Я вам любви не обещаю

Леонова Юлия Сергеевна

Более не было смысла оставаться на своём наблюдательном посту. Прямо спросить Караулова о знакомстве с Тоцким и причинах, побудивших того скрывать сей факт, Бахметьев не мог, оставалось вернуться в Петербург, и почтить своим визитом старуху Уварову. Может быть, тётка Караулова сумеет пролить свет на тёмные делишки своего племянника.

Столицу Бахметьев покидал поздней осенью, а вернулся в Петербург заснеженной зимой в канун Рождества. В квартире на Литейном его ожидали несколько писем от mademoiselle Епифановой и с десяток гневных посланий от матушки. Георгий

не стал отвечать на письма, решив прояснить все при личной встрече с матерью. Тем более что он все равно собирался в Покровское, дабы побеседовать с княгиней Уваровой о её племяннике и не заехать по пути к матери было бы с его стороны непростительно.

И хотя тон писем графини Бахметьевой носил весьма гневный характер, при встрече с сыном Лидия Илларионовна постаралась держать себя в руках и ничем не выказать, владевшего ей недовольства. Ужин прошёл в довольно миролюбивой обстановке. Madame Бахметьева, с трудом сдерживая своё любопытство, отложила все разговоры на потом, стараясь не портить сыну аппетит. От взгляда Лидии Илларионовны не укрылись ни ввалившиеся щёки, ни тёмные круги под глазами от усталости и недосыпа.

— Юрочка, ты не бережёшь себя, — попеняла она сыну, когда трапеза подошла к концу. — Где ты пропадал все это время?

— В Никольске, — отозвался Бахметьев.

— И что же побудило поехать тебя в такую даль? — нахмурилась графиня.

— Вера Николавна пропала, — вздохнул Георгий Алексеевич.

— Оставила тебя? — недоверчиво переспросила графиня, в душе ликуя, что у гувернантки хватило ума самой оборвать эту связь.

— Да, — потянулся к графину с вином Бахметьев.

— Коли она пожелал оставить тебя к чему эти поиски? — пожала плечиком графиня.

— Mademoiselle Воробьёва ждёт от меня ребёнка, — наливая в бокал вино, ответил Георгий.

— Это единственная причина, по которой ты её искал? — с деланым равнодушием осведомилась Лидия Илларионовна.

— Нет! — взорвался Бахметьев, грохнув по столу бокалом так, что вино выплеснулось на белоснежную скатерть.

Графиня вздрогнула и одарила сына укоризненным взглядом.

— Жорж, ты забываешься, позволяя себе подобный тон в разговоре со мной, — рассердилась madame Бахметьева.

— Это вы забываетесь, маменька. Я уже давно не мальчишка, дабы учить меня хорошим манерам, — уже тише заметил Георгий Алексеевич.

— Мы все время ссоримся с тобой, — огорчилась графиня. — И всё из-за этой…

— Я люблю её, — разглядывая пятна от вина на скатерти, отозвался Бахметьев. — Знали бы вы, маменька, как больно терять.

Графиня поднялась со своего места и, остановившись за спиной Георгия, взъерошила тёмные кудри на его голове тонкими пальцами.

— Я знаю, Юрочка. Но боль уходит, а мы остаёмся. Все пройдёт, ты забудешь о ней, — ласково прошептала она.

— Вас несколько не волнует её судьба? — тихо спросил Георгий. — Не волнует, что станется с моим ребёнком?

— Почему же не волнует? — мягко ответила графиня. — Мне отнюдь не безразлично, что с ней станется, но что мы можем сделать, mon cher fils (мой дорогой мальчик).

Ты сделал все, что мог, — присаживаясь подле него, заглянула ему в глаза Лидия Илларионовна.

— Вероятно, ещё не все.

— Оставь свои терзания, Жорж, — вздохнула madame Бахметьева. — Mademoiselle Воробьёва сама приняла решение, и твоей вины в том нет.

Графиня умолкла. Тонкие пальцы скользнули по высокой ножке бокала, поправили скатерть. Она явно желала бы перевести разговор на другую тему, но не решалась.

— Говорите, маменька, — вздохнул Георгий.

— Я об Олесе хотела поговорить, — начала Лидия Илларионовна. — Бедная девочка, ты совсем заморочил ей голову. Она писала ко мне, а я даже не знала, что отвечать на те письма.

— Уверен, вы что-нибудь придумали, — отозвался Бахметьев.

— Жорж, так не может продолжаться бесконечно. Mademoiselle Епифанова — твоя невеста. Ты должен уделять ей внимание.

— Епифановы в Петербурге? — осведомился Георгий Алексеевич.

— Да, — кивнула головой Лидий Илларионовна. — Они проводят сезон в столице, хотя в свет не выезжают почти. Ты же сам понимаешь, после смерти Николая Васильевича… Тем более ты должен быть рядом с ней.

— Bien (Хорошо), — согласился Бахметьев. — Как только я вернусь в Петербург, я обязательно нанесу визит mademoiselle Епифановой.

— Ты представить себе не можешь, как я рада слышать это, — улыбаясь, поднялась со стула графиня.

Возможно, Лидия Илларионовна ждала, что сын из Бахметьево отправиться прямиком в Петербург, но Георгий Алексеевич склонен был довести начатое им расследование до конца и из родной усадьбы выехал по направлению к Покровскому.

Но поездка оказалась напрасной. Ни княгини, ни её племянника в Покровском не было. Не расположенный к долгим беседам дворецкий сухо поведал о том, что Елизавета Петровна занемогла и уехала поправлять своё здоровье на воды в Пятигорск, а Пётр Родионович отлучились по какой-то своей надобности, о которой, ему, дворецкому, ничего не ведомо.

Впрочем, где находится Пётр Родионович, Бахметьеву было известно, а то, что самочувствие княгини ухудшилось, так в этом не было ничего удивительного. Георгий Алексеевич уже спустился с крыльца и собирался садиться в сани, как на память ему пришла встреча с княгиней Уваровой в Летнем Саду. Вера тогда не пожелала делиться с ним подробностями разговора, но ему показалось, что она была расстроена, как впрочем, и сама княгиня. Он словно бы воочию вновь увидел дрожащие губы пожилой дамы, и кажется, даже слезу во взгляде.

— Постой-ка! — окликнул он дворецкого, намеревавшегося закрыть двери.

Перешагивая через ступеньку, Бахметьев вновь поднялся на крыльцо.

— А барышня, барышня сюда не приезжала? Белокурая такая, голубоглазая? — заглядывая в лицо слуге, выспрашивал он.

— Не было барышни никакой. Ей Богу, барин. Да и откуда здесь барышням взяться, — отвёл он глаза в сторону.

— Не было, говоришь, — вздохнул Бахметьев.

— Вот вам крест, — перекрестился правой рукой дворецкий, спрятав левую за спину.