Яд Борджиа

Линдау Мартин

Танцовщица повесила тамбурин на тонкой серебряной цепочке себе на плечо, взяла из рук старухи мандолину и запела необыкновенно красивым, мелодичным голосом любовный романс, в котором слышались и грусть неразделенной любви, и могучая страсть, и призыв к блаженству.

Чистый, серебристый голос певицы сразу овладел вниманием Альфонсо. Он подумал, что наверно, так поет Лукреция, у которой был совершенно такой же серебристый голос.

–  Неужели ты думаешь, милая певунья, что твоя песенка может внушить мне нежные чувства, навеять любовь?
– насмешливо спросил он.

–  Да, я вижу, что тебя трудно пронять, - смеясь, ответила

танцовщица, но все же я до тех пор не остановлюсь, пока не достигну своей цели.

Девушка снова запела, произнося страстные слова любви. Во всей ее фигуре и вкрадчивой нежности голоса было столько чарующей прелести, что Альфонсо почувствовал, как усиленно забилось его сердце и голова пошла кругом. Он вскочил с места и протянул руки к певице, чтобы обнять ее.

–  Нет, нет, - остановила его молодая девушка, - ты забыл, рыцарь, что принадлежишь к ордену иоаннитов, хотя сам только что сказал мне это. Во всяком случае, я вижу, что мое пение имеет успех. Я могу научить тебя многому, мой гордый рыцарь!
– смеясь, прибавила певица.

–  Но прежде всего сними свою маску. Я не понимаю, зачем ты вообще носишь ее?
– проговорил Альфонсо.

–  Чтобы доставить удовольствие монсиньору кардиналу Сиенскому! серьезно-почтительным тоном ответила танцовщица, чем вызвала громкий смех среди собравшейся публики.

Молодая девушка отложила мандолину в сторону и, ударяя в свой тамбурин, весело запела:

"В дни веселья карнавала,

Чтоб монахов не смущать,

Нам приказ от кардинала,

Маской лица закрывать".

Последняя строка прозвучала у нее так горячо, что Альфонсо еще больше заинтересовался очаровательной незнакомкой.

–  Я верю этому, верю!
– воскликнул он, с восхищением глядя на певицу.

–  Дело идет хорошо!
– проговорил стоявший вблизи черт.
– Что там поют эти проклятые? Какие-то псалмы?

–  Да, это доминиканец затянул было "Хвалите господа", но слова застряли у него в глотке!
– ответила жаба.

–  Скажи, что тебе нужно от меня?
– обратился Альфонсо к певице.

–  Ах, сказать ему хочу, что его я так люблю!
– запела молодая девушка вместо ответа.

–  Эту песню ты, верно, поешь всем, кто только подойдет к тебе? проговорил Альфонсо, видимо взволнованный.
– Однако, куда же ты направляешься? Почему уходишь от меня?

–  Если ты не хочешь танцевать со мной, то я должна поискать кого-нибудь другого!
– ответила танцовщица.
– Моя мать и так уже недовольна.

–  Ты знаешь, тарантул танцует, когда его ужалит ядовитая пчела. Поцелуй меня, красивая змейка! Может быть, я тоже сойду с ума и пойду танцевать с тобой.

–  У нас, в Сицилии, не принято, чтобы мужчины ждали, когда красавица подарит им поцелуй. Обыкновенно они сами берут его!
– лукаво возразила певица.

–  В таком случае, я должен подражать их примеру!
– воскликнул Альфонсо и бросился к девушке.

Однако, она грациозно отскочила на несколько шагов, а затем начала кружиться вокруг него, то маня его к себе, то ловко ускользая от протянутых рук.

Рыцарь, не оставлял своего намерения поймать девушку, и, следуя за ней, невольно исполнял фигуру танца. Громкий смех толпы, следившей за каждым движением танцовщицы и рыцаря в монашеском одеянии несколько отрезвил Альфонсо. Он подумал о том, какой комичный вид должен представлять собой, но решил до конца исполнить свою роль. Делая

вид, что он танцует этот "танец любви" по всем правилам искусства, он вдруг остановился, как бы утомленный борьбой. Танцовщица приблизилась к нему, выражая жестами отчаяние, надежду и страстную любовь. Тогда он, как бы в порыве раскаяния, опустился на колени, а она кружилась вокруг него, точно бабочка вокруг цветка. Смотревшая на этот танец толпа не могла сдержать крик восторга. Альфонсо с большим трудом подавлял свое желание схватить девушку в объятия. Его сердце так усиленно билось, что, казалось, этот стук был слышен на расстоянии. Круг зрителей все сужался, и танцовщица все ближе и ближе подходила к рыцарю. Наконец, наступил давно ожидаемый имя момент. Молодая девушка сделала полукруг руками над самой головой своего кавалера, после чего он должен был, по правилам фигуры, подняться с колен и продолжать танец, но вместо этого Альфонсо охватил дрожащей рукой стройный стан танцовщицы и крепко сжал ее в своих объятиях.

–  У нас не одинаковые условия во время танцев, а это не годится, проговорил он, - ты видишь мое лицо, а я твоего не вижу. Сними маску! Во-первых, я хочу убедиться, существуют ли на свете две женщины с такой фигурой, а, во-вторых, ты должна быть наказана за то, что соблазняешь иоаннита, и это отучит тебя на будущее время искушать людей, посвятивших себя службе господней.

С последними словами Альфонсо так сильно прижал одной рукой к своей груди танцовщицу, что та слегка вскрикнула, а другой хотел снять маску с ее лица.

–  Мать Фаустина, на помощь!
– закричала испуганная танцовщица. Карнавал, карнавал!

Старуха с двумя калабрийцами бросилась к ней. Толпа тоже закричала "карнавал, карнавал" и устремилась освобождать молодую девушку.

–  Ради Бога, остановитесь, успокойтесь!
– обратилась девушка к толпе, по-видимому боясь, чтобы рыцарь не пострадал. Мне не нужна защита... Отпустите меня, благородный рыцарь!
– прошептала она Альфонсо, - я право не то, чем вам кажусь. Если меня узнают - я погибну. Я принадлежу к числу фрейлин донны Лукреции, и затеяла всю эту маскарадную шутку только для того, чтобы узнать, всех ли женщин вы так ненавидите, как мою госпожу.

–  Значит, ты похитила всю соблазнительную прелесть своей госпожи, таким же шепотом ответил принц Альфонсо.
– Но этого не может быть! Я непременно должен удостовериться, что ты - не она!

–  Пощадите меня, дорогой рыцарь. Вы знаете, что я совершу большой проступок против церкви, если явлюсь среди публики без этой ужасной маски, продолжала просить танцовщица, стараясь освободиться из рук Альфонсо.

–  Если ты действительно не донна Лукреция, то я буду любить тебя больше всех женщин в мире и докажу этим, что ненавижу не весь прекрасный пол. Да, впрочем, это верно, ты - не Лукреция. Вот тащится сюда она, эта дьявольская фея Моргана.

Слегка опустив руки, но все еще держа в них молодую девушку, Альфонсо с большим смущением смотрел по направлению Корсо, откуда показалась процессия феи Морганы.

–  Вот видите, я вовсе не та, за которую вы меня принимали! воскликнула танцовщица, дрожа всем телом.

–  Пусти сейчас же девушку! Как ты, служитель церкви, осмеливаешься нарушать распоряжение кардинала?
– раздался чей-то хриплый голос, и кулак опустился на плечо Альфонсо.

Рыцарь оглянулся, и узнал отца Бруно, который смотрел на него с выражением бешеной злобы.