Японцы в Японии
Шрифт:
Вот, вытянувшись в цепочку, бодро вышагивают школьницы. Лето позволило девчушкам распроститься с унылой зимней формой — обязательными длиннополыми матросками темно-синего цвета: маленькие японки кажутся в них нескладными, будто в платье с чужого плеча. Сейчас в своих светлых юбочках и кофточках они вдруг все, как одна, стали хорошенькими, пересмеиваются, что-то щебечут, что-то кричат своему молодому учителю: он намного опередил их. Два паренька десятидвенадцати лет, не ощущая усталости, носятся взад и вперед, прыгая по камням в ожидании притомившейся мамы. Отец держится в стороне, ни во что не вмешиваясь. Ищу глазами непременную участницу всех туристских поездок в Японии и уже через минуту нахожу ее — молодую мать с мерно покачивающейся за спиной головкой годовалого ребенка.
Чуть поодаль бодро вышагивает старик. На нем белый халат-кимоно, на голове белоснежная повязка, через плечо черная
В японских календарях пятнадцатое сентября помечено как День почета престарелых. В этот день не работают — общенациональный праздник, один из многих других праздничных дней, по числу которых Япония занимает одно из первых мест в мире. Это праздничная статистика. Но есть и другая, скорбная: уже многие годы Япония в числе стран, где люди преклонного возраста жалкому существованию предпочитают самоубийство. По данным Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), Япония прочно занимает первое место в мире по самоубийствам среди престарелых женщин. В 1967 году на сто тысяч жителей приходилось сорок пять женщин, кончавших жизнь самоубийством в возрасте старше шестидесяти пяти лет. В числе "передовых" Япония и по числу самоубийств среди мужчин: без малого пятьдесят восемь человек на сто тысяч.
Проблемы старости, которые неизбежно тяжелым грузом ложатся на совесть каждого японца, все обостряются.
Каковы же эти проблемы? По данным газеты "Асахи" на июль 1972 года свыше шестидесяти процентов лиц старше шестидесяти пяти лет были не в состоянии самостоятельно обеспечивать себя: они находились на иждивении родственников или детей. За счет пенсий и доходов с недвижимого имущества жило менее четырнадцати процентов. Работало около двадцати пяти процентов.
В конце 1972 года в Токио, где живет десять процентов населения страны, насчитывалось свыше девятисот тысяч человек преклонного возраста. Это составляло около восьми процентов всего населения японской столицы. Результаты общественных опросов свидетельствуют о том, что из них только сорок процентов имеют собственные доходы — пенсии, выходное пособие, сбережения, работу. Сорок тысяч престарелых по нескольку месяцев в году прикованы к постели, из них двадцать шесть тысяч — свыше шести месяцев в году. Примерно шестьдесят тысяч ведут изолированно-одинокий образ жизни. Можно предположить, что в связи с инфляцией в последующие годы положение людей преклонного возраста еще усугубилось. Цифры тревожные.
Пенсионное обеспечение в Японии не упорядочено. Практически, кроме депутатов парламента, на пенсию могут рассчитывать лишь служащие государственных учреждений и некоторых крупных частных компаний. Все остальные, проработав на одном и том же месте положенное количество лет, получают только единовременное выходное пособие. В среднем на пособие при самой жестокой экономии можно прожить не более двух, от силы трех лет.
А цены растут. По свидетельству газеты "Асахи", ежемесячный прожиточный минимум для лиц в возрасте свыше шестидесяти лет за последние годы увеличился с 5480 иен до десяти тысяч. Неизвестно, какими критериями руководствовались те, кто определял этот минимум, но он явно занижен. Достаточно сказать, что килограмм мяса в Японии стоит от одной до пяти тысяч иен. А ведь, кроме еды, существуют и такие статьи расходов, как одежда, жилье, отопление, газ, электричество, лекарства и т. д. Конечно, каждый японец имеет сбережения: обязательные и регулярные вклады в них — непременная статья бюджета каждой японской семьи. Но, как писала та же газета "Асахи", изучение уровня жизни в стране показывает, что средний японец не обеспечит себе прожиточный минимум в преклонном возрасте, даже если он в течение многих лет будет откладывать все, что зарабатывает.
Сложность положения в значительной мере усугубляется тем, что у большинства японцев пятидесятипятилетнего возраста (то
После второй мировой войны в структуре японской семьи произошли большие изменения. Ранее старший сын в семье считался наследником. Ему переходило все имущество, на плечи ложилась забота о престарелых родителях. Обладая решающим голосом, глава семьи подчинял своей воле всех ее членов. Гражданское законодательство послевоенной Японии рассматривает супругов как основной стержень семьи, уравнивает их права. Наряду с этим оно декларирует и обязанность взрослых детей материально обеспечивать престарелых родителей. Однако любовь и заботу декларировать невозможно, и вот на практике старики нередко становятся ненужной обузой, лишними в семье. Лишние в 55–65 лет.
Тебе под шестьдесят, как жить дальше? Большинство мечтает трудиться, иметь право считать себя полезным не только своим детям, но и обществу. Можно не удивляться тому, что, как показывают опросы, семьдесят три с лишним процента мужчин старше шестидесяти лет хотели бы работать. О пятидесятипятилетних не приходится и говорить. Но желание это трудноосуществимое. На большинстве предприятий и компаний в Японии существует возрастной ценз: предельный возраст работающих — пятьдесят пять. (Средний возраст служащих наиболее крупных японских компаний — около тридцати шести лет.) За борт выбрасывается человек еще сильный, энергичный, опора семьи, ее надежда. Японские трудящиеся ведут активную борьбу против антигуманного возрастного ценза, но эта борьба наталкивается на железные законы капиталистической экономики: ей необходимы лишь те, кто способен выдержать подчас нечеловеческую нагрузку конкурентной борьбы в условиях, когда темпы экономического роста превыше всего.
Многое из того, о чем я пишу, опирается на токийские впечатления. Но японцы любят повторять: "Токио — это не Япония. Хотите узнать Японию, поезжайте в деревню, в маленькие города, к рыбакам, крестьянам. Вы увидите настоящую, традиционную Японию, точнее, то, что от нее еще сохранилось". И вот я в пути. Дорога, петляя по холмистой местности, тянется к океану. Ехать как будто недалеко, какую-то сотню километров, а сидишь в стальной коробке машины долгие, томительные часы. Длинным хвостом изгибается вереница автомобилей. Постепенно пустынная полоса белого песка, с одной стороны ласкаемая океаном, с другой — отделенная от мира узким барьером хвойных насаждений, начинает казаться далеким миражем, куда невозможно, не суждено попасть. Вдоль шоссе тянутся квадраты рисовых делянок: из окна машины они представляются игрушечно-миниатюрными. Время прополки саженцев. Согнувшись, по колено в воде с утра до вечера работают люди. Изнурительно-кропотливый труд. И по большей части это уже немолодые мужчины и женщины.
Молодежь, как правило, в поисках лучшей доли уходит в город. С каждым годом поток японских юношей и девушек, бегущих в город, увеличивается. Повальному бегству молодежи из деревни способствует реклама, за которой стоят работодатели, заинтересованные в дешевой рабочей силе, и сложные процессы коренных структурных преобразований экономики, всего японского общества в целом.
В конце 1975 года министерство земледелия и лесоводства Японии опубликовало данные, согласно которым лишь один из девяноста сыновей и дочерей японских крестьян, окончив школу, остался для работы в сельском хозяйстве. Остальные подались в города. Меньшая часть переселившихся в город устроилась на производстве, где требовалась неквалифицированная рабочая сила. Абсолютное большинство осело в сфере обслуживания, прежде всего на подсобных работах.
Япония многие годы находилась в плену "высоких темпов экономического роста". В погоне за прибылью столпы делового мира делали ставку на однобокое развитие наиболее доходных отраслей. Они искусственно сужали сельскохозяйственное производство, увеличивая ввоз сельскохозяйственных продуктов из-за границы, замораживали цены на рис, а это неизбежно вело к пролетаризации или полупролетаризации крестьянства. Оставшиеся в деревне люди среднего и старшего возраста вынуждены заниматься подсобными работами. Старики же, демонстрируя парадоксы "сельскохозяйственной рационализации", стоят по колено в воде. Больше там работать некому. Да и нечем им было бы прокормиться без урожая с дедовской делянки риса.