Я тебя (не) прощу
Шрифт:
— Что? — спросила Леся, с интересом наблюдая за его действиями.
— Она делала их сама, — улыбнулся своим воспоминаниям Арсений. — Чаще всего — шила и набивала ватой, а потом придумывала историю о том, как эта игрушка попала к нам… И мы с тобой тоже можем создать игрушку сами. Кого бы ты хотела?
Леся приоткрыла рот, словно не верила, что такое вообще возможно. После некоторых размышлений она выпалила:
— Я хочу лошадку!
— Значит, будет лошадка, — кивнул Арсений.
Они просидели так несколько часов — он строгал, пилил, вырезал из небольших
Одним словом — они почти незаметно внешне, но весьма ощутимо внутренне — сближались.
— Ну как? — спросил Арсений, закончив полировать деревянную лошадку и убедившись, что на ней не осталось никаких неровностей и зазубрин, которые могут быть чреваты появлением заноз у дочери.
Конь, если быть откровенным, получился на редкость уродливым и кривым. Одно его ухо было больше другого; нос вышел слегка приплюснутым, а рот — перекошенным…
Но Леся всего этого, кажется, просто не замечала. Когда он передал ей игрушку, она крепко прижала к себе деревянного коня, как величайшую ценность…
— Завтра мы можем покрыть его лаком, чтобы красиво блестел, — сдавленным голосом произнес Арсений. — А еще — сшить ему одежку, если мама пожертвует нам какие-нибудь тряпки…
— Он клевый, — с чувством откликнулась дочь. — Спасибо, папа.
Он порывисто притянул ее к себе и обнял, ощущая, что совершенно не заслужил ни этого «спасибо», ни восторженной радости в ее глазах. И даже ответного объятия, которым она его наградила — доверчиво и искренне.
— Знаешь что? — проговорил он, подхватывая дочь на руки. — Я сейчас немного на мели, но, думаю, мы с тобой все равно можем совершить налет на «Мармеладный рай» — кое-кто мне сказал, что это твой любимый магазин сладостей?
— Дааа, — выдохнула Леся радостно.
— А знаешь ли ты, — улыбнулся он с тихой грустью, — что этот магазин открыл еще твой дедушка — мамин папа?
— Ты шутишь? — широко распахнула в ответ глаза Леся.
— Ничуть. А теперь он принадлежит нашей маме…
— Она мне не говорила!
— Она и сама не знала. Ну так что, едем?
— Да!
С Лесей на руках он взошел по лестнице к двери и постучал.
— Что, уже все перекопал? — поинтересовалась насмешливо Аврора.
— Я этим честно занимался, пока не выяснилось, что все перекопали уже до меня, — парировал он в тон ей и прежде, чем между ними завязалась бы очередная перепалка, поспешно добавил:
— Хочу свозить Лесю в «Мармеладный рай». Можно?
Их взгляды переплелись, завязываясь в понятный лишь им двоим диалог.
— Мам, а это правда твой магазин? — встряла в разговор Леся.
— Теперь — да, — неохотно признала Аврора.
— Значит, мы можем купить там все-все-все?
— Купите то, на что у папы денег хватит, — ответила Ава, наградив его насмешливым взглядом. — Только Галину Ивановну с собой возьмите.
Она уже хотела было отойти, но Арсений удержал ее, перехватив за запястье.
— Мне очень неудобно спрашивать, но не одолжишь мне свою «Шкоду»?
— У
— Ах да… Ладно, возьми. Ключи в машине.
Он уже развернулся было, чтобы спуститься вниз, как Ава их окрикнула:
— Подождите! А поужинать?
— Перекусим в городе, — откликнулся он и, обернувшись, сверкнул ответной смешинкой во взгляде:
— Не волнуйся, на это у меня денег хватит. Благослови бог «Макдональдс» и «Крошку-картошку»!
— Кошмар, — только и сказала в ответ Ава.
Но он с удовольствием отметил, что осуждения и недовольства в ее голосе не было.
14
Я была… в растерянности. Смятении. Раздрае.
Трудно было подобрать иные слова к тому, что чувствовала. К тому, что творилось в душе от присутствия рядом бывшего мужа.
Знала ведь, что его близость для меня губительна. Собиралась же избегать этого любой ценой. Но Арс каждый раз, словно в ответ на эти мои намерения, умудрялся сделать нечто такое, что никак не давало мне от него дистанцироваться, хоть я и понимала, что это было бы куда лучше для меня самой и моего душевного спокойствия.
Он буквально не оставлял мне выбора своими действиями. Он удивлял каждой новой выходкой — не всегда приятно, но… я все равно не могла ненавидеть его так, как мне того хотелось бы. Вся старательно лелеемая мной неприязнь отошла на задний план при виде одной-единственной картинки — как отец и дочь, склонясь друг к другу и доверительно касаясь головами, делали из старых деревяшек какую-то кривую лошадь. Увлеченные этим, они и не подозревали, что я смотрела на них из окна. Смотрела и ощущала, как все душевные баррикады беспомощно падают от простого понимания: Леся счастлива. Счастлива просто от того, что у нее есть отец. От того, что он рядом.
Наглый, несносный, самоуверенный… но он давал ей то, чего не смог бы дать никто другой. Даже я.
Отеческое плечо.
Было грустно сознавать, что теперь ее любовь принадлежала не только мне… но ее радость стоила любой моей боли.
Когда они вернулись с прогулки, я отметила, что Арс уже переодет в приличную одежду — видимо, они успели заглянуть к нему домой. И все трое, считая Галину Ивановну, выглядели безумно довольными и счастливыми… настолько, что я на миг даже почувствовала себя лишней. Глупое, нелогичное чувство, от которого сразу же отмахнулась.
— Не замерзли? — спросила я, когда Леся и Галина Ивановна ворвались в дом, принеся с собой запах вечерней прохлады и каких-то вкусностей, навевающих почему-то воспоминания о детстве…
— Мамочка, это тебе!
Леся протянула мне кулек и в этот момент я узнала этот аромат — жареные орешки в карамели…
— Папа сказал, что ты их любишь! — выпалила дочь, выжидательно на меня уставившись.
— Люблю, — с улыбкой признала я и тут поняла, что Арс в дом так и не зашел.
Он стоял внизу, у крыльца, молча признавая очерченные мной границы. Когда мой взгляд на нем замер, он коротко улыбнулся и сказал: