Я сын батрака. Книга 1
Шрифт:
День катился к закату, разгорелась вечерняя заря. Я сижу на дышле тачки и жду с моря погоды. Но так как я по натуре нетерпеливый, то не смог долго ждать и пошёл сдаваться родителям, которые до сих пор были у Мазепиных. Там застолье шло полным ходом. В оправдание хуторян должен заметить, что гуляя, они никогда не напивались, так чуть-чуть, как говорится, для веселья. Я думаю, что они так это делали потому, что каждого родителя дома ждали дети и бесконечная работа, которую отложить ну никак нельзя. Как только я зашёл в хату к Мазепе, мама увидела меня и спрашивает: «Зачем ты пришёл?» — «Да так», — отвечаю я неопределённо. «Как дела дома?» — снова спрашивает она. «Та гарно», — отвечаю я. Ну, всё же, читатель, Вы меня понимаете, не могу же я сразу сказать, что в дребезги расстрелял пол стены, надо было оттянуть родительскую кару. Я уселся на скамейку, которая стояла у стены, и грустно смотрел на веселье, думая о своём неизбежном.
В комнате Мазепы я из детей был не один, там были и другие дети, родители которых сидели за столом, они бегали, играли, шумели, родители на них прикрикивали, они на время затихали, а затем снова принимались за своё. Надо сказать, что детям взрослые разрешали находиться, где проходило веселье, так как та обстановка, которая там царила, позволяла это делать. Взрослые хуторяне даже в лёгком подпитии, не позволяли себе произносить бранных слов, в крайнем случае, могли послать к чёрту и то в шутливой форме. Я не могу говорить за весь хутор но, в нашей округе было, так как я написал. Но это не значит, что за столом не было споров,
Но получилось всё не так, как я думал. Вышел Миша из хаты и говорит: «Сеня, иды в хату тэбэ мама клыче». Ну всё, думаю, вот он пришёл момент расплаты. Захожу в хату, там горела лампа, и было светло. Улики, в виде разбитого зеркала и таких же разбитых фотографий лежали на том же месте, где я их и оставил. Мама показывает на стену, где висел каркас от зеркала и расстрелянные фотографии, и спокойно спрашивает меня: «Сеня, это ты сделал?» Я молча кивнул головой. А что отпираться? Кроме меня такое в доме такое никто не сделает. Мама мне снова задаёт вопрос: «А ружьё заряжено было или ты его зарядил?» Я рассказал, как всё было, родители выслушали, затем мама поворачивается к отцу и говорит: «Батько, як же так, дома малые диты, а в хате заряженное ружьё. А если бы вин направыв его в Мишу чи Раю, ты представляешь, какая трагедия была бы в нашем доме, та и зеркала теперь ныма, куда дывыться будем». Мама на время замолчала, видно думала, что ещё сказать, но этим воспользовался отец и вставил своё, весьма для меня удачное слово: «Ну что, маты, теперь балакать, обошлось хорошо и ладно, больше такого не повториться, ружьё я вообще разберу и спрячу. А зеркало, так его давно надо было заменить, а то оно от старости, всё жёлтыми пятнами покрылось. Я сегодня был в магазине, так там привезли новые зеркала, такие красивые, так завтра и купим, гроши на это есть». После таких татыных слов, мама подобрела, затем сказала: «Ну, дети давайте будем вечерять». На этом эпопея с расстрелом зеркала и фоток закончилась. А ружьё отец разобрал и спрятал. Правда, когда я вырос, и тато давал его мне ходить на охоту, ружьё я сломал, но об этом позже. А зеркало на другой день купили, больше нашего старого, и чистое без пятен. Повесили на тот же гвоздь, на котором висело старое, а простреленные фотки убрали в сундук.
НАШИ КОРОВЫ
Раз я пишу о нашей семье и нашем дворе, то ещё хочу написать и о наших коровах, которые поили нас молоком. Первую корову, которую я помню с малых лет, была рябая рогатая, как у нас говорили, калмыцкой породы, и звали её Зойка. Вредная была, до ужаса, когда из череды идёт, обязательно залезет в чужой огород и наделает там таких дел, что из-за этого получался конфликт с хозяевами этих огородов.
Однажды наша Зойка не пошла по улице, как вся череда, а прям со степи зашла в чужой огород, там затоптала и съела огурцы и помидоры. Её хозяева выгнали из своего огорода, так она перешла в соседний огород, и там натворила таких же дел, когда хозяева этого огорода её тоже выгнали, она перешла в соседний огород. И так она шла по огородам, пока не дошла до огорода тёти Груни, то есть нашей соседки. Главное, мы во дворе корову ждём, а её всё нет и нет. Уже вся череда прошла наш двор, а нашей коровы нет. И тут мы услышали крики в соседнем огороде. Мама мне говорит: «Сеня, пойди, посмотри, не наша ли это Зойка там шарахается». Я побежал в соседний огород и точно, смотрю, а наша, рябой масти, Зойка хватает, что попадётся вкусного в её широко раскрытый рот, вырывая эти овощи с корнем. Я побежал помогать тёте Груне, выгонять нашу прости господи, и палкой погнал её в свой двор. Главное то, что когда я помогал тёте Груне выгонять нашу корову из её огорода, то действиями Зойки возмущалась не только наша соседка, но и тётя Кошевая, ругала и нашу корову и нас, как хозяев. Позже мы узнали что наша «артистка», по имени Зойка, сделала турне по десятку огородов. Кстати говоря, за ней такой грех водился постоянно. Если её не встретили ещё за хутором, то жди беды. Если о ней говорить как о корове, то на неё она была мало похожа, а похожа она была больше на коня рысака. Высокая ростом, тело поджарое, живот втянут, вымя маленькое, ноги длинные, как у современных фотомоделей, ходила, высоко подняв голову, а бегала как антилопа сайгак. Если её оседлать и выставить на скачки с лошадьми, то она точно будет в призёрах. Ну, скажите какое молоко можно ждать от такой коровы? Тем более что она доилась пять месяцев в году, а остальное время, готовилась к родам, а после родов, месяц кормила молоком своего телёнка, и только потом доилась. А молока давала, просто смех. Если нормальные дойные коровы за одну дойку дают молока по десять литров, и доились от отёла до отёла. Наша же Зойка, давала не больше пяти литров и доилась пять месяцев. Вот и весь сказ. Семья большая, молока мало, так что в детстве, мы его практически и не пили. Долго эта Зойка над нами издевалась, а потом мы на неё окончательно разозлились и её съели. Не живую корову, конечно, но всё-таки, съели.
Вскоре у нас появилась другая корова, из дойной породы. Молока она давала за один удой по десять литров. Вот тогда мы молока попили вдоволь. Спасибо Якову Ефимовичу Кошевому, что продал нам корову из своего двора. Имя новой корове дали Зирка (Звезда, Укр.). Она была хорошей коровой во всех отношениях. А Зойка, она в том и не виновата, что такая была, ведь она была калмыцкой породы, а калмыки крупный рогатый скот разводили только на мясо, а молоко они пили кобылье, оно жирнее коровьего, а значит, и питательней. Но меня интересует другой вопрос, откуда взялась в нашей семье эта вредная корова Зойка. По всем моим расчётам, это, скорее всего внучка, а может быть правнучка той коровы, которую в 1922 или 1923 году домой привёл мой дядя Иван. Помните, я об этом писал. Ведь до этого в семье Ефима Васильевича коровы не было, а Зойки не стало, когда ей было лет двенадцать. Да и откуда у батрака могла взяться другая корова, выращивали тех, кого родили свои коровы. Так что, корова Зойка — Калмычка.
ГАДЮКИ
Ранней весной, когда трава ещё не поднялась так высоко, чтобы коровы могли пастись, хуторяне, в том числе и наша семья, ходили в степь, рвать траву руками, чтобы потом дома подкармливать коров
И так раз за разом. Траву рву, а сам чувствую, что мои ступни замерзают всё больше и больше, но продолжаю работать. В один момент я также, как обычно, запустил руку в траву, сжал пальцы, и почувствовал что-то мягкое, не похожее на клок травы. Поднимаю кулак и, о Боже, в моем кулаке меж пальцев болтается змеёныш, изгибается и норовит меня укусить. Я подбегаю к Наташе и говорю: «Наташа, тут гадюк с детёнышами много, мне один в руку попался вместе с травой, я боюсь рвать траву». Стою около Наташи, переминаюсь с ноги на ногу, чувствую мои «лапки» окончательно застыли, день хоть и тёплый, но ещё утро, на траве холодная роса, да и земля ещё не прогрелась. Сестра увидела мои телодвижения и говорит: «Давай мне мешок, а сам беги домой, а то простынешь». Я, передал мешок Наташе а сам стал пробираться среди змеиных выводков, как по минному полю, домой. Осторожно иду, боюсь наступить на змеиный выводок, а их всё больше и больше, вылезли на солнышко погреться. Лежат у своих нор по десятку, а то и больше греются. Я остановился, чтобы осмотреться, как же мне вернуться домой, а их по всему зелёному ковру, видимо-невидимо. Меня охватил ужас, думаю, как же я пройду среди этой нечисти. Эх, надо быстрее отсюда убираться, думаю, я побегу быстро-быстро, и эти гады не успеют меня укусить, ведь они ещё полусонные. Так и сделал, несусь что есть мочи, чувствую, что ногами наступаю то на траву, то на что-то мягкое. Но я не обращал внимания, бежал пока не проскочил опасный змеиный участок. Прибежал домой, заскочил на печь и свои замерзшие ноги поставил на каменок печи. Отогрелся и не заболел.
Далее у меня начинается почти взрослая жизнь, учёба в школе села Ипатово. Но с хутором мы не прощаемся, так как я сюда буду приезжать на каникулы.
УЧЁБА В ИПАТОВСКОЙ ШКОЛЕ НОМЕР ОДИН
Весной, в 1948 году, я закончил четыре класса хуторской начальной школы, и всё лето работал на нашем огороде. Что делать дальше я как-то и не думал, просто всё шло по накатанной дорожке. Так же, как и я, мои старшие братья и сестра Наташа заканчивали четыре класса и потом начинали работать в колхозе. И мне намечалась вот такая же участь. Но в конце августа этого же года из села Ипатово приехал брат Андрей, и в беседе с родителями он спросил: «А что Сеня собирается дальше делать?» — «Та вот не знаем, парню бы надо дальше учиться, а где и как не можем придумать. Ты же сынок знаешь, как у нас с деньгами, вот в этом и причина», — сказала мама Андрею. «А знаете что? — глядя на родителей, сказал Андрей, — Давайте я его заберу к себе в Ипатово, пусть у нас с Дусей живёт и будет учиться в школе. Парень он смышлёный, так что учиться ему обязательно надо». На этом и решили. Меня, разумеется, никто не спрашивал, хочу я ехать в Ипатово или нет, старшие решили, а ты выполняй. Переезд Ипатово на постоянное место жительства, мне дался очень трудно, ведь я был ещё ребёнок, и до этого негде ни бывал, тем более не жил далеко от дома, даже временно. А тут, сразу в районное село, да ещё на постоянное место жительства. До школы у меня была ещё неделька, чтобы ознакомиться с новой обстановкой. Но я никуда не ходил, сидел в хате и тосковал по моему родному хутору, о школе я, почему-то, не думал, даже не знал, где она находится.
Пришло время идти в школу, туда меня повёл брат Андрей, всё как надо оформил, меня определили в класс, и я начал учиться. Если вы меня спросите, какие у меня были ощущения после первого дня учёбы, то я вам отвечу так, ШОКОВОЕ. Ведь, если честно говорить, то я же был не русский и из самого, что ни на есть, глухого степного уголка, я сразу попал в столицу, где говорят, практически все, на русском языке. То, что говорила учительница на уроке, я половину не понимал, а то, что понимал, я понимал по-своему. Вот по этой самой причине мне было очень трудно учиться. Особенно мне доставалось от русачки. Она, старая ведьма, не понимала что я попал в школу в Ипатово, словно прилетел на другую планету, и для того чтобы мне там стать своим, нужно время. А вот этого самого времени мне и не давали. Ну ладно бы поставила за неуспеваемость двойку, а то начинает всячески оскорблять. Я в классе был самый высокий ученик, так вот она, глядя на меня через свои круглые стекляшки, постоянно любила повторять: «Большая фигура, но дура, а мал золотник да дорог». Это она говорила о нашей отличнице, Соне Сомченко, которая была маленькая ростом. Мне было страшно стыдно, что меня так при всех оскорбляют. До этого, меня никто не оскорблял, да и вообще в нашей семье, от родителей оскорблений мы не слышали, ну за исключением маминого «чёртова цыганва», так разве это оскорбление, скорее, наоборот. Если бы я не старался, то ладно, как говорится, заработал, а то ведь после школы я никуда не ходил, сидел за уроками и всё выучивал, но в классе, как начну отвечать устное задание, ученики смеются над моим корявым языком, а учительница говорит: «Из Вашего ответа я ничего не поняла, садитесь два». Она меня буквально била по рукам, думаю, зачем учить, если мне все равно поставят двойку.
А вот ещё поведение нашей русачки. Класс пишет диктант, я, разумеется, тоже. Кажется, что учительница диктует медленно, но это для Сони Сомченко, нашей отличницы, медленно, а для меня быстро и даже очень. Ведь всё моё существо так и норовит написать так, как я умею, как у нас в хуторе говорят. Вот я и пишу, вместо что — шо, вместо что-бы — шо бы, делать — робыть, ну и так далее. Разумеется, после проверки моего диктанта, я, в лучшем случае, получаю два, а обычно за диктант я получал единицу. Я просто не знал, как дальше быть, решил бросить школу и уехать снова в хутор. Об этом сказал брату, но он не одобрил мою задумку, сказал: «Нет братка, бежать от трудностей это не дело, надо их преодолевать, так что терпи и учись, учись и терпи». И я терпел и учился. Но надо отметить, эта ведьма была не простая ведьма, а хитрая, а иногда была и доброй ведьмой по отношению ко мне. За учебную четверть я никогда в журнале не имел двойки, всегда была тройка. Я не знаю, какая была система подсчёта баллов, но на контрольном диктанте, учительница рядом со мной за парту, подсаживала, как вы думаете, кого? Правильно, Соню Сомченко, возможно со специальной инструкцией, помочь мне. Соня, эта маленькая девочка, на вид ей было лет девять, писала так быстро, что написав, сидела и смотрела, как я долго мучаюсь. Как только я дописал последнее слово диктанта, Соня, буквально смахивала в свою сторону мою тетрадь, и начинала исправлять ошибки. Я смотрел на неё, и удивлялся, как быстро она это делает. На перемене я, ужасно стесняясь, спросил её: «Соня, как ты научилась так грамотно писать?» Она мне ответила: «Специально я этому и не училась, я просто очень много прочитала книг, ведь я читаю с четырёх лет, а ты, сколько прочитал книг?» Я ей ничего не ответил, потому что, мне было стыдно, к тому времени я не прочитал ни одной книги. На следующем уроке русского языка, учительница начала объявлять оценки за диктант. Я сидел спокойно, ничего хорошего от этого диктанта не ждал, думал, ну может, с помощью Сони, тройку получу, но не больше. И тут русачка называет мою фамилию, я встал, так положено, жду, что она скажет. И вдруг слышу её слова: «А вот сегодня ученик Чухлеб молодец, он написал на пять». Я был и удивлён и смущён, не знал как себя вести, зная, что это не моя заслуга, а Сони. А Соня, в это время смотрела на меня и улыбалась. Вот так у меня было с русским языком.