Яков. Воспоминания
Шрифт:
А еще, как бы не было мне сложно себе в этом признаться, я просто хотел ее видеть. После исповеди Прохорова, после всего этого дела на душе оставался омерзительнейший осадок. И я точно знал, что, или, вернее, кто сможет его развеять в одну минуту.
Анны Викторовны дома не оказалось, но, по словам маменьки, она должна была прибыть с минуты на минуту. А в ожидании ее я в обществе Марии Тимофеевны Мироновой разыгрывал мучительный спектакль под названием «светская беседа». Или «допрос
— Может быть, все-таки чайку? — Марья Тимофевна улыбалась мне вежливо, но я отчетливо чувствовал, насколько я ей не нравлюсь. И не мог ее не понять: сыщик с репутацией дуэлянта и волокиты — оживший кошмар матери юной девицы.
— Нет-нет. Благодарю.
Я улыбался вежливо и из последних сил сдерживался, чтобы не сбежать.
— Надолго Вы к нам? Я Затонск имею в виду.
— Трудно сказать. Наперед не загадываю.
— А позвольте узнать, Вы женаты?
Экая, право, прямолинейность. Сильно, видимо, она о дочери беспокоится.
— Нет. И не был.
— А что ж так? — улыбка стала еще более колючей. — Достойной спутницы не нашлось?
— Ну, скорее, меня не находят достойным.
— Ну, это зря — улыбнулась она мне в ответ.
Еще пара вопросов, и я точно сбегу.
Но тут, как ответ на мои молитвы, в ворота сада въехала Анна Викторовна на своем велосипеде. Я с почти неприличной стремительностью поднялся ей навстречу. Она подъехала, ослепила нас с Марьей Тимофеевной нежной своей улыбкой:
— Пойдемте в сад?
Я поклонился Марии Тимофеевне:
— Спасибо за чай.
Она кивнула мне в ответ. Видно было по выражению лица, что перспектива прогулки ее дочери по саду в компании всяких там сомнительных сыщиков ей вовсе не нравилась. Но перечить не стала. Похоже, очаровательная Анна Викторовна из родителей веревки вьет.
Мы шли по аллее и беседовали. Анна, сегодня снова напоминавшая сорванца, слезла с велосипеда и шла рядом со мной.
— Хотели бы иметь этот амулет, Анна Викторовна?
— Да вы что?! — изумилась так искренне.
— Все-таки магический предмет.
— Нет. Его лучше отнести на кладбище.
Я усмехнулся ее суеверию:
— Ну, это вряд ли. Полиция магией не занимается. А это вещественное доказательство.
— Ну, тогда давайте его уничтожим!
— Боитесь, что заберу его себе на удачу?
Она рассмеялась светло мне в ответ:
— Нет. За Вас я не боюсь, — и вновь сделалась озабоченной, — но мало ли к какому человеку оно может попасть в руки!
Как она серьезна. И вправду беспокоится? Что за суеверия, право. Ведь разумная, образованная девушка, а впечатляется такой ерундой.
— Вы все о магии? Но это лишь плод воображения наших фигурантов. Кстати, я навещал Филина. За месяцы поиска этого амулета он совершенно свихнулся и наверняка отправится в лечебницу.
Она в задумчивости покрутила
— Странно, но мне почему-то совсем его не жаль.
Да, для нее это, пожалуй, и в самом деле странно. Эта замечательная девушка и вправду способна пожалеть человека, который ее похитил и чуть не убил. И пожалела бы, я думаю, если бы от его руки не погибла Олимпиада Курехина. Удивительно чистая у нее душа, никакое зло не может погасить этот свет. Захотелось сказать ей что-нибудь, что порадует ее, вызовет улыбку. По прошлому опыту, такая тема у меня имелась. Попробуем?
— Странно, как Вам все-таки это удается?
— Что именно? — подняла она на меня взгляд.
— Но ведь все произошло именно так, как Вы и предполагали с самого начала.
Анна остановилась, посмотрела мне в глаза очень серьезным и долгим взглядом, будто высматривая, достоин ли я узнать ее тайну:
— Просто они говорят со мной.
Ну, как обычно. Играем в медиума. Ладно, пусть играет во что угодно, лишь бы не в расследования убийств.
— Интригуете Вы меня.
— Да вы что! — рассмеялась она в ответ. — Я Вам всегда только правду говорю! А вот Вы не хотите мне ничего о себе нового рассказать! — сказала, и взглянула кокетливо из-под полей непослушно съехавшей шляпки.
Снова она за свое! И ведь тут не появится Коробейников, чтобы прервать ставший неловким разговор. Нет уж, никаких расспросов. Мне ее маменьки на сегодня хватило с лихвой. Так что я ответил твердо и недвусмысленно:
— Да просто врать не хочется, а правду говорить не имею права.
Сказал, и понял вдруг, что вот это и есть самая что ни на есть правда. Именно этой замечательной юной девушке мне бы хотелось рассказать всю мою жизнь, без утайки. Даже то, что я и в самом деле не имею права озвучить. Наваждение, право, какое-то.
Моего замешательства она не заметила, конечно, а продолжала атаку:
— И что, я опять у Вас ничего нового не узнаю?
Вот ведь неугомонная! Попробовать ее смутить, что ли? Может, с мысли собью:
— Льстит мне Ваше внимание. Теперь наверняка запишут в ваши женихи.
Но у Анны Викторовны сегодня не было настроения смущаться.
— Боитесь? — взглянула с улыбкой из-под ресниц, накручивая на пальчик непослушный локон.
— Опасаюсь.
Она рассмеялась звонко, от души:
— Ой, Вы так непохожи на человека, который боится пересудов! Между прочим, — подарила она мне еще один кокетливый взгляд, — Вас и так уже записали в дамские угодники.
— Это почему? — удивился я.
— Ну, знаете… Слава бежит впереди вас.
Сменил тему, называется. Должен был бы уже привыкнуть, что, если Анна Викторовна идет к цели, остановить ее невозможно. Может, она успокоится, если ей рассказать хоть часть правды?
— Вы о той дуэли? Не верьте. Все было совершенно иначе.