Я, Великий И Ужасный

Кацман Изяслав

Довольным он при этом не выглядел, постоянно бурчал что-то себе под нос, изредка визгливо выговаривал нашему главному переводчику очередную порцию претензий. Бывший "дикий гусь" тут же принимался передавать ценные указания остальным. "Макаки" офигевали от дурацких, с точки зрения любого не то что регоя, но даже и ганеоя, требований. Я же относился к дрессировке с философским спокойствием: и в моей прежней жизни хватало условностей, лишённых смысла, да и иные из правил папуасского этикета были таким же идиотизмом для жителей Шщукабы, каким для моих орлов нормы поведения пред очами Тишпшок-Шшивоя.

После обычной

послеполуденной "сиесты" Хитва-Хитва продолжил издеваться над бедными нами. Особенно страдал Гокурегуй, лишённый возможности прикладываться к кувшину с вином. Наконец, когда внутренний двор стал погружаться в предвечерние сумерки, помощник дворцового церемониймейстера счёл свою работу на сегодня оконченной и отбыл восвояси, пообещав завтра продолжить. Вымотавшийся за день народ расползся по комнатам. Такое ощущение, что никто, кроме меня, не обратил внимания на угрозу старшего писца. Да и я, если честно, особо не думал о следующем раунде дрессировки - до того вымотался.

А с утра мы стали свидетелями эпической битвы представителей разных структур при вохейском царском дворе. Хитва-Хитва заявился буквально на минуту раньше, чем появился ещё один персонаж: этот оказался "полным писцом", представляющим внешнеполитическое ведомство. Пришёл господин Тырка-Шурым не с пустыми руками, а с заготовкой речи нашего чрезвычайного и полномочного (хотя, если тот продолжит спиваться и дальше такими же темпами, то скоро будет "упал намоченным") посла и ответного спича Повелителя Четырёх Берегов, а также черновиком договора между Вохе и Пеу.

Каждая из сторон полагала именно свою сферу ответственности наиболее нужной, да и собственную персону тоже оба считали более важной, нежели конкурента. Причём более высокий ранг представителя местного аналога МИДа уравновешивался статусом церемониальной части дворцового хозяйства, по какому-то бронзововековому изгибу мышления считавшейся выше, чем отвечающая за внешнюю политику.

В итоге этим двум пришлось пойти на компромисс: Хитва-Хитва получил временную власть над душами и телами всех участников посольства, кроме вашего покорного слуги с Тагором. Нами же занялся Тырка-Шурым. Учитывая, что никакого желания ни у меня, ни у экс-наёмника изображать болванчиков в постановке китайских церемоний в вохейском исполнении не было, к изучению дипломатических документов мы подошли со всей тщательностью - причём безо всякого сговора между мной и тузтцем.

Под визгливые окрики старшего помощника младшего церемониймейстера, долетающие со стороны чуэта, а мой ручной "дикий гусь" внимательно вчитывался в столбцы иероглифов "высокого письма", переводя содержимое мне, иногда со своими комментариями. Я переваривал услышанное, экс-наёмник озвучивал то и дело замечания, тут же фиксируя их на отдельном листе. Чиновник делал свои пометки в некоем подобии блокнота: стопка бумаги в деревянной обложке. У меня почти такой же в Хау-По был....

Провозились мы с бумагами до полуденного отдыха. Если тексты речей особых возражений не выхвали, то сам договор был просто испещрен пометками. Наконец Тырка-Шурым собрал свою "канцелярию", встал, попрощавшись со словами: "Благодарю благородных Ралингу и Тагора за замечания и пожелания. Я донесу их до господина Чихал-Тушхи, мужа совета и брани". Затем он отвесил стандартный полупочтительный-полураболепный

поклон и отбыл восвояси.

Во второй половине дня пришлось, конечно, потопать по внутреннему двору вместе со всеми под аккомпанемент воплей Хитвы-Хитвы. Но неполную "стражу" дрессировки я выдержал легко. Настолько, что хватило сил дождаться Хиштты с известием о назначенной на послезавтра встрече с человеком из ирсийского посольства. Заодно тенхорабит сообщил последние новости. В частности, получили объяснение как слова Падлы-Тушхи о том, что представителям Заокраинного Запада сейчас не до общения с посторонними, так и совет держаться от них подальше.

Единоверцы Хиштты отличились в провинции Шлуут, лежащей к северу от вохейской столицы. Неспокойно в тех краях было ещё с весны: из-за неурожая тамошние крестьяне начали массово отказываться платить подати. Несколько раз уже доходило до открытых столкновений бунтовщиков с отрядами благородных и приданными тем в помощь подразделениями Ослиного цаба, постоянно расквартированного в Шлууте. Скорее всего, дело бы ограничилось расправами над заводилами вперемешку с временными уступками простонародью со стороны "сильных мужей", но тут вмешались местные Идущие Путём Истины и Света.

Почему бедняки, прежде охотно вымещавшие злобу и бессилие перед властьимущими на тенхорабитах, в этот раз пошли за сектантами, оставалось непонятным. Верный последователь Шонека, по крайней мере, не знал. Но факт остаётся фактом: в добром десятке селений жители мало того, что выгнали представителей царской администрации и многих благородных, вдобавок, они захватили и разгромили храмы Цилты Повелителя Распускающихся Листьев, Солнечного Бога Гумаш-Ырая, Тунгала Воителя и Лимры Поющей у Моря, устроив в них тенхорабитские молельни.

Учитывая, что ирсийцы в глазах и обывателей, и властей были друзьями и покровителями Людей Света и Истины, положение посольства было сложным. И так отношение к представителям Заокраинного запада не ахти.

Длинный пассаж Хиштты о неприятностях, которые намечаются, в свете последний событий, у сделавших ставку на дружбу с Ирсом кланов вохейской знати, равно как и о спорах среди тенхорабитов вокруг действий шлуутских единоверцев, я пропустил мимо ушей. Отметил только мимоходом про себя, что Тушхи а, следовательно, и наш оловянный бизнес пострадать не должны. И насчёт возможных гонений на всех представителей секты без разбора зарубку в памяти сделал: на досуге нужно прикинуть, каких специалистов можно заполучить к себе на Пеу, пользуясь очередными проблемами Людей Света и Истины.

Ирсиец оказался обычным мужиком лет сорока с небольшим: темноволосым, с намечающейся на затылке лысиной, внешне похож на какого-то южного европейца или выходца с Кавказа, так что на фоне жителей Внутриморья в глаза не бросался. Особенно, учитывая, что одет он был в обычные вохейские юбку и накидку.

Разговаривать с ним пришлось через Хиштту. Тему беседы с молодым тенхорабитом мы согласовали заранее. И это хорошо. Потому что иначе вряд ли я бы много из себя выдавил - слишком уж увлёкся догадками насчёт национальной принадлежности этого самого "Сшанро", как его представил местный Вестник, приведший представителя Заокраинного запада в домик уличного торговца, где и состоялась встреча.