Ярмо Господне
Шрифт:
— Нам тако же не худо угоститься оным чудесным старым портвейном, Филипп Олегыч. Ибо наша Настасья Ярославна отныне и присно в четвертом круге рыцарского посвящения.
— Йо-хив-хо!!! — разразилась Настя восторженным морским воплем. Но прецептор Павел слегка охладил пылкость выражения ее чувств.
— Засим, сударыня-барыня Настасья Ярославна, пожалуем на стрельбище, инде барышня Вероника, хм, продолжит нынешние экзерсисы.
— Не помешало бы. Твое трансмутированное оружие, Настя, фонит неимоверно. И еще что-то у тебя в сумочке, не
— Ой, сюрприза не получилось! Вы тоже его чувствуете, Пал Семеныч?
— Несомненно, друг мой, несомненно.
— Вот, я вам такой подарок приготовила. Нашла, когда во второй раз в асилум заскочила, до того, как нам сюда ехать.
Он из моего видения. Возьмите, Пал Семеныч, он ваш, кипарисовый крест ваших предтеч. Вы видели: воинствующий инок Феодор им новгородских волхвов врасщеп глушил, в распыл пускал, и все такое.
— Да-да, жестокий век, жестокие сердца… Но за сию реликвию огромное спасибо вам и вашему асилуму-санктуарию. Однако прежде, сударыня, прошу вас снять с данного артефакта неотчуждаемость владения.
— Ой, простите, из головы выветрилось. Какая же я дура, если у него сто пудов гомеостазис в максимуме!
Настя огляделась в гостиной в поисках подходящей поверхности, заметила яшмовую столешницу и осторожно уложила на нее маленький резной деревянный крестик на шелковом черном шнурке. Принялась за ритуал, для верности закрыв глаза и беззвучно шевеля губами.
— Во, Пал Семеныч, — выдохнула Настя с облегчением, — вещь знает хозяина своего…
В тире их встретили нахмуренная Мария Казимирская и ужасно довольная собой Вероника Триконич.
— Опаньки! Новобрачная наша явилась, чудесами опылилась. Сверхъестественными игрушками увешана что твоя рождественская елка…
Людцы добрыя! Пушка у нее, матерь Божья, пылит, фонит на всю округу, от Атлантики до Урала.
Чтоб ты знала, Настена! Как только ты вышла из экранируемой тачки, резко поплохело хорошему человечку, нанятому мною искусному повару. Бедняга ведьмачок улепетывал отсюда в четыре лопатки, как дал по газам с визгом, фары испугался включать. Ажник за причитающимися ему бабками не зашел к Костику.
Вали к тому столу, неофит. Разряжай оружие по полной программе. Страсть как охота узреть, чем ты моего спеца по свадебным застольям эдак напугала. Он, понимаете, торт для невесты, а она его, здрасьте, девушка с ружьем…
Глаза у Вероники разгорелись, она замолчала, едва Настя вынула из сумочки «вальтер» и полностью ушла в процесс и процедуры ритуальной дезактивации артефакта, оставленного ею на время в асилуме.
Прежних потертостей на нем и в помине нет. Обновленное и трансмутированное оружие приобрело изжелта-черный маслянистый блеск. На рукоятке две красноватые накладки, похоже, из шероховатой пластмассы. Над дульным срезом чуть заметно фосфоресцирующее прицельное приспособление — можно и в темноте стрелять.
«Ага! Вальтер Вальс во всей красе.
Ни Филипп, ни Вероника глупыми репликами Настю не отвлекали. Ерничать под руку нельзя. Ошибки и небрежность с боевой теургией порой чересчур дорого обходятся. О ретрибутивности также забывать не стоит.
Настя строго следовала ритуалу. В конце отсоединила магазин. Передернула затворную раму, убедившись, что в патроннике пусто. Как положено, доложила госпоже инструктору об окончании дезактивации.
Первой разряженный пистолет осторожно взяла в руки Вероника и не удержавшись ахнула:
— Царица небесная, матушка!!! Волына-то из облегченной суперкерамики! С унитарными трансмутированными выстрелами…
— Я тоже так думаю, — скромно потупилась Настя. — Мне кажется…
— Тебя, новобраница, покуда не спрашивают. Нишкни! — по-сержантски оборвала ее Вероника, а Павел Семенович молча возвел очи горе.
Вероника разобрала «вальтер», осмотрела ударно-спусковой механизм и снова собрала. Недоверчиво глянула на оранжево-красные патроны в магазине и россыпью на столе. Затем отошла к стеллажам и взяла оттуда простой вороненый магазин.
— Вот что, Настена, попробуй-ка обычными теургическими выстрелами шоковый египетский крест для нейтрализации черной вдовы. Вон та бабская ростовая мишень, первая позиция, на 12 часов.
Настя скинула на пол меховой палантин, повела обнаженными плечами, уложив поудобнее груди в низком корсаже-декольте. И в белом бальном наряде четко, с необходимой расстановкой покончила на три счета с муляжом ведьмы, молодецки обрезав финальным выстрелом душераздирающий визг мишени.
— Молодца, девка! — похвалила неофита Вероника. — Сразу видно: кавалерственная дама, твою мать, работает. Не хрен собачий.
Вероника подошла к Насте и с чувством, с хрустом, по-мужски пожала ей руку:
— Поздравляю с четвертым кругом, дама-неофит. Так держать, что в лобок, что по лбу! Глядишь, лет через 200 дамой-зелотом станешь. Если выживешь…
Кстати, Настена, коли желаешь волыну в наплечном кобуре таскать, чтоб ее доставать было удобнее, я тебе левую сиську могу эдак разика в два уменьшить, подсушить…
— Ой, не надо!!!
— Тетя доктор шутит. Хотя, шутки в сторону, завтра прошу пополудни пожаловать ко мне на обследование.
— Да, мастер-арматор.
— Молодец, уважаю и люблю почтительных неофитов. Долго я тебя мурыжить не стану, не беспокойся.
Дама-неофит Мария! Извольте поздравить коллегу.
Пока Мария Казимирская неохотно обнимала и целовала подружку, рассыпаясь в похвалах, Филипп отобрал у Насти «вальтер» и поразился его невесомостью:
«Мадре миа и тодос сантос! Пушка и впрямь керамическая. Во где чудеса на грани фантастики!
Точно, быть Настене арматором, если ей убежище помогает. Вона как Ника люто ее ревнует к оружию. И не только… Ох мне слабый пол, спереди и сзади…»