Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3
Шрифт:
Мать. А разве только мы? Ветер хорошенько помог пану. Полное село нищих. Казаки, крепостные — всех сравнял.
Оксана. Сравняет нас еще и царская ласка!
Мать. Жаль, пана не поймали. Теперь приведет войска.
Оксана. Есть ли на свете ненависть, большая моей? Словно кипятком кто душу обварил! Ярема в земле лежит, а его убийца жив и на свободе! Держать в руках и выпустить?!
Дед Иван (голос его доносится из-за колонны). Легко
Мать. Разве там, кроме вас, дедушка, и людей не было?
Дед Иван (выходит, на гашнике у него висит старая сабля без ножен, она прицеплена за самодельный крючок). Ну да, не было! Были люди! Выхватил у меня из рук пистоль да — бах в мою шапку. Посек шапку, будто в ней кто раскаленные угли носил! А потом еще и ударить хотел этим пистолем!
Мать. Вы хоть не оправдывайтесь, дедушка!
Дед Иван. Как — не оправдываться?! Что же я, по твоему, напрасно саблю нацепил?!
Оксана. Не шумите, дедушка Иван. Тарас Григорьевич еще, видно, отдыхают.
Дед Иван. Отдыхают! Неугомонный человек, этот Тарас! За всю ночь так ни разу и не прилег. Уже и меня сон сморил, а он и глаз не сомкнул. Сидит за столом, гусиное перо так и ходит по бумаге! Одно испишет, другое берет. Свечка нагорит — пальцами фитиль снимает. Поднесет пальцы к огню, задумается. Огонь печет, а он, того, не слышит…
Мать. Думы записывает на бумагу.
Оксана. Стихи, мама.
Дед Иван. Попишет, попишет, чуб взъерошит и — прыг в кузницу. Там Охрим пики кует, закаляет ножи, варит железо. Постоит возле кузнецов, трубочку пососет, споет с людьми — и снова бегом к столу. Снова гусиные перья бегают по бумаге. Пока и солнышко встало.
Оксана. А как он наших обидчиков гнал! Ярема лежит расстрелянный, Охрим с людьми бежал в лес, чужой наезд хозяйничает в селе, горят дома, — думаю, пропали. Полуживая, руку поднять не могу, только глазами смотрю. Когда это из лесу кто-то выскакивает верхом на коне! За ним, вижу, Охрим, за Охримом — люди… Тарас Григорьевич! Да как крикнет: "Бей барскую сволочь!" — я даже ожила. А они людьми управляют, от пуль, как от шмелей, отмахиваются! С тем и удрали чужие наездники, многие из них и шапки потеряли.
Мать. Если бы не он, разве то было бы! Сунулись к соседям за советом — а на дорогах войско стоит!
Дед Иван. Пускай себе стоит, к нам не посмеет сунуться: руки коротки!
Оксана. Ох, дедушка, у войска и пушки есть!
Дед Иван. Разве мы трогаем царя? Царь себе вот, а мы себе — вот. У нас несогласие с панами. Надо отделить людей от господ. Пускай баре живут сами по себе, казаки — с казаками, а крепостных надобно переписать на божью волю.
Охрим (торопливо выходит). Где Тарас Григорьевич?
Мать. Не шуми ты, Охрим, потому они, может, как раз в этот момент думы списывают!
Дед Иван. Гай-гай, какие там думы! Только солнышко появилось, взял Тарас деревянный
Охрим. Такое скажете! Зачем им груша?
Дед Иван. Видать, пану хочет послать! Вот, мол, тебе, мерзавец, виселица, а веревку собственную сучи.
Охрим. Не догадались вы из пистоля ударить!
Дед Иван. Э, не допекай!
Охрим. Чухненко тайком прислал пахолка [6] . Если хотите, передает, на свете жить, несите головы с повинной. Зачинщиков свяжите, выйдет им причастие…
Мать. Разве не барин — первый зачинщик?
Охрим. Если бы барин! А то я, да дед Иван, да еще люди, да батько Тарас.
Дед Иван. Ов!
6
Пахолок — слуга.
Охрим. То-то же и я сказал — ов!
Оксана. Зачем от смерти меня спасали! Не видела бы судилища, не слышала б позора! Такого человека, как Тарас Григорьевич, да господам выдать.
Охрим. Подожди, никто же его не отдает! Я велел пахолка придержать и боронами улицы преградить, послал охрану, чтобы нас не застукали врасплох.
Шевченко (входит с этюдником в руке. На почтительном расстоянии появляется Петра, садится, следит). Доброе утро! Какое сегодня солнце праздничное! И на осень непохоже… (Всматривается в Оксану с матерью.) Э, да вас грешно вот так не нарисовать! Сидите, дорогие, я с вас этюд сделаю… (Садится на ступеньках, готовится рисовать.) Оксанушка, не смотри так печально. Я вас недолго буду мучить. А что, пан Охрим, налажены ли самопалы, оструганы ли копья? Хватает ли железа на копья, на свяченые ножи? Есть еще порох в пороховницах?
Охрим. Хватает, пане!
Шевченко. Разгорается пожар на целую губернию. Крепостнические реестры, как горсть соломы, сгорят. Нам бы только соседей дождаться. Не возвращался еще кобзарь Остап?
Охрим. Нет.
Мать. Войско стоит на дорогах! Не пробьются к нам соседи. Как рыжие мыши испечемся на огне.
Охрим. Дороги назад нам нет!
Шевченко. Правду молвил.
Дед Иван. Будьте вы Кармелюком, а Охрим — Зализняком!
Шевченко. Рисую, стихи пишу, песни пою. Какой из меня Зализняк или Кармелюк!
Охрим. Нам лучшего и не нужно!
Дед Иван. Гайдамаки тоже писали! Свячеными ножами на панских шкурах.
Охрим. Мы не гайдамаки, дедушка. Избавимся от панов и снова к плугам!
Мать. Если б то!
Оксана. Верите ли вы, Тарас Григорьевич, в нашу силу?
Шевченко. Верю, Оксана.