Ядовитые земли
Шрифт:
– Мы тут…Я оказывается не… Ничего такого, просто от радости!..
Глаза вампира отливали красным, клыки удлинились, выпирая за нижнюю губу, а красивое лицо стало подобным ужасной бледной маске. Более того, на руках появились когти. Только заметив страх на лице любимой, Венсан медленно взял себя в руки и принял свой обычный вид, но глаза по-прежнему напоминали две вишни.
– Потрудитесь объяснить! Почему моя невеста обнимается с бродягой, которого мы взяли в свой дом из милости?
— Это я, – голос не слушался Гарта, – Просто только что узнал: оказывается, мой дар не выгорел, и госпожа Циана может
– Замолчи, – Венсан прикрыл глаза, глубоко вздохнул, открыл: они стали вновь синими, – Не смей больше так делать!
Он перевел взгляд на Циану и произнес только одно слово:
– Пойдем!
Женщина не стала спорить, спокойно подошла. Венсан взял её под локоть, ощутимо, но не до боли сжал и повлек по лестнице, к общей теперь спальне.Усадив пытающуюся оправдаться Циану на кровать, вампир плотно прикрыл дверь, опустился рядом, нежно обнял, одарил долгим, тягучим словно зимний мед, поцелуем, а потом прошептал:
– Прости меня! Я серьёзно!
Он робко заглянул ей в глаза, опять притянул к себе и прошептал куда-то в макушку:
– Я слышал ваш разговор – ты же знаешь, какой у меня слух. Как этот…фанфарон пушил перья перед Бадбой. Да, я заметил, не первый год живу на свете. Но, когда увидел тебя в его объятиях…Это смешно, согласен: сто двадцать три года прожить на свете и ревновать любимую к какому-то бродяге! Я ведь почти потерял контроль! Ещё немного, и разорвал бы его на части! Как же стыдно!
Он опять немного отстранился, чтобы поцеловать женщину. На этот раз их поцелуй длился дольше, постепенно заставляя кровь бежать быстрее. К щекам Цианы подступил жар, отдаваясь сладким ноющим чувством где-то внизу. Венсан прервал поцелуй, уложил её в кровать, лег рядом, подсунув свою руку ей под голову, другой рукой собственнически пододвинув к себе поближе, посмотрел прямо в глаза и сказал:
– Знаешь, что меня отрезвило? Страх в твоих глазах. Я никогда не хочу больше его видеть, тем более, чтобы он был связан со мной. Я чувствую себя мерзким, недостойным жить существом!
– Ты не мерзкий! – возразила Циана, млея под его поглаживающей рукой, запуская свою ему под рубашку.
– Ещё какой! Особенно, когда ты глядишь на меня с ужасом. Не думаю, что когда-нибудь забуду этот взгляд.
– Прости меня! – произнесла женщина, нежно целуя Венсана в шею. Мужчина вздохнул раз, другой, потом перевернулся на живот, придавив её верхней частью тела, принялся с интересом изучать её лицо, словно не видел до этого.
– Какая ты все-таки удивительная! Иногда ведешь себя, как ребенок: хочется тебя то ли отшлепать, то ли зацеловать! А иногда… Как будто ты старше меня! Даже робость берет!
– Я люблю тебя! – прошептала Циана, снова потянувшись к его губам. Они любили друг друга медленно, не торопясь, лаская и с восторгом принимая ласки, упиваясь ощущениями прикосновений обнаженной кожи, губ, языков… Погружаясь друг в друга глубже и глубже, сплетаясь, превращаясь в одну безбрежную бездну с качающимися звездами восторга, абсолютного, какого-то дикого счастья, бесконечного прекрасного единения.
Глава 7
Вечером, пребывая в
– Пойдемте на карнавал! Еще завтра – и все снова станет как обычно! В десять назначен фейерверк: полюбуемся?
Все с радостью согласились. Женщины немедленно достали полумаски, купленные накануне, вампир тоже успел обзавестись похожей, только черного цвета. Гарт, улыбаясь смотрел на атрибуты карнавала, похоже, даже не собираясь участвовать в прогулке.
– А ты пойдешь? – спросила его Бадба, – Будет красиво и весело! Мы купим сахарные погремушки – по поверью, они приносят счастье!
Олсен стушевался, протянув:
– Ну, не знаю… У меня ведь нет ни костюма, ни маски!
– Тебя и так никто не узнает! – не удержалась от шпильки улли.
– Я знаю альтернативу, – Венсан, похоже до сих пор испытывал неловкость за учиненную сцену ревности, – Одежду оставим, какая есть, а маску заменит грим: у нас его предостаточно, целая лавка. Выбирай образ: какой-то особо заковыристый не обещаю, а с персонажами Парфуцианской комедии вполне справлюсь.
– Не стоит беспокоиться! – попытался отвертеться Гарт, но Бадба серьёзно посмотрела на него и произнесла:
– Пойдем, пожалуйста! Будь моим кавалером на сегодня!
Это решило дело.
Из дверей дома на площади Джиа появилось две колоритные пары. Зима в серебристой шубке, цеплялась за локоть Сказочника, в высокой шляпе-цилиндре – лица обоих прикрывали белая и черная полумаски. Также, скрывшаяся под атласной коломбиной7 Субретка, под руку с Солдатом, под алым напомаженным носом которого красовались преувеличенно жирные черные усы, чинно прошествовали в направлении Главной площади.
У еловой статуи Зимы резвились, играя в снежки дети в самых причудливых костюмах. Те, что победнее, обошлись обычной одеждой, просто всяк на свой лад раскрасили лица сажей. Ребятишки из разных семей и сословий весело кричали, бегали, валялись в снегу, выпавшем так кстати. С нижних веток Зимы уже давно сняли все сласти и игрушки, на верхних еще осталось кое-что. Родители стояли тут же, приветствуя друг друга, весело переговариваясь. В дни карнавала сильнее чем когда-либо стиралась грань между бедными и богатыми, рабочими и лавочниками, чиновниками и судомойками. Вилею часто осуждали в других государствах, за царящие во время карнавала вольные нравы, но вилейцам все было нипочем. Они говорили: «Приезжайте к нам, вдохните воздуха свободы и, кто знает, может в следующем году дух карнавала приведет вас в Вилею снова! Мы рады всем!».
Крыльцо городской ратуши превратили в подобие сцены, где с относительным удобством разместился маленький оркестр, наигрывавший популярные мелодии. Музыканты, все, как один, были в гриме сеньора Каприччио, даже две женщины-лютнистки, что выглядело особенно забавно, потому что вместо брюк, они надели простые черные юбки. На самом деле, здесь не было ничего удивительного: для музыканта считалось к удаче, играть на карнавале в костюме сеньора Каприччио. Демонический персонаж, дьявольский скрипач, которого не удалось переиграть никому, а его творения остались в вечности, бросая вызов умениям всё новых и новых музыкантов, повинуясь свойству характера, отраженного в его прозвище, мог благословить кого-то из собратьев по искусству особенным мастерством.