Я жил в провинции...
Шрифт:
Такой штрих: в газетных интервью с комсомольскими функционерами обязательно присутствовал вопрос об отношении к рок-музыке. Помню, как меня забавляло, что, независимо от ранга молодого чиновника, ответы у всех были, по сути, одинаковы: "К року я отношусь спокойно". Блестящая, если вдуматься, по неконкретности формулировка. Разве из неё можно понять, любит человек рок-музыку или нет? Что другое, а держать нос по ветру комсомол, помощник партии, всегда умел. Коль не было четкой идеологической оценки рок-культуры, то и комсомольские руководители реагировали "спокойно".
В стилях и направлениях рока я разбирался слабо, хвалить же или ругать то, в чем мало смыслю, не в моих правилах. Поэтому важно было собрать вокруг газеты музыкантов, фанатов, просто умных людей, дав возможность им высказаться по любимому предмету. Через год-полтора круг квалифицированно пишущих рокеров стал обширным и пестрым,
Леша Снежко был первым, в ком обрел я помощника. Он неплохо знал популярную музыку, имел приличную коллекцию пластинок и литературы, в одном из городских ДК вел дискотеку. К тому же толково выражал свои мысли на бумаге. Целая серия зарисовок о наших и зарубежных группах, напечатанная в "Ключ-соль", его заслуга. Работал Леша электриком на "Запорожстали", успев до этого поучиться в престижном московском вузе. Однажды я был приглашен в редакторский кабинет, где был представлен молодому сотруднику комитета госбезопасности, который, как тогда говорили, курировал областную печать. Речь пошла о "моем" Леше. Оказывается, в бытность столичным студентом Снежко за какой-то проступок исключили из комсомола и даже из института. Какое отношение это ко мне имело? Непосредственное - столь аморального юношу нельзя привлекать к сотрудничеству с молодежной газетой. Леше я сообщил честно о ситуации, сказав, что не хотел бы отказываться от его услуг. Мы придумали псевдоним, и Снежко печатался под ним какое-то время. Пивень, безусловно, все понял, но не дергал меня, поскольку крамольная фамилия не появлялась в газете. Через полгода, на пробу, я опять поставил Лешину фамилию под его текстом. Потом еще и еще раз. Репрессий со стороны "органов" не последовало, и все вошло в цивилизованное русло, когда автор может не прятаться за чужим именем. С Лешей мы хорошо поработали еще с годик. Пока он не женился и не отошел полностью от газеты.
Весной 85-го в Запорожье приехала "Машина времени". Выпущенная после долгих запретов на сцену, знаменитая рок-группа ездила с концертами по Союзу. Ясно, что и в нашем городе проблем со зрителем у "Машины" не было. Я взял интервью у Андрея Макаревича, написал рецензию на концерт, способную, на мой взгляд, заинтересовать читателей. Андрей пообещал прокомментировать все письма, полученные редакцией. Но ничего из затеи не вышло. Программа, показанная музыкантами во Дворце спорта "Юность", одной из чиновниц облсовпрофа показалась антисоветской. Этого было достаточно, чтоб материал не пошел. Несмотря на то, что никто из хранителей идеологической нравственности его даже не прочитал. Каким образом чиновной даме стало известно о готовящейся публикации, не знаю. Только редактор, ссылаясь на мнение "сверху", зарубил её. Через год, когда "Машина" активно выступала по всей стране, Пивненко, уловив конъюнктуру, сам предложил выдать "антисоветский" текст. Я отказался, - интервью уже устарело.
Говоря о "Машине времени", здесь будет уместно вспомнить, когда и при каких обстоятельствах впервые услышал группу. Летом 1980-го, будучи на Алтае, побывал на Телецком озере. К его чаше с голубой студеной водой спустились с гор, полные впечатлений от недельного нелегкого перехода. Небольшой теплоход "Пионер Алтая" под гитару и песни перевез туристскую братию на другой конец водоема к знаменитой на всю страну турбазе "Золотое озеро". Здесь были домики-теремки, киоски с сувенирами, благоустроенный быт с душевыми и столовой, и даже ночной бар. Одичав в горах без цивилизации, но крепко сдружившись, последний вечер на берегу озера наша тургруппа решила провести в вышеозначенном алкогольном заведении.
Баром оказалась небольшая постройка среди деревьев, сбитая из бревен под алтайскую юрту. Проникновение в неё было обставлено довольно таинственно: на стук в дверь вышел бородатый нерусский парень и, окинув нас взглядом, по одному впустил внутрь. В доме все выглядело традиционно: полумрак, стойка, столики, кроме, разве что, нескольких медвежьих шкур на полу и стенах. Посетителей других не было. Нам же выдали по сто грамм коньяка, конфете и стакану томатного сока. Стоил сей джентльменский набор пять рублей с носа, - сумма тогда немалая. А потом включился магнитофон. И раздались песни, которых я до этого слыхом не слыхивал: "Синяя птица", "Поворот", другие, сегодня уже классические. Звучала музыка "Машины времени". Скандальная слава об этой группе катилась по Союзу Советов, сам Виктор Астафьев со страниц "Комсомолки" заклеймил её за бездуховность и упадничество. Статью писателя я читал, песни же "Машины" слышал впервые. Помню потрясение ребят-москвичей: ночью, в глухой алтайской тайге услышать то, что даже в столице запрещено! Парни-армяне,
Вернусь к главному. Практика согласования острых и неоднозначных материалов была нормой, редакторы газет не могли пукнуть, не обсудив качества выхлопа с начальством. Главные партийные газеты ("Индустриальное Запорожье", "Запорiзька правда") свои действия согласовывали с обкомом Компартии Украины, "Комсомолка" - с вождями из обкома ЛКСМУ.
Перестроечный ветер уже вовсю свистел по Союзу, но до нашего города его порывы долго не доходили. Сопротивление времени ощущалось по-разному, в том числе во взглядах на рок-культуру как на идеологическую диверсию Запада. Когда после выступлений в "Юности" некоторых популярных рок-групп "Ключ-соль" заговорил, ссылаясь на опыт Москвы и Ленинграда, об устройстве на концертах "стоячих" партеров, реакция со стороны "ответственных лиц" была отрицательной: руководители Дворца спорта, горотдела милиции, пожарной охраны в один голос заявили - небезопасно и технически сложно. Как мог, полемизировал с ними через газету. Так что тешу себя надеждой, что приложил руку к просвещению и воспитанию местных рок-фанов, к постепенному созданию в Запорожье атмосферы терпимости к "не нашей" музыке.
Теперь о том, как создавался, да так и не родился городской рок-клуб. Призыв к объединению всех любителей рока был брошен в массы в одном из первых выпусков "Ключ-соль". Хотелось помочь музыкантам легализоваться, пробиться через официальное неприятие "металла", поддержать подростков, стремившихся заниматься этим направлением в музыке. Увы, на выступление газеты внимания не обратили. Только через два года обком комсомола начал что-то предпринимать. Долго пытались найти помещение, где рокеры могли бы общаться, репетировать, выступать. Среди вариантов были дворцы и дома культуры, заброшенное здание мебельного магазина на Малом рынке, позже переданное Запорожской епархии.
Второй долго обсуждаемый вопрос - покупка инструментов. Деньги на них то появлялись, то исчезали, однако ничего так и не купили. Так же как в итоге не нашлось помещения. Многотрудные усилия по объединению рокеров и не могли в то время завершиться чем-то конкретным. Ведь, несмотря на кажущееся взаимопонимание между рок-музыкантами и руководителями официальной культуры, настороженность чиновников была очень велика. Рок-тусовки, говоря сегодняшним языком, для них были адекватны мелкому, если не крупному, хулиганству.
Я тогда, помню, недоумевал: собираются вместе (и не раз!) представители партии, комсомола, профсоюза, управления культуры, что-то обсуждают, принимают решения, а толку - ноль. На одной из таких встреч в жэковском подвале, где я присутствовал в силу газетной необходимости, заметил мужчину, который сидел в темном отдаленном углу, в разговор не встревал, а внимательно слушал и что-то записывал. Я узнал Евгения Карташова, только назначенного на должность заведующего отделом пропаганды и агитации обкома партии, когда он, уходя тихо и незаметно, проходил мимо. Чиновник пришел к рокерам, чтоб послушать их и понять для себя, что за зверь такой - пресловутая "тяжелая" музыка. В тот момент я зауважал будущего дважды губернатора области и дважды запорожского мэра.
Волокита с рок-клубом длилась несколько лет. Пока железный занавес между нашей страной и странами цивилизованными не рухнул окончательно. Когда появилась возможность беспрепятственно слушать и играть любую музыку, нужда в формальном объединении городских рокеров просто отпала.
В силу тогдашних правил ни одно массовое молодежное зрелище не обходилось без участия обкома комсомола. Но это не значит, что в обкоме работали сплошь думающие и прогрессивные молодые люди. Как уже говорил, бюрократов, карьеристов, попросту трусов, предпочитающих не иметь собственного мнения, дабы не натворить ошибок, в обкоме хватало. Рок-движение в Запорожье держалось на кучке энтузиастов, двое-трое из которых волею случая были работниками областного комитета ЛКСМ Украины. В этом смысле показательна история первого (и единственного) фестиваля рок-музыки. Выдающееся по местным меркам событие произошло в мае 1987 года. На приглашение, опубликованное в "Ключ-соль", принять участие в фестивале поступили заявки от 44 коллективов области. Солидные парни из известной запорожской группы "Квантум сатис", пришедшие на прослушивание, сказали членам оргкомитета, что ждали этого события пятнадцать лет. Уровень большинства оказался невысоким (странно, если б было наоборот). После прослушивания (отсеялись самодеятельные музыканты из техникумов, профтехучилищ, школ, заводские группы) право выступать перед зрителями получили 15 команд и один индивидуальный исполнитель - Алексей Михайличенко.