Янтарное ожерелье
Шрифт:
Когда появился Володя, Градская засуетилась.
— Ну, мне пора...
Но Полина Семеновна остановила ее:
— Сидите, сидите... Я сейчас. Вот только сына накормлю.
Гостья охотно осталась. Одинокой женщине не хотелось уходить из уютной квартиры.
Кроме того, Рябова была на редкость хорошей собеседницей. И даже хлопоча у стола, она не переставала разговаривать.
Поужинав, Володя поблагодарил мать и ушел к себе. Плотно затворив дверь, он включил приемник, сборку которого закончил
Предстояло настроить, или, как любил говорить Володя, отшлифовать аппарат.
И юноша принялся за дело. Увлекшись, он не замечал ни свистов, ни громких прерывистых звуков азбуки Морзе, то и дело вырывавшихся из репродуктора.
Работа шла успешно. Володя радовался, что его конструкция действовала хорошо.
В дверь постучали.
— Да, — откликнулся юноша, не прерывая своего занятия.
— Выйди на минуту к нам, сынок, — послышался голос матери.
Володя неохотно повиновался.
В столовой по-прежнему сидела гостья. Юноше бросился в глаза ее тревожный взгляд. Она была явно чем-то взволнована.
— Тут Ксения Тимофеевна интересную вещь рассказала, — обратилась к Володе мать.
Юноша вопросительно взглянул на Градскую.
Та, смущаясь, проговорила:
— Вы уж извините меня, старую, Владимир Николаевич. Может, напрасно побеспокоила. А только, как раздался в вашей комнате писк этот, так спросить вас захотела...
— Спрашивайте, Ксения Тимофеевна, — любезно сказал Володя.
Он симпатизировал этой седой, с полным приветливым лицом, женщине.
— Значит, так, — продолжала Градская. — Есть у меня квартирантка, Лохова... Может, знаете?
Володя кивнул:
— Машинисткой на заводе фруктовых вод работает?
— Она самая. Ну, лежу как-то я ночью, с боку на бок ворочаюсь. Бессонницей страдаю. И вдруг раздался писк, вроде комариный. Из комнаты квартирантки доносится. Каюсь, не утерпела... Дай, думаю, погляжу, чем моя Ольга Владимировна глубокой ночью занимается. Поглядела в щелочку, вижу: сидит она у приемника, слушает и записывает что-то. А потом приемник потушила, и давай записанное читать...
Володя весь превратился в слух. Уж слишком необычным было то, что рассказывала Градская.
— Ну, а дальше? Дальше? — спросил он, когда старуха замялась.
— Дальше? Дальше — как кончила она читать, вырвала лист из тетради и сожгла его...
— Сожгла? — переспросил юноша.
— Ну да, сожгла, — подтвердила Градская и продолжала: — Очень я удивилась этому. А только спросить ее не решилась. Может женщина дело делает, а тут — подглядывают. А сейчас, как услыхала я писк из вашей комнаты, так подумала: может Владимир Николаевич разъяснит, что к чему?
— И часто вы этот писк слышите? — волнуясь, спросил Володя.
— Да, каждую ночь, почитай. А только не так громко, как в первый
— Очень интересно... — протянул Володя.
Смутная догадка мелькнула в его мозгу...
Если верить Градской, Лохова по ночам ведет прием неизвестной радиостанции. Странно, что делает это она в тайне ото всех. И для чего понадобилось ей сжигать записи?
В этой истории надо разобраться.
— Вот что, Ксения Тимофеевна, — проговорил Володя. — Пообещайте, что никому не будете рассказывать об этом. А я постараюсь выяснить.
— И... — всплеснула руками Градская. — Да что я, сорока какая?
— Вот и хорошо, — улыбнулся Володя.
29
— Дело близится к развязке, — подытожил Сомов.
— Да, — согласился Карпов. — Теперь ясно, что Лохова и Пискун действуют заодно. Остается выяснить, как они намерены использовать ожерелье, и... какую тайну скрывает оно.
— Все нити у нас в руках. Будем разматывать клубок до конца, — решительно произнес Сомов. — Да, кстати, вчера к нам явился портовый электрик Рябов. Он рассказал, что некая Лохова ведет прием неизвестной радиостанции. Юноша узнал об этом от квартирной хозяйки Лоховой, Градской.
— Вы проверили?
— Конечно, Градская оказала нам полное содействие.
— И что же?
— Мы убедились, что она была права. Лохова, действительно, слушает по ночам неизвестную радиостанцию.
— Странно все это, — заметил Карпов.
— Почему?
— Не сердитесь, Иван Степанович, за откровенность. Но скажите, разве будет мало-мальски опытный шпион поступать так неосмотрительно? Ну к чему Лоховой включать динамик, рискуя быть подслушанной? Ведь она могла бы пользоваться наушниками.
— Ах, вы вот о чем, — усмехнулся Сомов. — На мой взгляд, дело объясняется просто: одно из двух, либо занятие Лоховой носит невинный характер, либо она — вражеский агент. В первом случае ей нечего бояться. Во втором — она имела все основания считать себя в безопасности. Кроме нее и Градской в квартире нет никого. Разве могла предположить Лохова, что простая, полуграмотная старуха заинтересуется услышанным. Конечно, нет.
— В этом ахиллесова пята вражеской агентуры, — вставил Карпов.
— Вот именно. Любой шпион, диверсант считает своим противником службу контрразведки. Возможно, за рубежом это и так. Но только не у нас. В Советском Союзе никто, будь то ребенок или взрослый человек, не пропустит врага. Рано или поздно шпион, как принято говорить, сорвется.
— Верно, — наклонил голову Карпов.
— А теперь еще о Лоховой, — продолжал майор. — Эту женщину нельзя упускать из виду ни на секунду,
— Не лучше ли задержать ее?
Сомов отрицательно покачал головой: