Янтарное ожерелье
Шрифт:
— Его личность установлена?
— Конечно. Он — инженер фабрики фруктовых вод Савичев.
— Как вы намерены поступить дальше?
Следователь развел руками:
— К сожалению, обстановка усложнилась. Вчера вечером, возвращаясь со службы, Савичев умер.
— То есть, как? — поразился Сомов.
— На улице. Внезапно.
— Значит... Значит, нить утеряна?
— Не совсем так, — покачал головой Карпов. — В руке инженера оказалась конфетная обертка. В ней обнаружен прокол. Вскрытие показало, что Савичев отравлен сильно действующим ядом, вызвавшим
— Следовательно, еще одно убийство?
— Да. Видимо, мы имеем дело с матерым, изворотливым врагом. Узнав, что Савичев утерял палку, они разгадали наш ход и решили убрать скомпрометировавшего себя сообщника.
— Вы полагаете, что инженер был соучастником?
— Вернее всего — исполнителем. Он был весьма заурядной личностью и вряд ли мог действовать самостоятельно.
— Но кто же находился за его спиной?
Карпов стряхнул с сигареты пепел.
— Знаете, товарищ майор, всякий злоумышленник считает себя неуловимым. Но как бы осторожен он ни был, как тщательно не контролировал бы свои поступки, а обязательно оставит после себя след. Пусть совершенно ничтожный на первый взгляд, незаметный, но обязательно оставит. И если след этот обнаружат склонные к глубокому анализу люди — он непременно приведет к разоблачению...
Иногда очень сложные, казалось бы, неразрешимые задачи решаются очень просто. Мне кажется, так получается и в данном случае. Судите сами: кроме улик, оставленных Савичевым, мы не располагаем никакими другими. Савичев умер, и, казалось бы, что вместе с ним умерла его тайна. На это, собственно говоря, и рассчитывал враг. Но на конфетной обертке мы заметили невидимое простым глазом пятнышко — отпечаток пальца.
— Но ведь конфета могла побывать во многих руках: у работницы конфетной фабрики, у продавца, и, наконец, у самого Савичева.
— Не совсем так, — покачал головой Карпов. — Отпечаток оставлен пальцем, слегка испачканным копиркой, обычном копировальной бумагой.
— И это позволяет сделать вывод?
— Да. Перед тем, как попасть к Савичеву, конфета побывала в руках у машинистки. Мы выяснили без труда, что в этот день Савичев встречался с одной машинисткой.
— Кто она?
— Лохова. Сослуживица Савичева. Я сравнил оставленные ею на служебных бумагах отпечатки пальцев с проявленным отпечатком на конфетной обертке.
— И?..
— Отпечатки совершенно идентичны.
— Получается, что убийца — Лохова?
— Во всяком случае, отравленная конфета подброшена ею.
Майор встал из-за стола и прошелся по кабинету. Остановившись перед Карповым, он спросил:
— Как вы решили действовать дальше?
Следователь усмехнулся:
— Давайте поступим так, как рекомендуют герои Библиотеки военных приключений. Арестовать Лохову мы успеем. А пока следует выяснить, какие у нее связи, знакомства. Кстати, я наводил справки об этой женщине. В Южном она недавно, на службу устроилась по протекции Савичева.
— Пожалуй, вы правы, — согласился Сомов.
Докладывая своему начальнику полковнику Федченко о принятых мерах, Сомов
Федченко согласился.
— В современной международной обстановке, — сказал он, — следует быть особенно предусмотрительными. Маловажный на первый взгляд факт может привести к далеко идущим последствиям. Так, мне кажется, получается и сейчас. Вот, судите сами: начало — встреча в Сингапуре советского капитана с китайцем. Теперь — убийство, и опять-таки из-за ожерелья. И кто знает, что произойдет дальше, если не вмешаемся мы.
Заканчивая доклад, Сомов попросил поручить это дело ему.
— Что ж, вам и карты в руки, — согласился Федченко. — Вы начали, вам и кончать.
23
Неподалеку от порта, в узком переулке, на стене трехэтажного дома висела табличка:
«Ремонт обуви»
Владелец мастерской, угрюмый лысый человек лет пятидесяти, с утра до вечера сидел в тесной клетушке, образованной из загороженного фанерой парадного.
Его заказчиками были жители близлежащих кварталов, но случалось, в тесную каморку сапожника наведывались и моряки со стоявших в гавани судов.
Старожилы этого района помнили, что сапожник Пискун появился вскоре после того, как город был освобожден советскими войсками от оккупантов.
Пискун был человеком замкнутым, и даже постоянные клиенты ничего не знали о его прошлом.
Вечером он переодевался, приводил себя в порядок и, заперев мастерскую, отправлялся в город.
Где проводит ночи Пискун — никто не знал. Да вряд ли мог заинтересовать кого-нибудь этот ничем не примечательный человек.
Утром он снова появлялся на своем месте. И так — изо дня в день.
Однажды, в конце мая, незадолго до захода солнца в мастерскую Пискуна вошла стройная белокурая женщина.
Сапожник исподлобья взглянул на нее.
— Я хотела бы поставить резиновые набойки, — негромко сказала посетительница. — Мне посоветовал обратиться к вам Филимон Евграфович.
Пискун положил молоток на столик:
— Трандофилов?
— Да. Я с ним виделась в субботу.
После того, как сапожник ответил на пароль, Лохова убедилась, что это именно тот человек, который был ей нужен.
Инструкция Фостера предусматривала встречу с этим человеком. Но лишь тогда, когда возникнут непреодолимые препятствия, либо настанет время действовать.
Теперь, по мнению Лоховой, это время пришло. Ожерелье, добытое Савичевым, оказалось фальшивым. Настоящее затерялось в большом городе.
В душе Лохова не верила, что Пискун сумеет разыскать его. Но вынуждена была использовать все имевшееся в ее распоряжении.
Она подумала, что Фостер переоценил возможности Пискуна. Уж слишком непригляден был этот человек.