Яков. Воспоминания
Шрифт:
И даже отвернулся от меня в сторону, видимо, показывая, что тема, мною поднятая, не имеет к нему отношения абсолютно никакого.
Крымов поднялся за столом, очевидно, для пущей внушительности, и обратился ко мне снисходительно-дружелюбным тоном:
— Вы не с того начинаете, господин полицейский. Если у Вас есть что предъявить по существу, милости просим. А так разговоры разговаривать у меня нет времени, — и он, как бы в доказательство сказанного, посмотрел на часы. — И вообще, Обращайтесь к моему адвокату.
— В отношении меня — тоже самое, — поддакнул Карамышев, —
Ага, вот мы и добрались до того, чего я ждал с самого начала. Стало быть, смерть бойца Сажина их не слишком обеспокоила, а вот упоминание об убийстве его невесты встревожило явно. Тут-то сразу в ход угрозы и пошли. Ну, будем считать, что и это тоже информация. Иной я тут все равно не получу.
— Ну что ж, господа, засим позвольте откланяться, — попрощался я. — Но уверен, что скоро мы встретимся снова.
И вышел. Меня не останавливали.
В управление я пришел аккурат в разгар допроса Коробейниковым квартирной хозяйки Насти, Варвары Тимофеевны, и видно было, что этот допрос почти исчерпал запасы терпения моего помощника. Варвара Тимофеевна, дама колоритная во всех отношениях, на вопросы отвечала обстоятельно, но вовсе не по существу, перемежая скудные сведения пространными сентенциями обо всем на свете. И каждую сентенцию занюхивала табачком, после чего так же обстоятельно и вкусно чихала. Знала же она про Настю на удивление немного. Подтвердила, что покойный Илья Сажин и в самом деле был Настиным женихом, да рассказала, что накануне Настиной смерти к ней приходил какой-то незнакомый мужчина, по описанию весьма похожий на кулачного бойца, но не застал. Назвался Никитой Беловым. Прождал около двух часов, но ушел, не дождавшись. А что особенно было интересно, Варвара Тимофеевна слыхом не слыхивала ни о том, что Сажин умер, ни о том, что Настя его хоронила. А между тем Фидар утверждал, что тело Ильи забрала именно Настя. Так куда ж она его дела? Если забирала, конечно, его вообще.
Я выпроводил словоохотливую Варвару Тимофеевну, чем доставил Коробейникову немалое облегчение, и начал рассказывать помощнику все то, что узнал с того момента, как мы расстались с ним на месте убийства Насти:
— У Анастасии был жених, кулачный боец. Вчера он погиб — или убит, это пока не понятно, но приказчик склада, в котором проводятся бои, рассказал мне, что Анастасия забрала тело еще вчера.
— Вероятно, она сразу отвезла его на кладбище, — предположил Антон Андреевич.
— Вот поезжайте и проверьте, кого хоронили, и кто хоронил.
— Лечу! — и Коробейников быстро стал собираться.
— Да, я так понимаю, — затормозил я его вопросом, — у Насти в комнате ничего интересного не обнаружено?
— Ничего, — ответил Коробейников. — Яков Платонович, знаете, как я вижу себе эту картину?
Коробейникова явно распирало от желания поделиться своей версией. Что ж, с удовольствием послушаю. И поправлю, если надо. Вот так и учатся.
— Анастасию подкараулил этот амбал, которого видела квартирная хозяйка, убил ее, после чего изобразил повешение.
— Я думаю, это тот самый Никита Белов, что у нас в арестантской сидит, — ответил я ему. — Соперник Сажина в последнем бою. Но это потом, сначала кладбище.
Антон Андреевич покивал задумчиво и удалился выполнять поручение.
А я в его отсутствие решил побеседовать с этим Беловым. Надеюсь, он уже пришел в себя после драки.
Он вошел, провожаемый городовым, которого был выше малое на голову. Сел на стул. Да, он уже в себя пришел. Видно, что боец-профессионал. Физиономия вся в следах боя, но движется свободно, плавно. Будто не его сапогами метелили четверо всего пару часов назад. Взгляд смелый, прямо в лицо. Но недоверчивый. Видно, собственное спасение не вызвало у него ко мне никаких теплых чувств, и ничего хорошего он от меня не ждет. Да, контакт с ним установить будет непросто.
— Ну, и за что тебя били? — начал я разговор.
— Вам-то что? — бросил он на меня взгляд исподлобья.
— Да мне-то ничего. Служба у меня такая.
— Ну вот и служите. А ко мне не лезьте.
Вроде и хамит, но тон какой-то… не хамский. Ровный тон, равнодушный даже. Не хочет он со мной откровенничать, по всему видно. А вот придется, никуда не денется.
— Да пока я не лез, к тебе, я смотрю, другие полезли, — указал я ему. — И, как я погляжу, не на шутку взялись.
— Сказано, не Ваше дело, — все тем же равнодушным тоном.
Что ж, попробую на него надавить. Но слегка. Мне его сотрудничество нужно, а не еще большая вражда:
— А вот запираться не в твоих интересах.
— В чем мой интерес, я знаю, — ответил он мне. — А Ваш в чем? Крымов денег даст, меня ведь и здесь достанут.
Вот в чем причина его спокойствия. Он себя, похоже, похоронил уже. Уверен, что его убьют. А еще уверен, что мне на это плевать, что я это допущу.
Я усмехнулся:
— Вот как?
— Вот так. Рука руку моет. Вам — дело закрыть. А Крымову я поперек горла. Он знает, без Илюхи его бойцы против меня — тьфу и растереть, — и он смачно плюнул на пол.
Нарывается. Хамит и нарывается. От отчаяния, видимо. Как огрызается в клетке пойманный зверь. Я посмотрел ему прямо в глаза:
— Первый раз слышу, что мои руки кто-то моет. Значит, говоришь, что Крымову такой соперник, как ты, не нужен? — я пересел поближе к нему, чтобы стол нас не разделял. — А большой куш Сажин должен был получить за победу над тобой?
Видимо, ему надоело пытаться вывести меня из себя. Или понял, что все равно не получится. Но ответил уже без вызова, по-человечески:
— Приличный.
— И кто его получил? — спросил я. — Невеста?
Никита молча отвел глаза.
— Зачем ты вчера ее искал?
Молчит. Не злится уже, но и говорить не хочет.
— Убита она!
Он вскинул на меня глаза, аж выпрямился весь. Такую реакцию не сыграешь. Никита не знал о смерти Насти. И теперь ему горько и больно. Даже ответить решился:
— Предупредить хотел, чтобы уезжала.
— А что ей угрожало? — продолжал я расспросы.
От его спокойствия не осталось следа: