ни было, троих волков убили, ещё по двум стреляли, возможно, ранили, а остальных хорошо напугали. Двадцать охотников палили со всех ружьев, канонада была такая сильная, что сравнима с военными действиями. Так что, думаю, те волки, которые остались живы, ещё долго не вернутся на наши поля». И действительно, как сказал Андрей, волков они напугали сильно, они не стали нападать на отары овец, ночью не стало слышно волчьего воя, в хуторе наступило затишье. И затишье продлилось довольно долго. Затем, чабанов вооружили ружьями, откуда-то привезли настоящих чабанских собак, которые волков не боятся, и после этого волчьи страхи сошли на нет. А вот ещё один рассказ про охоту на волков. Об этом рассказывал наш Андрей, он тогда работал экспедитором в райпотребсоюзе и по долгу службы ездил к чабанам на чёрные земли. Где-то в начале шестидесятых годов прошлого

века, из наших мест на чёрные земли гоняли овец на выпас. Отары были большие, до средины лета на наших полях и в степи всё было съедено, а кормить овец надо, вот как вариант и были эти земли. Хоть до чёрных земель из нашего хутора далеко, километров пятьсот, но деваться некуда, надо гнать и гнали. Мне рассказывал сам участник этих походов, друг моего детства, Лавров Алексей Иванович, который сейчас живёт в селе Бурукшун Ипатовского района Ставропольского края. Дело это трудоёмкое, нервное, со множеством неудобств и прочими непредвиденными обстоятельствами. Всю дорогу шли пешком, а это не мало, полтыщи километров не шутка. Бытовые условия были, хуже не придумаешь. Но дело даже не в этом, а в том, что боялись растерять овец. По тем временам за каждую овцу могли очень строго спросить, вплоть до тюрьмы. А уследить за всеми было не просто, отара большая, до трех тысяч голов, овцы могли и сами в кустарниках отбиться от отары, и украсть их тоже могли, как люди, так и волки. Но, слава Богу, с горем пополам добирались до места. На новом месте сначала всё было хорошо, степь бескрайняя, травы, сколько хочешь, паси своё овечье хозяйство и радуйся жизни. Но затем к нам повадились волки, сначала ночью только выли, но на отару не нападали, но через некоторое время, от них житья не стало. Далее рассказчик говорил, как они с волками боролись, но я об этом писать не буду, так как у меня другая цель, помните, «ОХОТА НА ВОЛКОВ». Тем более, что их борьба с волками ничем хорошим для овец не закончилась, как волки таскали барашек, так и продолжали таскать. Но, дело в том, что на чёрных землях были отары не только из Ипатовского района, а со всего Ставрополья, и для волков там было просто раздолье. Бескрайние степи, да ещё и многотысячные отары овец, то есть еда для волков, одним словом волки жили и радовались. Но, радость их была недолгой, бесконечные жалобы чабанов начальству на безобразие хищников, наконец, дошли до высшего начальства, и те решили организовать массовый отстрел волков. Для этой цели была привлечена авиация, то есть, самолёты, в народе называемые «кукурузники». Вот с них-то охотники и отстреливали волков. Как охотились, брат не видел, видел только летающий самолёт и выстрелы. Затем по пути следования, Андрей со своим шофёром увидели лагерь охотников. Там стояли два самолёта, большая армейская палатка и грузовая машина. Сгорая от любопытства, брат решил заглянуть в кузов машины, что же эти стрелки настреляли, и увидел впечатляющею картину. На дне кузова лежало не менее десятка, крупных волков степняков. Вот это охота, подумал Андрей, не то, что мы с трудом троих добыли, вот что значит самолёты. Надо сказать, вот такая организованная работа по уничтожению волков сразу дала результат. Разумеется, всех не выбили, они продолжали своим воем беспокоить чабанов, но теперь только воем, а это, разумеется, не так опасно для овец, да и для чабанов. И, чтобы окончательно покончить с охотой на волков, приведу вам, на мой взгляд, очень интересный и довольно поучительный рассказ моего отца, Кондрата Ефимовича.

«ОХОТА НА ПРИМАНКУ»

— Об этой охоте, — начал свой рассказ отец, — нам с батькой, Ефимом Васильевичем, рассказывал Мыкола Шаула. Было это ещё в старое время, то есть до революции 1917 года. А началось всё так. Как-то вечером к нам зашёл Мыкола, вечерком к нам он часто заходил, и что зашёл сегодня, нет ничего удивительного. Посидели, поговорили, говорить больше было не о чем, Шаула уже было собрался уходить, как вдруг Ефим Васильевич спрашивает у него: «Слушай, Мыкола, я чув, шо ты раньше охотился на волков с поросёнком, ты бы рассказал как это було». Шаула, услышал такой вопрос, гордо поднял подбородок и говорит: «Та була така охота, ох и жуткая она була, аж сейчас дрожь берёт». — Ну, так расскажи, все ровно делать нечего, а спать ложиться ещё рано». Мыкола снова снял шапку, сел на лавку и начал рассказ:

— Было это зимой, лет пять назад, зашли ко мне в хату Макар Чипурный и Пытро Коротенко, та ты их, Юхым, знаешь. Я их встретил у порога, смотрю на них, а у них, у обоих, шапки из заячьего меха все пооблазили, даже кожа видна. Смотрю я на них и говорю, шош вы, мои други, так обносились?» — «А что, Мыкола, сделаешь, — говорит, — Чипурный, на все нужны гроши, а где их взять, да если бы и были, где купить. До села Ипатово далеко, а до села Сальска ещё дальше, вот и приходится носить то, что есть. А что, в степи звери перевелись, или у нас с вами нет ружей, патронов, спросил я у них. «Всё есть», — ответили они. Ну, раз всё есть, так давайте сходим на охоту и добудем шкурки, и сошьём себе новые шапки», — уговаривал я их. В общем, они были согласны, и вот мы сидим у меня и думаем, как это сделать, так чтобы и меньше по степи бегать, и больше шкурок зверя добыть. Вариантов было много, но все они были трудоёмкие, и тут Пытро предлагает новый вариант, тот, который его батько опробовал давным-давно. А именно, охота на приманку. Пытро говорит, сделаем так. Запрягаем наших коней в санки, берём с собой приманку, такую, что бы она сильно кричала и в степь. Для этой цели как нельзя лучше подходит поросёнок, запихиваем его в мешок, и держим в руках, а к санкам на верёвке, привязываем пучок соломы, замотанный в какую-нибудь тряпку. Едем, в то место, где видели волков, и начинаем действовать, а как приманка сработает, то нам остается только положить пару тройку волков, и всё. Вот тебе и шапки, и воротники. Осторожный Макар похвалил идею, но предупредил, что волки это вам ни зайцы, так что надо быть осторожным. Все согласны, обо всём договорились, дело осталось за малым. А именно, где взять поросёнка? У меня, как ты знаешь, Юхым, ёго ныма. Пытро своего, давно съел, остался только Макар. Но он сразу заявил, что жена может не дать, но постараюсь её уговорить. Решили выезжать завтра в полночь, в это время как раз волки выходят на ночную охоту. На второй день, как стемнело, Петро притащил ко мне во двор санки одной своей лошадью, а затем в санки, впряжём и моего Буланка. Две лошади будут легко тащить санки, что на такой охоте очень важно. Сидим у меня в хате ждём Макара, а он всё не идёт, и не идёт, что там у него, не знаю, наверное, жена поросёнка не даёт, и он её уговаривает. В хате приготовили приманку, из пучка соломы, обмотали его тряпкой, привязали к верёвке, и приманка готова. Подождали ещё, время уже к полуночи, а Макара всё нет. Неужели такое важное мероприятие как охота сорвётся, подумалось мне. Ладно, говорю, Пытро, пойдём, будем готовить санки, Макар должен скоро подойти. Вышли во двор, а погода прекрасная, небо ясное, усеянное звёздами, луна поднялась высоко и ярко светила, был лёгкий морозец, погода в самый раз для охоты. Снег уже лежал несколько дней, не глубокий, сантиметров 5–7, так что по степи, пара лошадей, будут легко тащить санки. В санки положили соломы, чтобы мягче было сидеть, к ним же привязали приманку, и положили её в санки, надо запрягать лошадей, но пока нет Макара, придётся ждать. Вскоре появился и он, с поклажей в руках. Эта поклажа ласково хрюкала и дёргалась в мешке. Пока запрягали лошадей, Макар говорил, с каким трудом ему удалось у жены выпросить приманку. Поросёнка, говорит Макар, она дала, но поставила такие условия. После охоты, ты Макар, вернёшь поросёнка, а за то, что я вам помогала, отдашь мне одну шкуру волка. Макар согласился, а что ему оставалось делать в такой обстановке. Ладно, говорю Макару, после охоты разберёмся, а сейчас поехали. Выехали за хутор, лошади идут рысью, санки скользят легко. Сидим трое в санках, распределяем обязанности, кто, что будет делать, конечно, мы их распределили ещё дома, но на месте произошла заминка. По идее, я должен управлять лошадьми и держать поросёнка, а Пытро и Макар, стрелять, но Макар никому не давал поросёнка, так как боялся, что мы его потеряем. А жена Макару сказала, что если ты поросёнка задушишь в мешке, то я тебя тоже задушу, но не в мешке, а за шею, а если его волки сожрут, то я тебя тоже сожру, притом без соли, она у него баба здоровая и злая, так что эта угроза не пустая. А она у него такая, как скажет, так и сделает. Вот он и боится за поросёнка, а больше за свою голову. Тогда я ему говорю, ну как ты будешь стрелять одной рукой. Он со мной согласился и тогда мы с ним поменялись местами, мы с Устимом будем стрелять по волкам, а Макар, держит и когда надо, то и будет душить приманку-поросёнка, чтобы тот визжал. От хутора отъехали километров на пять, вокруг ровная, белая гладь, и только мы на этой белизне отмечены чёрным пятном. Проехали по степи один круг, другой, тишина, нигде никаких волков даже не привидится. Поросёнок визжал, визжал, затем, наверное, устал и уснул. Что делать, для очистки совести ещё поколесили, и решили ехать домой. По дороге домой остановились, мы с Пытром, решили пройтись пешком, а Макар не захотел вставать из санок, поехал дальше. Идём за санками разговариваем с Макаром, он постоянно поворачивается к нам в момент разговора. Прошли с километр, вдруг Макар посмотрел в нашу сторону и говорит: «Посмотрите назад, что это там за огоньки». Мы оба дружно повернулись, я смотрю, действительно вижу две пары огоньков, чуть дальше ещё два огонька, и главное недалеко, метров сорок, не больше. Я сразу понял, что это волки, запрыгиваю в санки и говорю: «Волки! Готовьтесь к охоте», а у самого морозец по коже пробежал. Сразу выбросили приманку на верёвке, Макар начал потихоньку душить поросёнка, он завизжал, и я увидел, как огоньки быстро стали приближаться. И вот они уже рядом, стало отчётливо видно, что это три крупных зверя. Через некоторое время к ним присоединился и четвёртый. Как только волки нас догнали, лошади почуяли запах зверя, и понеслись во всю прыть. Макар, поросёнка придавил коленкой, и двумя руками за вожжи, пытается удержать лошадей. Но если лошадь учуяла волка, то удержать ее очень трудно. Волки уверено стали приближаться к приманке. Это ещё сильнее подстегнуло наших коней. Нам с Пытром надо стрелять, а мы это никак не можем сделать, санки на перемётах и бугорках так стало подкидывать, что если не держаться за передок, то тебя выбросит прямо волкам в пасть. Дело в том, что санки были без кузова, и держаться там не за что, кроме передка, который был сколочен из досок. Но у передка сидел Макар, и он практически весь его закрывал от меня и Пытра, и мы только одной рукой, могли за него держаться. А волки тем временем догнали приманку, которая тащилась за санками на верёвке и с рычанием бросились на неё. В миг, разнесли её по соломинкам, увидели, что это подстава, поняли, что их кинули, они в знак мести этим горе охотникам, ещё с большим остервенением бросились за нами. В один момент они разделились, два волка бежали за санками, а два других, начали обходить санки с обеих сторон, с целью подобраться к лошадям и вцепиться им в глотку. Если такое произойдёт, то нам всем конец. Надо что-то делать, по бегу лошадей видно было, что они устали, и быстро бежать уже не могут, надо и им, и себе помогать. Кричу Пытру, стреляй, сам поднял ружьё одной рукой, надо бы прицелиться, но как это сделать одной рукой да при такой тряске. Выстрелил, наугад, разумеется, ней попал, но волки на какое-то время отстали. Надо перезарядить ружьё, но, одной рукой этого не сделаешь. Опять кричу Пытру, стреляй, он тоже выстрелил одной рукой. После наших выстрелов волки немного отстали, но затем поняли, что мы их пугали, снова начали нас догонять. Я посмотрел в сторону хутора и увидел на белом фоне чёрную полоску хуторских строений, вот он спасательный наш рубеж, но как к нему добраться. Хутор вроде и не далеко, но волки ещё ближе, что же предпринять ещё, чтобы хоть отпугнуть этих кровожадных убийц, подумал я. А волки снова стали обходить наши санки справа, и слева, и подбираться к лошадям. Кони бегут уже из последних сил, но, слава богу, ещё бегут, я одной рукой пытаюсь зарядить ружьё, но у меня это плохо получается. Сам заряжаю, а сам слежу за волками, определяю время, сколько осталось до нашего конца. И вот когда волки поравнялись с головами лошадей и готовились сделать прыжок, чтобы вцепиться им в глотки, санки на очередной кочке сильно подбросило, и мешок с поросёнком вылетел из санок. Он шлёпнулся в снег и, наверное, с перепуга поросёнок, сильно завизжал. Вся волчья стая как по команде ринулась к мешку, что там было с мешком и поросёнком можно только догадаться. Пока волки разделывались с поросёнком, мы успели заехать в хутор. Вот так закончилась эта ночная охота на приманку. Ты, наверное, спросишь у меня, — сказал мой отец, а что же было Макару за поросёнка, которого волки съели? Отвечу. Та особо ничего и не было. После охоты, несколько дней Макар жил у Шаулы, боялся идти домой. Но хутор есть хутор, хуторяне узнали, что Макар ушёл от жены, и начали над ней смеяться. Мол, бросил тебя Макар из-за твоего злющего характера, наверное, теперь он к тебе не вернётся. Жена Макара сначала отшучивалась, а потом стало невмоготу и решила прекратить эти насмешки путём возврата мужа домой. Вот так закончилась эта не простая история.

А из рассказа Мыколы Шаулы так и не понятно, кто на кого охотился, то ли охотники на волков, то ли волки на охотников, а Вы поняли, мой читатель, что там было?

МОЙ ПЕРВЫЙ ТРУДОВОЙ ОПЫТ

В тринадцать лет, в летнее время у меня у началась трудовая деятельность, колхозе, но она продлилась не долго. Дело в том, что бригадир определил меня погонщиком быков, запряженных в бричку. Надо было возить зерно от комбайна на ток. Я не хотел управлять быками и просил бригадира дать мне лошадей. Но он отказал, мотивируя тем, что лошадей на всех не хватает, а быки тоже хорошее тягло. Я подумал, если не поеду на быках, что я тогда скажу маме, когда приду домой и согласился на быков. Целый день работал хорошо. Сделал четыре ходки от комбайна до тока. В конце дня, когда загорелась вечерняя заря, случилось меленькое происшествие. Я на своей бричке, ехал не спеша на ток, чтобы там выпрячь быков и отпустить их в поле пастись до утра. Бричка была пустая, торопиться было некуда, двигались медленно. Вдруг сзади слышу стук колес другой брички и топот копыт лошадей. Оглянулся, меня догоняет Ленька Беленко на своей паре гнедых, которые шли хорошей рысью. Проезжая мимо меня он издевательски крикнул мне: «Догоняй». Это меня сильно задело, я ударил кнутом по своим тихоходам. С криком, гиканьем, свистом я понёсся догонять упряжку Алексея. Он не ожидал от моих быков такой прыти, и мы его быстро догнали. Затем он свою пару перевел на галоп, и я со своими тихоходами приотстал от него, но не сдавался и гнался до самого тока.

На зерновом току, работали женщины, они мерно перекидывали деревянными лопатками зерно из вороха в ворох, таким образом, сушили его. Представьте картину, на полном скаку, на ток врывается упряжка лошадей, люди в ужасе шарахнулись от неё, Алексей резко натянул вожжи, и кони остановились. Дышло до половины вылезло впереди лошадей, а они разгоряченные гонкой храпят, топают на месте ногами, дико водят глазами из стороны в сторону, в общем, напугали людей. Колхозницы стоят в стороне, испуганно смотрят на лошадей и не поймут в чем дело. Такого никогда не было, чтобы на такой скорости влетала упряжка на территорию тока. Затем они увидели главного виновника этого события, а именно Алексея, который управлял лошадьми, и вся сила женского гнева обрушилась на него. Женщины кричали, ругались, обзывали его, обвиняли в жестокости к животным и к людям. На самой высокой ноте я оборвал этот крик, на своей упряжке я врываюсь на территорию тока. Увидев новое пришествие, колхозницы снова разбежались в разные стороны. При торможении, ярмо вместе с дышлом чуть не слетело с голов быков, да рога не дали. Быки тяжело дышат, их бока раздуваются как меха в кузнице, ноздри расширены, пена падает со рта, а красные напряженные глаза несут угрозу, вроде того что, кто подойдет — убью. Люди на какое-то время опешили, наступила напряженная тишина. Слышно было только тяжелое дыхание быков да шум веялки. Но тишина длилась не долго. Толпа грянула, ещё с большей силой, одна из женщин кричит: «Хто цэ там быкив погоняет?» — «Та цэ Сенька Гакивский, бесёнок черноголовый». И тут началось новое представление. Теперь весь свой гнев, женщины обрушили на меня, всячески обзывали меня: и такой, и сякой, и ни мазаный, и сухой. Я сидел в бричке и терпеливо ждал, когда закончатся силы у женщин или когда им надоест меня ругать. Постепенно шум стал утихать, всё бы и закончилось этим шумом, если бы в это время на току ни появился бригадир. Он поставил нас с Алексеем рядом и спросил: «Что гонки устраиваем в такое-то время. Не сознательные вы люди, а тебе, Чухлеб, видно ещё рано доверять животных, так что иди домой и скажи, что я тебя выгнал с работы». Вот так у меня началась трудовая деятельность, но она тут же закончилась. А что тут сделаешь, время было послевоенное, стране требовался хлеб, а хуторские мужики почти все не вернулись с фронта, вот и приходилось нам, мальчишкам, их заменять. Спрос был одинаково строг, что с взрослых, что с мальчишек, так как иначе нельзя было, стране нужен был хлеб, и мы должны были его дать, любой ценой. Домой я пришел поздно. Мама с моим страшим братом Иваном сидели на крылечке и ждали меня, отца дома не было он в то время охранял зерно на другом току. Я им честно рассказал, что произошло у меня на работе, мама спокойно выслушала и сказала: «Ну, ничего страшного, будешь дома заниматься огородом, а то Миша и Рая ещё маленькие, и им делать это трудно, так что завтра приступай».