Яд Борджиа

Линдау Мартин

–  Вы не предложили бы мне этого вопроса, если бы слышали, что говорила мне Лукреция в образе феи Морганы.

–  Право, рыцарь, вы клевещете на нее, - быстро воскликнула молодая женщина.
– Кто-то подшутил над вами. Фея Моргана - вовсе не Лукреция.

–  Я тоже так подумал, когда увидел вас. Но раз вы уверяете, что вы - не Лукреция, следовательно, фея Моргана - она.

–  Нет, рыцарь, я должна быть справедливой даже по отношению своей соперницы, - возразила танцовщица.
– Я уже сказала вам, что состою в числе фрейлин донны Лукреции, и могу уверить вас, что она - такая же фея Моргана, как я.

Ведь в то время, когда я говорила с вами на Капитолийской площади, процессия прошла мимо нас и я очень хорошо видела эту фею Моргану.

–  Ну, если вы так близки к донне Лукреции и чувствуете ко мне некоторое расположение, то, может быть, ответите мне на некоторые вопросы, касающиеся вашей госпожи?

–  С моей стороны было бы не по-христиански осуждать свою госпожу! ответила танцовщица дрожащим голосом.

–  В таком случае, вы сознаетесь, что если говорить о Лукреции правду, то придется сказать только дурное?

–  Ну, спрашивайте, я честно отвечу на ваши вопросы. Вы полудуховное лицо, я - женщина...

–  Хорошо, что вы напомнили мне, что вы - женщина, - прервал Альфонсо танцовщицу.
– Дайте мне клятву, что никому не скажете того, что услышите от меня.

–  Не говорите, не говорите ничего такого, что не мог бы слышать самый худший из семьи Борджиа!
– воскликнула молодая женщина с большим беспокойством.

Однако Альфонсо словно не хотел заметить это и продолжал: - Можете вы дать мне доказательства вины Лукреции, чтобы я мог таким образом выполнить данное мне поручение?

–  Зачем вам доказательства? Ведь свет судит эту женщину без всяких доказательств!
– с горечью ответила танцовщица.

–  Так как вы стоите близко к Лукреции, то можете сказать мне правду: виновата она или нет?

–  В чем виновата или нет? Ведь я не сфинкс, не умею разгадывать загадки!
– воскликнула молодая женщина.

–  Вы, вероятно, слыхали о том, что говорят о вашей прекрасной, но ужасной госпоже. Я помню, что вы - женщина, и не могу яснее поставить свой вопрос. Ну, вот скажите, основательны ли эти слухи? Это - во-первых. А, во-вторых, не знаете ли вы, от чьей руки погиб герцог Гандийский?

–  Я отдала бы сама последнюю каплю крови, чтобы узнать, кто совершил это злодеяние!
– горячо воскликнула молодая женщина.
– Конечно, я передаю вам слова донны Лукреции!
– спохватилась она.

–  Неужели никто из окружающих вашу красавицу не внушает подозрения?

–  Вы знаете, благородный рыцарь, по собственному опыту, что это подозрение - ничто!

–  Совершенно верно. Скажите, вы помните ту ужасную ночь, когда герцог умер?

–  Вы говорите здесь об опасных вещах, рыцарь!
– прошептала молодая женщина, тревожно взглядывая на дерево, за которым спрятался Цезарь.

–  О, мне нечего опасаться, что в этом уединенном месте меня подслушает кто-нибудь из убийц Джованни.
– спокойно ответил Альфонсо.
– Вы помните его? Говорят, он был очень красивым юношей.

–  О, пресвятая Богородица! Бедный Джованни!
– Воскликнула молодая женщина со слезами в голосе.

–  Говорят, он очень нравился женщинам, - продолжал рыцарь.
– Я понимаю, почему вы с такой горечью произнесли его имя. Ваша красота наводит меня на мысль, что этот красивый, влюбчивый юноша не был и к вам равнодушен.

–

 Я любила его, как дорогого брата, как лучшего друга, как умного, благородного человека! Нежному отцу и любящей сестре только и осталось, что возносить горячие молитвы к Богу об упокоении его души и призывать проклятие на голову неведомого убийцы.

–  Любящей сестре!
– многозначительно повторил рыцарь.
– Говорят слишком любящей сестре!

Молодая женщина вздрогнула, как будто ей нанесли неожиданный удар.

–  Я расскажу вам, что слышала о любви герцога Гандийского к своей сестре, - проговорила она, после непродолжительного молчания.
– Они были так похожи между собой, как по наружности, так и по складу характера, что, если бы не разница пола и возраста, их можно было бы принять одного за другого. Само собой разумеется, что при таком душевном сходстве между ними существовала полнейшая гармония во взглядах и вкусах. Сестра понимала каждое движение души брата и наоборот. Понятно, что при таких условиях их не могла не связывать между собой самая чистейшая родственная любовь.

–  Скажите, пожалуйста, в ту ужасную ночь вы были вместе с Лукрецией. снова спросил Альфонсо.

–  Да. Мы были в монастыре Святой Марии Трансверской!
– смущенно ответила танцовщица.

–  Почему же донна Лукреция не была на балу у своего брата кардинала, теперешнего герцога Романьи? Ведь он давал в ту ночь вечер в честь своей поездки в Неаполь, где должен был короновать дона Федерико.

–  Донна Лукреция и герцог поссорились между собой, я не помню из-за чего. Ах, да, вспоминаю... это был пустой спор из-за какого-то слова! проговорила молодая женщина и вздрогнула, услышав какой-то шорох за деревом.

–  Предположим, что Джованни погиб от руки тайного соперника, продолжал Альфонсо, с удовольствием представляя себе волнение Цезаря, стоявшего за деревом, - тогда вполне возможно, что он стал жертвой того же самого убийцы, который убил принца Салернского, второго супруга донны Лукреции, под крышей Ватикана, в собственной постели.

–  Это - неправда, неправда, - горячо запротестовала молодая женщина. Принц Салернский умер от ран, полученных от врагов на площади Святого Петра.

–  А у нас в Ферраре эту историю рассказывают иначе, - возразил Альфонсо, - говорят, что он вполне оправился от своих ран, и они никоим образом не могли быть причиной его смерти. Уверяют, что донна Лукреция запретила своему мужу входить к ней, и, когда он насильно ворвался в их общую спальню, она бросилась к отцу и у него искала защиты от мужа. Папа напомнил дочери об обязанностях послушной жены, и та решила через месяц вернуться к мужу, но накануне этого срока принца Салернского нашли убитым в Ватикане.

–  О, нет, вы не все знаете, далеко не все, - с отчаянием воскликнула молодая женщина.
– Донна Лукреция вышла за него замуж против своей воли, на этом настаивал ее отец. Я не знаю, почему ему так хотелось этого брака. Может быть, потому, что Лукреция не могла любить своего первого мужа, расслабленного Джованни Сфорца. Но зачем выбор папы выпал на принца Салернского, грубого, необузданного малого, внушающего отвращение - это для меня непонятно. Во всяком случае, нельзя было ожидать другого конца при этом ужасном союзе. То, что произошло, оправдано таким святым человеком, как...