Яд желаний
Шрифт:
— Так, — сказал он. — Если действительно строители, работайте. Платить буду я сам, каждый день. День отработали — получите. Накладные расходы проверять тоже буду сам. Все работы согласовывать со мной. Схалтурите — будете переделывать. Бесплатно, — жестко припечатал он.
— Само собой, — прогудел детина. — Только слышь, хозяин, мы жить тут будем, хорошо?
— Сами откуда? — спросил старлей, сворачивая тещины тысячи пополам и пряча их в карман.
— С Херсонской области мы. Завод накрылся, работы совсем нет…
— Ну а ремонты когда-нибудь делали?
— Обижаешь, не первый год по ремонтам. Все могём.
— Хотел.
— Так ты того, фирма говорит, что установка бесплатно, а установка того, денег стоит. Ты с установкой не бери, а бери так, — зачастил тот, который с наколками, — а мы сами тебе поставим, ровненько и откосики аккуратно сделаем…
— Тебе ремонт под ключ? — осведомился наконец молчаливый, и Сашка понял, что в этой бригаде главный он, а вовсе не детина.
— Под ключ.
— Ну давай, хозяин, садись. Поужинай с нами, — пригласил он Сашку к столу. — Пал Палыч я…
Бухин пожал протянутую руку, достал телефон и снова набрал номер отделения.
— Костя, — сказал он дежурному, — к тебе завтра три мужика придут… да… из Херсонской области. Ты посодействуй, пусть их пропишут у меня. Временно.
— Ну что, мужики, — со вздохом сказал Бухин ждущей решения троице, косясь на бутылку водки и думая о том, что сегодня он придет домой нетрезвый и поздно и Дашка наверняка будет недовольна. — Ужинать так ужинать…
— Сань, ты чего такой смурной сегодня?
— Голова болит…
У Кати тоже почему-то болела голова. То ли от танцев, то ли от выпивки. Но не говорить же Бухину, что она вчера с Богомолец отрывалась по полной на похоронах хомяка и от этого у нее сегодня головная боль.
— Магнитная буря, наверное, — сказала она неуверенно.
— Ты у Богомолец вчера была? — спросил Бухин.
— Не успела. Завтра пойду.
— А я строителей нанял, — похвастался Сашка. — Сделают под ключ.
— Дорого?
— Нормально.
— Да, я забыла — Сорокина вчера звонила.
— И что?
— Да как всегда… Навыписывала тебе поручений по театру.
Бухин застонал:
— У нас же по этому делу Игорь…
— Сань, по-моему, она тебя больше любит, — лукаво подмигнула Катерина.
— Господи, — с чувством возопил Бухин к небу, — избавь меня от напрасной работы! Ты ж все видишь! У меня ремонт, дети малые, а на меня еще и разбой навесили!
— Ну, ты же в отделе единственный театрал? — напомнила ему Скрипковская. — И с фигурантами у тебя контакт налажен. Кстати, Саш, тебе вчера, ну, когда ты уже ушел, из театра звонили, спрашивали.
Телефон на столе как будто подслушивал — тут же разразился длинной трелью.
— Да, — сказала старлей Скрипковская в трубку и сделала страшные глаза. — Да, Маргарита Пална…
Бухин махал руками, корчил рожи, и она с легким сердцем соврала:
— Нет, еще не пришел. То есть был, но уже ушел. На него еще и разбой повесили. Да, Данильчук. Да, звонила — и тоже… Наверное, телефон выключил… для пользы дела. Некоторые не любят. Да, знаете, у его близнецов зубы прорезались! Ой, да, — заверила она после довольно длительной паузы, в продолжение которой Сорокина, видимо, излагала все, что знала о младенческих зубах. — И температура была, и все такое, точно! Даже врача вызывали! Да,
Наконец Катя положила трубку и отдышалась.
— У-ф-ф! Тебе Сорокина звонила, — сообщила она, как будто Сашка не сидел рядом. — Сказала, чтобы прямо сегодня в театр бежал.
— Зачем? Опять там кого-то отравили?
— Типун тебе на язык! Вот, сегодня обязательно всех опросишь. — Катерина пододвинула к напарнику бумажку, и тот даже застонал:
— Да я их всех и за неделю не опрошу!
Старлей Скрипковская пожала плечами.
— Тогда сам бы с ней и разговаривал! Да, кстати, Лысенко тут с одной девицей из театра роман крутит, кажется. Ты подкатись к ней, может, она тебе помогла бы с опросом.
— Не хватало мне только лысенковских девиц! — раздраженно сказал Бухин, размышляя одновременно о разбое, театре и о том, что вечером непременно нужно побывать в квартире, обязательно проверить, что там наремонтировала его «бригада». Да, и платить он им обещал каждый день! — Ты мне сама помочь хотела, — сварливо напомнил он. — Говорила, что Богомолец опросишь. Ну что, пойдешь со мной в театр?
— Нет, Сань, никак не могу. — Катерина даже вздохнула. — Мне тоже нужно бежать. Побеседовать с поварихой, которая тот самый подозрительный тортик делала. Который покойница в последний раз кушала и который ей жена любовника заказала, — пояснила она.
— Дохлый номер, — прокомментировал Бухин. — Не стала бы повариха ее травить. И как? Все же тортик ели. А умерла одна Кулиш.
— Ну, может, повариха что-то знает… О Столяровой, например. Или о Савицком.
— Скорее уж сама Столярова что-то в тортик подложила, — заявил Бухин. — Она же его от поварихи забирала, нет?
— И это тоже надо выяснить, — задумчиво сказала Катя, делая пометку в блокноте.
Кондитер Татьяна Черная знала об оперной приме Ларисе Столяровой все. Когда любимая певица родилась, где училась, во сколько лет вышла замуж. Знала весь ее репертуар. Знала ее кондитерские вкусы, а заодно и предпочтения всей оперной труппы. И о ветреном муже своего кумира Татьяна также была осведомлена. Однако своими познаниями с явившейся из милиции несимпатичной девицей кондитер Черная делиться не желала. Ей почему-то сразу показалось, что рыжая оторва копает под Ларису Столярову, за которую меломанка-кондитерша была готова, как говорится, хоть на плаху.
Кате кондитерша тоже не понравилась. Глаза у работницы сладкого цеха бегали, не задерживаясь ни на одном предмете, руки теребили фартук, и от Катиных расспросов она пыталась отбояриться неопределенными оборотами. Катя устала от ее бесконечных «не знаю», «не помню», «не видела», «не слышала». Промаявшись с Татьяной Черной битый час, она не вынесла из состоявшейся беседы практически ничего конкретного, зато совершенно ошалела от запахов всяческой сдобы, доносящихся из цеха сюда, в кабинет бухгалтера, который ей любезно предоставили для работы. Посмотрев на часы и увидев, сколько драгоценного времени потрачено впустую, старлей Скрипковская поняла: нужно убираться восвояси, мастер-кондитер ничего толкового не скажет. Ну не глянулась ей Катя, и все. Наверное, нужно было Лысенко к ней подослать. Во-первых, тот ужасный сладкоежка, а во-вторых, любая женщина, пообщавшись с ним десять минут, готова была для бравого капитана на все.