Японский солдат
Шрифт:
– Да. Велел вам прийти к нему, как только явитесь.
Тадзаки поставил винтовку в пирамиду и поспешил к командиру роты. В шортах и рубашке с короткими рукавами он смахивал на огородное пугало, но худые ноги и руки все еще были жилистыми и крепкими.
Есимура поднялся: решил сходить по нужде, а потом немного вздремнуть до вечера. И тут он заметил пристальный взгляд младшего унтер-офицера Куниэды, лежащего у выхода. Тусклые, словно подернутые льдом глаза, наполненные слезами, явно молили об одном: не бросайте меня, не оставляйте здесь одного.
Младший унтер-офицер
– Ты сможешь идти?
– спросил Есимура.
Куниэда не ответил, только слабо повел подбородком.
– Ничего, - сказал Есимура.
– Это тут, недалеко. Не волнуйся.
Есимура поднялся с таким ощущением, будто сбросил с себя какую-то тяжесть.
Ефрейтор Кавагути вытряхнул содержимое из вещмешка. Перебирать вещи перед переходом на другую позицию вошло в привычку у солдат.
Кавагути все еще таскал с собой солдатскую книжку, амулет, сберегательную книжку и ненужные теперь деньги - все, что другие давным-давно выбросили. Теперь он разложил все это на одеяле.
– Еще хранишь?
– Ефрейтор Узки осторожно вытащил из груды вещей фотографию. Это была измятая карточка, видимо вырванная из альбома, с синими пятнами клея на обороте и с надписью: «Март 1940 г., Уэмура Тосико, 18 лет». Лицо женщины было сильно отретушировано - наверно, снималась в фотоателье.
– Воспоминания молодости, - заметил Узки, бросая фотографию обратно.
– Сейчас у нее, конечно, уже есть ребенок, а может, и не один.
Кавагути промолчал - видимо, его не очень интересовала эта фотография. Солдаты давно уже не говорили о родных местах, а если кто-нибудь вспоминал о доме, то как о далеком прошлом. Сейчас все их мысли витали вокруг плантации, и разговоры, естественно, все время возвращались к ней.
Есимура обвел взглядом солдатский навес, убежище и жилище командира роты. Наконец-то они покидают это незамысловатое жилье. Его охватило тяжелое раздумье: «Что же это за боевые позиции? До каких же пор мы будем кружить по джунглям?» Командир роты все время твердит, что таким образом они якобы ловко водят за нос противника. На новом месте вряд ли хватит сил вырыть себе убежище. Придется укрываться от обстрела где-нибудь под корнями большого дерева.
Есимура поплелся к хижине. И тут до его слуха донесся знакомый звук. В следующее же мгновение он понял, что это свист вражеской мины. «Совсем близко», - подумал он и крикнул:
– Мина! Ложись!
И тут же бросился на землю. Раздался грохот, перед ним вспыхнул огненный
Сколько прошло времени - непонятно. До его слуха вдруг донесся чей-то вопль. Потом голос зазвучал явственнее и протяжнее. Пахло гарью. Есимура открыл глаза и ничего не мог понять - кругом была какая-то каша из земли и деревьев. «Я в сознании!» - подумал он и попытался ползти. Но сдвинуться с места не смог - что-то тяжелое придавило его к земле, хотя никакой боли он не чувствовал.
Вопль все еще продолжал звучать на одной ноте. Так кричат смертельно раненые. Ему показалось, что он узнал голос ефрейтора Мадзимы. Есимура снова попытался приподняться на локтях. Оказалось, что его засыпало землей и ветками. С трудом высвободившись из-под тяжести, он осторожно двинулся вперед. И когда уже наполовину выбрался, до его слуха снова донесся свистящий звук. Есимура поспешно уткнулся лицом в землю. На этот раз перелет. Раздался оглушительный взрыв. Земля дрогнула, но туда, где лежал Есимура, осколков не долетело. Он приподнялся, посмотрел в ту сторону, где было убежище, и, удостоверившись, что невысокий холмик, насыпанный сверху, не поврежден, решил быстро перебежать в укрытие. Стряхнув с себя комья земли и убедившись, что он цел и невредим, Есимура подумал: «Ну вот, снова повезло! Жив!» Сколько раз за семь военных лет он говорил себе эти слова! Пригнувшись, Есимура побежал к укрытию, отметив по пути, что от солдатской хижины не осталось и следа. Снова донесся свист мины. Он упал на землю ничком. Снова перелет.
– Кто там?
– услышал он окрик фельдфебеля Такано и прыгнул в убежище.
– Есимура!
– отозвался он громко.
– Как ты? Не ранен?
– Нет.
В убежище было темно, и он ничего не мог разглядеть, но почувствовал, что кое-где, видимо, со стен осыпается земля.
– А другие как, не знаешь?
– спросил Такано.
Есимура не успел ответить, в углу раздался стон.
– Кто это?
– спросил Есимура.
– Командир роты, он ранен, - сказал Такано.
– Я и Тадзаки в полном порядке.
– Как это тебе удалось вывернуться?
– спросит Тадзаки.
– Как раз возле вашего навеса несколько мин разорвалось.
– А я отошел по нужде, когда наших накрыло, - сказал Есимура.
– Очнулся, слышу, вроде Мадзима стонет. Навес напрочь снесло.
– Видно, всех прикончило, - заметил Такано.
Тем временем обстрел приутих. В убежище стоял густой пороховой дым.
– Как там наши часовые?
– вслух подумал Такано.
– Они-то целы, - сказал Тадзаки.
– Скоро явятся.
– Сюда!
– вдруг вскрикнул командир роты, который до сих пор только тихо стонал.
– Я умираю, Такано! Я умираю.
Приглядевшись, Есимура увидел, что Такано поддерживает поручика Харадзиму.
– Ничего, господин поручик. Все обойдется, крепитесь.
– Прошу вас принять командование ротой. Я… уже… Я… - словно в бреду твердил поручик. Вскоре он затих.
– Куда его?
– спросил Есимура.
– В живот. У самого входа в убежище, осколком.
Обстрел прекратился. Наступила тишина.