Я, Великий И Ужасный
Шрифт:
Вохеец теперь упирал на то, что в нашей глуши определить качество серебра невозможно из-за отсутствия специалистов - и потому брать тагирийскую валюту следует по самому низкому курсу. Я мысленно взял на заметку, что нужно озаботиться данным вопросом на будущее. Для начала Чирак-Шудая озадачить: не может быть, чтобы фанатик-металлург да не знал о способах анализа драгоценных металлов.
Старался Тшур-Хапой, разумеется, не просто так: узнав про провёрнутую у него под носом выгодную сделку, купец загорелся желанием присоединиться к проекту в дальнейшем, вот и показывал, какой он ценный партнёр.
В итоге тагирийцы вынуждены были согласиться на обмен один к тринадцати. И шесть тысяч триста "тилихов" превратились в эквивалент четырёхсот восьмидесяти пяти вохейских золотых вместо шестисот
В отличие от вохейцев, торгующих каждый на свой страх и риск и конкурирующих друг с другом, подданные Империи выступили как единое купеческое общество. Не знаю уж, как они между собой разбирались.... Тот тагириец, что владел кораблём, заявлял: стоит его судно двести золотых, но он, так и быть, согласен отдать его за сто шестьдесят шесть монет - разницу, которую надо покрыть.
Тут уж обошлись без Тшур-Хапоя - Хиштта и Шивой сумели и своими силами сбить цену до сотни монет. А на оставшиеся шесть десятков и полдюжины купцы написали коллективную "личную" расписку, которая составлялась самими заинтересованными сторонами и заверялась подходящими свидетелями. Ну и, разумеется, такой документ, в отличие от бумаг, выправляемых в меняльных конторах, никто бы не принял в другой стране или даже в соседнем городе. В общем, смысл она имела только как обязательство одного лица перед другим. В третьи руки такие расписки передавались редко. Это крупные менялы, друг с другом общающиеся, повязанные взаимными интересам и обладающие связями повсюду, могли ещё надеяться выловить недобросовестного заёмщика на просторах Земноморья. Если честно, не понимал особой ценности данного документа, и на фоне намечающихся в перспективе доходов согласен был бы оценить парусник с рядами вёсел по бокам и в назначенную владельцем сумму. Но северяне принялись уверять, что деньги лишними не бывают - в крайнем случае, пустим долговое обязательство на покупку скота.
Немного подумал, и решил, что этот долг действительно можно обратить в новую партию витуков. Предыдущую-то, ту, под которую "чёрные" получили ракушки на два года вперед, на Пеу уже полностью привезли. Ну и сказал тагирийцам, что расписку вручу Шивою, который отправится на одном из их кораблей в Тагиру. Вот моему эмиссару пусть эти шестьдесят шесть золотых долга и выплачивают по мере необходимости. Тенхорабит будет закупать в течение сезона штормов телят. Помогать же ему в этом будет наконец-то нашедшийся брат Ньёнгно. Тот неплохо устроился, попав в рабы к крупному землевладельцу, который оценил умение ухаживать за скотом. В итоге Чимбо выслужился в распорядители стадами. Неволей при этом он, кажется, совершенно не тяготился. Впрочем, рабство в "стране чёрных", как я понял из рассказов Ньёнгно и купцов-тагирийцев, было мягче даже того, что практиковалось в Вохе или Кабирше. На севере раб тоже не был "говорящей вещью", которой хозяин волен распоряжаться как угодно. А давать вольную через десять-двадцать лет безупречной службы, вообще являлось, скорее правилом, чем исключением. В тагирийских же провинциях, заселённых чернокожими, невольники и вовсе проходили по разряду "вечно младших членов семьи" - а детей или внуков их уже практически не отличали от других членов клана.
На плоскогорьях и в саваннах корова или вол не стоили и пяти "тилихов", даже порченных местным монетным двором. Лишь только самые суперэлитные бурёнки и быки-производители могли потянуть на "повелителя" или даже больше. А молодняк в том возрасте, в каком отбирают его для перевозки на Пеу, оценивался раза в три, а то и четыре, ниже взрослых животин. В приморской "стране чёрных" цены на скот были чуть выше. С учётом того, что брат Ньёнгно должен отбирать самых лучших телят, а также из-за расходов на содержание и корм, цена может приблизиться к шести тагирийским серебряным квадратикам. Ну а транспортировка обойдётся в два раза дороже покупки на скотном базаре в Тсонго-Шобе. В итоге одна голова будет обходиться
Ну, это в случае, если тагирийцы обойдутся в ближайшее время без очередной "маленькой победоносной войны" с "дикими" пастухами в южных саваннах. Или какому-нибудь из наместников трёх приморских провинций не взбредёт в голову провести очередную кампанию по борьбе с недоимщиками среди своего собственного населения - типа той, под которую попала деревня моего "распорядителя стад". Тогда военная добыча или конфискат сильно собьют цены на скот. По методам получения, равно как и последствиям для тех, кто лишался в процессе мероприятий имущества, а то и свободы или жизни, впрочем, выбитые недоимки ничем не отличались от боевых трофеев. Не зря же о том, что Ньенгно стал рабом именно в результате законных действий представителей власти, а не в ходе войны, я узнал, когда маленький тагириец научился говорить на папуасском более-менее свободно.
"Лучший друг тенхорабитов" был не единственным из числа вохейских торговцев, кто навязывался в акционеры нашей компании. Я бы с удовольствием провернул сделку втайне от подданных Тишпшок-Шшивоя. Вот только, учитывая, что и олово перегружали на тагирийские корабли, и деньги за него таскали мешками на виду у всех, никакой секретности не получалось. Ничего удивительного, что ближе к концу прошлогоднего навигационного сезона северные торговые гости начали закидывать удочки насчёт своего возможного участия в новом прибыльном виде бизнеса. Понять почтенных негоциантов можно было: на их глазах какие-то папуасы делают гешефт, прежде никому из плавающих к берегам Пеу немыслимый - самый удачный "треугольный" рейс вохейского корабля приносил прибыль, за минусом всех издержек, в размере не более трёх сотен золотых монет. А начавшееся падение цен на тонопу, которое грозило вообще превратиться в натуральный обвал, интерес к оловянной торговле только усиливало.
Кстати, появление на рынках Земноморья ракушек с Южного архипелага уже привело к уменьшению числа приплывших вохейских кораблей: вместо обычных двенадцати-пятнадцати на мархонском пляже лежало их всего девять. Общее количество иноземных посудин несильно изменилось в сравнении с прежними годами только благодаря тройке тагирийских "пенителей морей", которые доставили телят в соответствие с прошлогодним контрактом - как и два вохейских корабля, владельцы которых больше надеялись заработать на перевозки цхвитукхов, чем на обычной "треугольной" торговле.
Купцы из "страны чёрных" также почуяли, вслед за северянами, снижение цены на ракушки. Но их попытка пересмотреть условия договора была отбита Хишттой: тот монотонно грузил тагирийцев пунктами соглашения, для наглядности махая перед широконосыми лицами текстом контракта, при этом, совершенно не обращая внимания на эмоциональные вопли и жестикуляцию требующих поправок торговцев. Иногда у меня возникала мысль: на хрена вообще этот гусь пошёл в тенхорабитские священники - такой талант по коммерческой части в землю зарывает чувак.
В конце концов, подданные Императора отступили. Впрочем, я мог утешать свою совесть, что тагирийцы компенсируют незначительные потери от падения стоимости тонопу участием в оловянной торговле. Да и со следующего года скот будет закупаться уже в твёрдой валюте.
Из пяти прибывших на Пеу самостоятельных хозяев кроме Тшур-Хапоя в пайщики "Оловянной компании" вошли Кушма-Чика и Бухшук-Мишка. Остальные купцы просто не потянули бы участие.
Если "лучший друг тенхорабитов" вкладывался своим кораблём - тем самым, который мы уже использовали для перевозки первой партии товара - и парой сотен золотых, то неразлучная парочка друзей-конкурентов предложила в качестве взноса целых девятьсот "повелителей" наличкой, а также помощь в займе в Вохе денег, недостающих для закупки нового олова.