Я сын батрака. Книга 1

Чухлебов Семен Кондратьевич

Верблюдов у нас в хуторе не было, хотя, по рассказам отца, в старом хуторе Гашуне, их было много, целое стадо. Когда животные не нужны были, их собирали в стадо и отпускали пастись в степь. Иногда верблюды на ночь возвращались домой, а, в основном, они и жили в степи.

Некоторые из них, которые долго жили в степи, становились полудикими, и тогда их трудно было загнать домой в баз. Верблюды — животные большие и, как все великаны, миролюбивые, за исключением, когда их дразнишь, или когда у них гон, тогда на их пути лучше не попадаться. Об этом поведении верблюдов-самцов мне тато рассказывал два случая.

СЛУЧАИ ПЕРВЫЙ. Как-то хозяину его верблюдица, которая паслась в степи, потребовалась домой для сельских работ. Верблюдицы дома не было уже три недели, надо было её навестить, да и работы набралось. А верблюдица гуляла по степи и домой ей не хотелось. А что там дома, думала верблюдица, запрут тебя в баз, захочет хозяин даст поесть, а не захочет то и не даст, утром запрягут и заставят пахать, нет летом, в степи лучше. Тут бескрайняя степь, сочной травы полно, вода, да вот она в лимане, в двух километрах отсюда. А для верблюда два километра — это десять минут хода и пей, сколько хочешь. Одним словом рай, да и только. Вот когда наступит зима, тогда другое дело. Всё — таки дома и свеженькое сено, да и овса хозяин иногда подбрасывает, это лучше, чем копытами доставать сухую полынь, из снега, но зимы надо ещё дождаться, а пока гуляй, не хочу. Но хозяин мыслей верблюдицы не знал и спокойно ехал за ней в степь. Приехав в стадо верблюдов, нашёл своё животное, и с помощью арапника начал отбивать её от стада. А она не хочет, бегает по стаду прячется за другими верблюдами, и никак не хочет идти домой. С большим трудом хозяину всё же удалось её отбить и направить в сторону хутора. Гонит свое горбатое

животное и в уме планирует работу на завтра с учётом мощной тяговой силы. Вдруг за спиной он услышал чей-то топот и храп, повернулся, смотрит, а за ним гонится верблюд, главный самец стада. Хозяину невдомёк, что этому горбатому от него надо, и продолжает ехать верхом неспешной рысью. Думает, как-то странно ведёт себя самец, если бы ему нужна была верблюдица, то он сразу бы, из стада её не выпускал, но сегодня он не возражал, стоял возле другой верблюдицы и не обращал внимания на мои действия в стаде. И вдруг устроил погоню, видно неспроста он гонится. Ну ладно посмотрим, что будет дальше. Тем временем, самец их догнал, и укусами за шею начал заворачивать самку обратно в стадо. Только теперь дошло до хозяина, значит у моей подопечной, начался гон. Это усложняет возможность доставить её домой, но тяговая сила мне нужна завтра, и я её пригоню, во что бы мне это ни стало. А самец думает, я её ждал два года, пока она созреет, а когда это случилось, теперь у меня её забирают, не бывать этому. И началась не шуточная борьба двух сил за предмет, под названием Верблюдица. Хозяину она нужна как тяговая сила, а верблюду самцу, как объект наслаждения, и оба считали себя правыми. Бились они не на шутку. Хозяин при помощи своей лошади и арапника, старался отогнать самца от верблюдицы, и одновременно направить самку домой. Всадник понял, что с двумя сразу ему не справиться, и он решил, отогнать самца от невесты и принялся за ним гоняться, и хлестать его арапником. Такое обращение не понравилось, главному самцу, несомненному авторитету в стаде верблюдов, и он оставил самку ринулся на всадника. Не обращая на удары хлыстом, самец, пытался дотянуться до своего обидчика, и укусить его. А у верблюда есть чем кусать. У крупного самца, как у нашего героя, зубы крупнее, чем у лошади, мощная шея и крепкие челюсти, вот такой аппарат, при действии которого, у человека может легко откусить руку или половину бока вместе с рёбрами. И такие случаи в хуторе уже были, и они заканчивались смертельным исходом. Всадник это знал и ни в коем случае не хотел пополнить список неудачников. Человек понял, что его дело плохо, разъярённый великан самец, хуже стаи волков, надо от него убегать. Хозяин пришпорил коня и направил его в сторону хутора. Но верблюд и не думал отставать от своего обидчика, видно арапник всадника больно задел его верблюжью гордость. Он гнался за лошадью, но главная цель у него была не лошадь, а всадник, по его верблюжьим канонам он не мог отпустить обидчика не отомщённым. Верблюд, старался догнать всадника, а когда его догонял, то протягивал к нему свою морду и пытался его укусить. Тогда всадник, пригибался к гриве лошади, чтобы подальше быть от зубов самца и гнал своего коня ещё сильнее. Да его и гнать не надо было, конь сам боялся разъярённого верблюда, также как и всадник, и поэтому лошадь неслась, сколько у неё было сил. Но лошадь и верблюд находились в разном положении, лошадь везла на себе всадника, а верблюд гнался за ними налегке. Поэтому, самец легко догнал беглецов и всё старался укусить всадника. Хозяин отбивался ручкой арапника как мог. При ударе арапником по голове верблюда, он замедлял ход, недовольный крутил головой, при этом немного отставал, но затем снова набирал ход и догонял беглецов. Всадник уже не сидел в седле, он буквально лежал на шее лошади, чтобы быть подальше от зубов самца. В один момент зубастая пасть была так близко от человека, что он подумал, всё конец, но лошадь сделала боковое движение и на сантиметры увела его от зубов самца. В этот момент, хозяин услышал за своей спиной жуткий треск. Он невольно оглянулся, и увидел, что вместо задней луки седла, торчат несколько палочек — разъярённый верблюд откусил деревянную луку. Это ещё больше напугало хозяина верблюдицы.

В голове у него промелькнуло: «Господи, скорее бы заскочить в хутор, там всё-таки люди, собаки, и там моё спасение». А хутор, вот он рядом, всадник видит даже женщин с вёдрами у колодца, дети бегают, наверное, играют в лапту, всё близко. Но зубастая пасть этого зверя ещё ближе, он в любую секунду может нанести смертельный укус. А лошадь устала, она бежит уже из последних сил, Господи, хотя бы не споткнулась, пронеслось в голове всадника, а верблюд за спиной орёт и клацает зубами. И тогда, всадник начал кричать, звать на помощь. Женщины, услышав этот крик, сразу не поняли, откуда он, но когда увидели скачущую на бешеной скорости лошадь, а за ней верблюда, сразу всё поняли. Что это такое, женщины знали, что когда верблюды дуреют, то они бегают за всеми и хоть кого могут загрызть. Женщины поняли — беда, надо лошадь спасать, они подняли такой крик, а как женщины кричат, вы, наверное, знаете, начали стучать ведрами. Мальчишки тоже подключились к женскому хору. Из дворов выскочила стая собак и бросилась на верблюда. Когда мимо женщин проскакала лошадь, то они увидели на ней всадника и ещё сильнее заорали. Самец услышал крики и звон, поднял голову и увидел, что в пылу погони он не заметил, как заскочил в хутор. Притормозил, затем совсем остановился, осмотрелся вокруг и понял, что на этом его погоня закончилась, а тут ещё эти зловредные собаки, так и норовят укусить за ноги. Надо отсюда убираться, развернулся и легкой трусцой побежал к своей возлюбленной. А в то время когда хозяин и самец бились за овладение верблюдицей, она спокойно щипала травку и гордилась собой, думая: «Вот какая я необыкновенная, за меня два самца бьются». Ну что с неё возьмёшь, одним словом ЖЕНЩИНА. О происшествии узнал глава хутора и созвал сбор, на котором и решили, до конца гона верблюдов не трогать. Так борец за права верблюдов в одиночку отстоял незыблемость оного. А ещё говорят, один в поле не воин, неправда это. А через месяц верблюдица сама вернулась домой, видно надоела ей одна трава, захотелось чего-то посущественней. Вот так благополучно закончилась эта история.

ДРУГОЙ СЛУЧАЙ. Сюжет истории точь-в-точь, совпадает с сюжетом первого случая, только местность была другая. Открытая степь и не было вблизи населённых пунктов. Но был колодец с «журавлём», длинным и широким корытом, для того что бы поить животных. Всё было так же, как в первом случае. Такая же борьба всадника с самцом верблюдом за верблюдицу, такая же бешеная гонка. И вот, когда гонка достигла апогея, и всадник понял, что ему от верблюда на лошади не уйти, он принял решение, спрятаться от преследователя за корытом. На полном скаку, он соскочил с лошади, подбегает корыту и за ним присел, а лошадь поскакала дальше. Самец в пылу погони не разобрался в чём дело и продолжал скакать за конём. Но тут он заметил, что лошадь начала быстро от него уходить. Верблюд сразу сообразил что, что-то тут не так, прищурил глаза, присмотрелся и видит, что на лошади нет всадника. Резко затормозил, лошадь как предмет без всадника ему была не нужна, он остановился и задумался. Куда же девался этот подлец, выходит он надул меня, подумал самец. Где же он, этот злодей, который хотел украсть у меня мою любимую. Стоит посреди степи, думает, осматривая степь, и соображает. Спрятаться ему в этой бескрайней степи, просматриваемой на десятки километров, негде: вокруг ни деревца, ни кустика, если он и спрятался, то только у колодца, вот там его и надо искать. Определив место, где надо искать беглеца, самец уверенным шагом направился к колодцу. А беглец, увидев, что верблюд направляется к нему, стал на корточках продвигаться ближе к колодцу. Думает: «Если этот горбатый злодей меня окончательно прижмёт, то моё спасение только в колодце». А верблюд, унюхав человека у корыта, прижав уши и низко наклонив голову, начал подкрадываться, как зверь к добыче.

Человек понял, что надо использовать последнею надежду на спасение. Подскочил и бегом бросился к колодцу, схватил бадью и, бросив её в колодец, сам прыгнул в неё, предварительно схватившись за верёвку, на которую она была подвешена. Очутившись к воде, понял, что так он долго не выдержит, вода холодная, и через некоторое время он здесь просто замёрзнет. На его счастье, колодец был не широкий и изнутри выложен камнем разной величины и конфигурации. Наш герой, держась за веревку и расставив широко ноги, вылез из воды, стал на каменные уступы и решил ждать, что будет дальше. А верблюд понял, что его в очередной раз надули, бросился к срубу колодца, засунул в него голову и давай орать, может даже матерился на своём верблюжьем языке. Тот, который сидел в подземелье, держался за верёвку и молил Бога, чтобы самец не перегрыз её.

Видно, у горбатого в уме не хватило, все-таки, какой-то извилины, чтобы это сделать. Но верблюд и не думал отступать, ходил вокруг сруба, топал от злости ногами, громко рычал, наверное, посылал всякие кары узнику. Затем он не придумал ничего умного как взять в осаду колодец,

а чтобы тот злодей, который сидит в колодце не вылез, он улегся на сруб. Мокрому беглецу, стало ещё хуже, было одно светлое окно в мир, и то закрыл этот горбатый враг, да и темно стало так, что ничего не видно. Если нога соскользнёт со ступеньки, то снова её туда поставить будет затруднительно.

Да и стоять так на растяжку, трудно: затекают и руки, и ноги, а сколько ещё на срубе колодца будет лежать этот злодей неизвестно. Остаётся только терпеть. А самец как будто, услышал его мысли, думает, терпи, терпи, а я буду тут лежать, пока ты там, не околеешь. Только он так подумал, как вдруг его сознание пронзила неприятная мысль. Так что же это получается, я за верблюдицей ходил, лелеял её, а теперь моими трудами может воспользоваться другой самец. Нет, так дела ни делаются, там, в стаде, желающих много, смирные они, пока я при стаде, а как только чуть в сторону, тут они поднимают голову. Нет надо быстрее в стадо к своей любимой, а тот, что внизу? Спросил он у самого себя и тут же себе ответил. Да шут с ним, приедет ещё раз в моё стадо, так живым не уйдёт, а сейчас надо поторопиться в стадо. Самец подскочил на ноги и рысью побежал в стадо верблюдов. С большим трудом, при помощи рук, ног и верёвки, которая свисала в колодце, человеку удалось выбраться наружу, а тут и чабаны подоспели на водопой со своими отарами, вот они ему и помогли добраться домой. Так что и вторая история тоже закончилась благополучно. А если бы она так не закончилась, то кто бы нам о ней рассказал, верблюд что ли? Вот именно.

СЕНОКОС

Пока я вам рассказывал о верблюжьих страстях, отец сходил на колхозный двор, вскоре вернулся и сообщил нам: «Нашему семейному хозяйству выделен участок под сенокос, надо ехать сейчас же и косить, а то уже середина июня, как бы трава не перестояла. С лобогрейкой и лошадями я с председателем колхоза договорился, так что, Сеня, поедем с тобой. Конечно, ты, может, с дороги устал и хочешь отдохнуть, но время не ждёт, так что отдыхать потом будем. Сенокос выделили нам далеко, это у самого старого хутора Гашун». Мама возмутилась: «А почему так далеко?» Отец ответил: «Я сам там попросил, я на том сенокосе недавно был, там трава хорошая, так что пусть будет подальше, но зато трава там лучше». Позавтракали, отец одел свою неизменную фуражку, полувоенного покроя цвета хаки и сказал мне: «Сынок, ты бы тоже надел, что-нибудь на голову, а то солнце печет уже с утра, а к обеду будет ещё жарче». — «Та ни, я так», — ответил я отцу. — «Ну, дывысь, тоби виднее». Мы с отцом взяли все необходимое и пошли на скотный двор, там взяли лошадей, лобогрейку и поехали на сенокос. Ехали мы долго, лошади тащат лобогрейку, а она сделана из сплошного железа и поэтому очень тяжёлая, но как бы то ни было мы потихоньку двигаемся к назначенной цели. Я и тато сидим на специальных сиденьях, которые закреплены на лобогрейке и они тоже выштампованы из железа. Кстати, я часто задумывался, почему косилку назвали лобогрейка, что, об неё люди свои лбы грели, или она кого-то так огрела по лбу, что они, вынуждены были её назвать именно «лобогрейкой». Вы, дорогой мой читатель, это знаете? Нет, не знаете. Ну, я тоже не знаю. Да и вообще, какая разница, как назвали косилку, лишь бы она косила сено. Ехали долго, до места, где будем косить сено далеко, примерно километров пять или шесть, поэтому ехали долго, тем более что, эта самая лобогрейка тяжелая, тащить её тяжело и поэтому лошади идут шагом, быстрее никак нельзя. Хотя, о том, что лобогрейка тяжёлая я вам уже говорил. Ну, ничего, эта косилка — лобогрейка настолько тяжёлая, что об этом можно и два раза сказать. Едем дальше.

Я сидел на своём металлическом сиденье и от нечего делать зевал, затем меня потянуло в сон, но я не уснул, так как вспомнил, что мы едем к старому хутору Гашуну, а в прошлом году мы косили сено прямо по улицам старого хутора, там была хорошая трава. И тут я подумал, а может, и в этом году будем там косить сено, хотя, я чётко слышал, как тато сказал, что будем косить сено у Гашуна. Но всё-таки, чтобы не сомневаться я решил уточнить у отца и спросил его: «Тато, а мы сено будем косить в Гашуне, как в прошлом году?» — «Да нет, сынок, там сено уже кто-то скосил, так что мы будем косить рядом с хутором. Там тоже хорошая трава, вот приедем, так ты убедишься». Ну ладно, думаю, раз так, то пусть оно так и будет, подумал я. Хотя мне очень хочется снова побегать по курганам старого хутора, заросших травой и бурьяном, как я это делал в прошлом году. Некоторые курганы были настолько маленькие, что практически сровнялись с землёй. Но были и большие курганы. Моё внимание привлекли три больших кургана, которые стояли вдоль «улицы», на которой мы косили сены. Помню, я тогда хотел спросить у отца, что это за курганы и чьи дома здесь раньше были. Но, когда косишь, спросить не получится, косилка-лобогрейка стрекочет так, что ничего не слышно. Думаю, дождусь обеда тогда у тата и спрошу. А обед будет обязательно, иначе как без обеда, мама косарей без обеда на сенокос не отпустит, потому что голодные работники — это не работники. Вот и наступил обед. Мы с тато распрягли лошадей, привязали их на длинный повод и отпустили пастись, а сами сели на небольшом кургане обедать. Вот когда обедали, я у отца и спросил: «Тато, а чьи это были дома, где большие курганы?» — и показываю в сторону курганов пальцем.

— «А эти, та це там жили богатеи Жмотенковы. Их было три брата, ох и сволочи были, нам, батракам, житья не давали. Бывало, работаем с батьком у них целый день, от зари до зари и за такой труд только еда. Да и едой её трудно назвать. А зверюги, какие были, не дай Боже, что хотели, то и творили в хуторе, и никто им не указ, люди их просто боялись. Расскажу тебе из множества их зверств, только один случай. Было это, раним утром, в году 16 или 17-м. Пастух трубил в свой рожок, собирал череду коров. Люди выгоняли своих бурёнок, то и дело слышался крик пастуха, который собирал коров в стадо. Мы всей семьёй, это я, отец, Иван, Дмитрий и Саня сидели дома, коровы у нас не было и поэтому выгонять было не кого. Всё шло, как и каждое утро, ничего особенного. Стадо коров вместе с пастухом ушли на выгон, и наступила тишина, только изредка лаяли собаки. И вдруг я услышал нечеловеческий болезненный рёв. Так человек может кричать только от дикой боли. Мы, Иван, тато и я выбежали на улицу и увидели ужасную картину. Степан Сотин наш хуторянин шёл по улице связанными руками обвешанный мясом, а с заде Сотина, и по бокам, шли эти богачи братья Жмотенко с сыновьями и били Сотина цепями. Он весь уже был в крови, а они били его, не разбирая, куда попадут. Били и по спине, и по плечам, и по голове. После каждого удара он издавал нечеловеческий стон с криком пополам. За этой процессией шла жена Сотина с тремя детьми, старшему сыну, тогда было лет шестнадцать, они плакали и умоляли богатеев отпустить их отца, ведь он ни в чём не виноват он всю ночь до утра был дома. Вокруг этой процессии собрались люди и спрашивают у богатеев Жмотенко: «Что такое сделал Сотин, что вы его так истязаете?» На что богатеи ответили: «Он у нас украл мясо. Мы, мол, вера зарезали бычка, а утром посмотрели, а половину мяса нет. Оказалось, что это Сотин украл. Но людей такой ответ не удовлетворил и они у Жмотенко спрашивают: «А почему вы решили, что ваше мясо Сотин украл, может это сделал кто-то другой, а страдает невинный человек». — «Нет, нет, мы знаем точно, что Сотин украл, те кусочки мяса, которые были разбросаны по земле, привели нас точно к дому Сотина, и мясо мы у него нашли в сарае. Вот оно висит у него на шее, так что он получает по заслугам». Эти богатеи-живодёры, Жмотенко, повели несчастного человека дальше по улице, продолжая избивать его, а люди стояли на улице в недоумении. За что же Жмотенко истязают Сотина, на воровство мяса это не похоже, здесь должна быть другая причина. Но, не узнав причины, люди разошлись по своим домам. А братья Жмотенко со своими сыновьями довели Сотина до конца улица и только тогда его бросили. Люди помогли жене Сотина привезти его всего израненного домой, он два дня помучился и умер. Жена Сотина похоронила мужа и после этого поняла, что жизни ни ей, ни её детям, в этом хуторе не будет. Запрягла лошадь в бричку, сложила туда кое-какие вещи, посадила детей в бричку, корову тоже к ней привязала и уехала из хутора Гашун. Куда она уехала никто толком и не знает, она никому об этом не сообщала. А зачем сообщать, чтобы Жмотенко её и там достали? Вскоре после отъезда жены Сотина, мы узнали причину избиения её мужа братьями Жмотенко. Оказывается, семья Жмотенко раз за разом пасла свой скот на покосе Сотина, и в результате, от его покоса ничего не осталось. Он поехал к старшему Жмотенко, чтобы он компенсировал ему потравленный покос, но его выгнали со двора взашей. Сотин разозлился, стучал кнутом по воротам Жмотенко и угрожал им тем, что он на них управу найдёт. Конечно, управу Сотин на Жмотенко не нашёл, а вот они его решили проучить, да так чтобы и другим не повадно было открывать рот на род Жмотенко. Вот такие, сынок, тогда у нас были дела. Мы, бедняки жили в постоянном страхе, чтобы не накликать на себя беду, на всякие сходы не ходили, даже на улице с речами не выступали, мало ли что в горячке скажешь, а потом беды не оберёшься. У этих богатеев в руках вся сила была. Ведь полиция или жандармы были от нас на сто километров, как пожаловаться на богатеев, да и будет ли толк от того. Так что лучше сопи в две дырочки и делай, то, что тебе скажут. Ну ладно, сынок, пойдём косить траву, а то солнце уже повернуло к заходу.