Я тебя никогда не забуду

Литвиновы Анна и Сергей

– А удостоверение?

– Слава богу, оно на месте… Я еще почему тебя прошу найти их – как я утрату личного оружия объясню?..

– Н-да, история, – вздохнул я.

– Преступники не рецидивисты, – горячо зашептал он, – я это чувствую. Думаю, они дилетанты, которые решили денег на мне заработать, наверное, на них легко будет выйти, через адрес квартиры, куда я пришел хотя бы…

– Надо ж там, на месте, следственные действия производить. Обыск, экспертизы… Как я один буду этим заниматься?

– А как Шерлок Холмс работал? – хмыкнул майор. – Я ведь и дверь в ту квартиру не захлопнул. Прикрыл только, собачку отжал. И бумажку из блокнота вырвал, на двери печаткой своей опечатал. Никто туда не сунется. Я, хоть и

по голове стукнутый, но хитрый.

Майор снова хохотнул. В какие-то моменты он производил впечатление пьяного, хотя спиртным от него не пахло. Наверно, просто сказывались последствия удара по затылку: сильная черепно-мозговая травма, шок.

– Стало быть, дверь той квартиры отперта. Никто туда больше не сунется, печати с буквами МВД испугаются, ну а ты войдешь. Записывай адрес: Лесная улица, дом… Вряд ли квартира их. Наверняка съемная. Тоже неплохо, узнаешь, кому хозяева жилье сдавали, и дело в шляпе… Да что там!.. Ученого учить, только портить… Ты найдешь супостатов, я знаю… Я бы и сам взялся, но, мне, похоже, надо отлежаться… Давай уж, майор Аристов, родина тебя не забудет… А я, если чего еще вспомню, позвоню тебе… И привет вашему полковнику Любимову передавай. Ему я сам расскажу, что случилось. Наверно, навестит он меня, и, я надеюсь, с апельсинчиками. А ты больше никому ни слова, лады?

– Думаешь, – спросил я в лоб, – преступники, когда я их поймаю, тоже будут язык за зубами держать?

– А ты их не лови. Ты их грохни при задержании.

– Как бы они сами кого-нибудь не грохнули. Из твоего же «макарова».

– Ладно, Аристов, не нагнетай. Все будет хорошо, я в тебя верю – ты уж найди их, а?.. Давай, девочки тебя проводят.

«Девочки», мама с дочкой, провожали меня куда радушней, чем встречали.

– До свидания, дядя Паша! – лучилась Олюшка, произведшая меня по-свойски в «дяди». – Приходите к нам еще!

Майорша подала руку лодочкой, возможно, ожидая поцелуя (которого не последовало), и долго не выпускала мою ладонь.

– Я вам очень, очень благодарна, Павел Савельич… За то, что вы приехали… И за то, что взялись за наше дело… Большой привет супруге, надеюсь, мы с ней познакомимся, и учтите, – голос она многозначительно понизила до самого интимного, – у нашей семьи большие связи, очень большие, и мы никогда не забываем тех, кто делает нам добро.

В итоге вышел я из квартиры Верных лишь без двадцати одиннадцать и с не очень приятным чувством, словно съел чего-то несвежего. Однако прогулка к станции «Аэропорт» по свежевыпавшему снежку слегка затушевала моральную тошнотину, а поездка домой в полупустом вагоне метро (я наконец-то смог почитать последнюю «Литературку») и вовсе настроила на философский лад.

А то, что жена моя Аля хоть и легла, но все-таки не спала, ждала меня, и ее ревность по поводу позднего моего появления была не всамделишной, скорее некой разновидностью супружеской игры, и вовсе примирило меня с нашим несовершенным миром…

1981 год, октябрь – декабрь

Иван Гурьев, студент,

начинающий поэт и прозаик

И Наташа снова исчезла.

Ничто опять не предвещало расставания.

Мы провели вместе еще одну ночь – нашу вторую. Мой друг, снимавший в Текстильщиках однокомнатную квартиру, пожертвовал мне ключи. Чтобы распрячься, я взял побольше шампанского. Шампанское, и шоколад, и стереоаппаратура, и огромное количество бобин с записями Пинк Флойд, Дип Пёрпл, Лед Зеппелин… И, как всегда, не хотелось расставаться с ней, отлепляться от нее… Ночь перешла в утро, сменилась днем, и снова вечером…

Я поехал провожать Наташу на Ленинградский вокзал на электричку. Любовный хмель еще не выветрился из ее хорошенькой головки, она всю дорогу прямо-таки растекалась по мне, висла, прижималась… Не сказать словами, как мне была приятна эта близость… И гордость от сознания, что мы вместе.

Она, эта гордость, даже затмевала горечь от мысли, что у нее был другой – совсем недавно, пока я парился в стройотряде. Ну и ладно, думалось мне, я ведь, в конце концов, тоже не мальчик. Эйфория захлестывала меня.

Я посадил Наташу на электричку. Уже стемнело. Тогда, в октябре восемьдесят первого, темнело как-то особенно рано – может, оттого, что страна впервые перешла на зимнее время. Этот переход, за неимением прочих событий, весь год являлся актуальной темой для разговоров, шуток, анекдотов и даже частушек.

Время сдвинули на час,кавардак на глобусе,раньше член вставал в постели,а теперь – в автобусе!

Но я отвлекся… На всю жизнь я запомнил то расставание на перроне пригородных поездов Ленинградского вокзала… Уже схлынул основной поток возвращающихся с работы, однако лавки в электричке почти все были заняты. Но Наташа не спешила садиться. Я стоял на перроне, она – в тамбуре. Между нами уже пролегло расстояние – распахнутые двери, узкая пропасть меж перроном и поездом. И не выразить ни стихом, ни прозой ту радость, что я испытывал от обладания ею, и бесконечную нежность от любви, и горечь от ее, как ни крути, обмана и от нашего предстоящего расставания…

Мужик рядом с ней в тамбуре курил и прислушивался к нашему разговору. Каждую минуту мимо меня проскакивал в поезд очередной спешащий пассажир. У всех была обыденная жизнь – а у меня яркая, как салют или цветок. Губы говорили одно, глаза – другое.

– Беги в вагон, все места позанимают.

– Успею.

– Когда мы увидимся?

– Я позвоню.

– Почему б не договориться сразу, сейчас?

– Не знаю еще, как со временем будет. Да позвоню я, не бойся.

Тут двери электрички зашипели и стали смыкаться. Она взмахнула рукой: мол, наберу твой номер, затем послала мне воздушный поцелуй, помахала рукой и отправилась в вагон. Электричка тронулась с места и стала набирать ход. Я смотрел вслед проплывающим мимо освещенным окнам, и мне казалось, что у нас с Наташей впереди целая жизнь и наша любовь только начинается…

Все случилось совсем не так.

Прошел день.

Два.

Потом – три.

Она не звонила.

Снова повторялась летняя история.

Сейчас, когда мы избалованы мобильниками, аськами, скайпами, стало казаться даже странным, что человек может выпасть из зоны доступа. Нынче – хотим мы того или нет, замечаем или нет – вся наша цивилизация переменилась. Уже невозможен, в частности, ремейк с переносом в наши дни Ромео и Джульетты – как еще недавно сняли фильм с участием Ди Каприо американцы. Почему? А вы помните, почему произошла трагедия? Джульетта напилась яду, от которого стала недвижной, словно мертвой – а Ромео, который пребывал в ссылке, забыли о том предупредить. И только лишь от недостатка информации бедный Ромео, увидев хладный якобы труп возлюбленной, наложил на себя руки… И ведь ситуация, тянувшаяся из Средневековья – когда информация доходила не вовремя или не доходила вовсе – была характерна для нашей жизни лет десять назад. Не говоря уж о более раннем периоде.

Помню указатель, увиденный на автодороге где-то за Воронежем: телефонная трубка, а под нею табличка: «40 км». Огромные территории нашей страны, начиная с Кольцевой автодороги, были не телефонизированы вовсе, а мобильники еще десять лет назад представлялись атрибутом богатства и власти наподобие часов «Ролекс»…

Зато только сейчас понимаешь, что у каждой тучки есть своя светлая изнанка. И в том, что ты мог оставаться сколь угодно долго – столько, сколько хотел! – не доступным ни для кого, таился свой кайф.