Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Шрифт:
— Откуда у вас деньги, мужики?
— Лет пятнадцать назад чужеземные купцы нагрянули. Пробирались к Сарскому городищу. Мы им меха, а они нам серебро.
— Далече же купцы забирались.
Князь и дружина кормились в ростовских весях в течение всей зимы, а в апреле («заиграй овражки») возвращались в Ростов.
Здесь Ярослав, соблюдая древний обычай, непременно делился данью с дружиной, поелику она добрых шесть месяцев разъезжала по полюдью, а далее шла к купцам и торговала тем, чем ее оделил князь. Но торговля воев шла не бойко, ибо торговать, в сущности, было не с кем. И вот теперь должно всё измениться.
Глава 7
ИЗ РУСИ В ГРЕКИ
Гораздо легче было торговать киевскому князю. К нему шли большие караваны по древнему водному торговому пути «из варяг в греки». Ярослав хорошо ведал этот путь из Варяжского в Русское
140
Русское море— Черное море.
Киевское полюдье заметно разнилось от ростовского. Пока киевский князь объезжал селения, смерды всю зиму рубили широченные деревья, делали из них лодки-однодеревки и весной, когда вскрывались реки, Днепром и его притоками сплавляли их к Киеву, вытаскивали на берег и продавали князю, возвратившемуся с полюдья.
Князь же сбывал суда торговым людям. Большие суда, а не утлые челны. Исторические документы свидетельствуют, что челны вмещали всего три человека и управлялись одним кормовым веслом, и никогда не имели уключин и распашных весел: челн для них был слишком узок. Такие утлые суденышки поистине бытовали, но торговать ездили уже на судах-ладьях, поднимавшие по двадцать-сорок человек. Однодеревками же они названы потому, что киль судна изготавливался из одного дерева, шесть-восемь саженей длиною, что позволяло построить ладью, пригодную не только для плавания по рекам, но и далеких морских путешествий.
Корабли готовились на всех реках и озерах, вливающихся в Днепр. Великий князь стал владетелем днепровского судоходства. В его ведении оказались все волостные пункты, раскинутые на протяжении 900 верст: Новгород (бассейн Ильменя, Десны и Сейма), Смоленск (бассейн верхнего Днепра, Чернигов — Десны и Сейма, Любеч — Березины, часть Днепра и Сожа, Вышгород — Припяти и Тетерева).
Еще зимой лодочных дел мастера большими артелями уходили вглубь дремучих лесов, подыскивая самые могучие и стройные деревья.
Изо дня в день стук топоров сотрясал студеный воздух лесных чащ. Немало сил приходилось приложить артельщикам, дабы свалить лесного великана. Затем ствол очищался от сучьев и коры, и начиналась самая ответственная работа — стволу придавался вид лодки; его выдалбливали, а концы обтесывали. Заготовку весной спускали на воду и доставляли в Киев, где и продавали князю, а тот с выгодой — местным и заезжим купцам.
В Киеве было обусловлено особое место — на реке Почайне, куда и привозили заготовки. Теперь к делу приступали киевские плотники. Однодеревки надо было оснастить. Для этого снимали со старых однодеревок весла, уключины и прочие снасти и прилаживали к новым, а чтобы однодеревка могла взять больше груза, на ее борта нашивались, с помощью ладейных заклепок, ряды тщательно изготовленных досок. Вот почему ее называли еще и набойной ладьей.
Для большей устойчивости судна к его бортам подвязывались пучки сухого камыша (как это позже делали запорожцы). О том, какой груз выдерживала однодеревка, можно было судить по ее способности брать на борт до сорока — шестидесяти человек.
Сплав и оснастка требовали усилий многих тысяч плотников и корабелов. Работа эта была поставлена под тщательный контроль пяти волостных начальных людей, из коих один приходился сыном великого князя, и завершалась в самой столице.
К работе мужчин, делавших деревянную основу корабля, добавлялся труд женщин, ткавших паруса для оснастки судов. На один парус требовалось около восьми саженей «толстины» (грубой, но прочной парусины, что выражалось примерно в 150 локтях ткани). Для получения всех парусов требовалось свыше тысячи ткацких станов. Численность торговых судов доходила до 500–600, военных — до двух тысяч. Надо добавить к этому выращивание и прядение льна и конопли, и изготовление свыше тысячи «ужищ» — корабельных канатов.
Сборы в далекий путь были важным событием. В это время жизнь Киева особенно оживлялась. Людно и суетливо было на Почайне: с утра до ночи над ней стоял шум и грохот, стучали топоры, звенели кузнечные молоты. Из княжеских и боярских подвалов челядь выносила
Оснастив и нагрузив купленные суда товарами, купцы в июне спускали их по Днепру к Витичеву, [141] где выжидали несколько дней, когда соберутся торговые лодки из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова, Вышгорода, а затем, большим караваном, — вниз по Днепру, к морю в Константинополь.
141
Витичев— древнерусский город Х-XIII вв. на правом берегу Днепра (ныне Витачев Киевской области). Пункт сбора торговых судов, следовавших в Византию.
Предстоял далекий и нелегкий путь. Среди бесконечных гирл, [142] глубоких лиманов, [143] корчей, [144] порогов и заборов [145] только видавшие виды ладейшики могли плавать, не рискуя своей жизнью; среди бесконечных островов, топких болот, среди непроглядных камышей мог не потеряться только тот, кто отменно изведал Днепр и его плавни. Не случайно перед отплытием по Днепру его водам приносились жертвы, а после принятия христианства, дабы умилостивить реку, совершались богослужения, пытаясь склонить на свою сторону «тайные» силы Днепра и отстранить от себя опасность. А их было достаточно.
142
Гирл— узкий водный рукав.
143
Лиман— залив, образованный при затоплении морем устья реки.
144
Корча— подводные пни и корни.
145
Забор— тот же порог, но занимающий лишь часть устья реки.
Но самая страшная опасность — нападение степных кочевников — печенегов. Большой заботой для киевского князя являлась охрана торговых путей.
Ярославу никогда не забыть слов Добрыни Никитича, кой один раз, еще будучи молодым, плавал с дружинниками и торговыми людьми до Византии:
— Печенеги для купцов — самый лютый враг, будь они прокляты! Без воинов не обойтись. Ты представь себе, Ярослав, в июне скапливаются сотни княжеских, боярских и купеческих ладий. Плыви себе от Витечева к морю и покойно помышляй о прибытке мошны. Но какой тут покой! Там, где Днепр делает большой и крутой изгиб к востоку, он на протяжении семи десятков верст пересекается отрогами Авратынских взгорий. [146] Вот уж помеха так помеха! Отроги эти, княжич, здесь так наворочены, что жуть берет. Здесь первый порог называется «Не спи». Посреди этого неширокого порога вздымаются крутые скалы. Вода обрушивается на них и с грохотом низвергается, внушая страх. Подходя к порогу, гребцы не отваживаются преодолевать его сходу. Судна причаливают берегу, а затем слуги и воины раздеваются и сторожко проводят ладьи вдоль берега.
146
Между Днепропетровском и Александровском.
Миновав таким же образом несколько первых порогов, купцы оказывались перед самым грозным из них, коего прозвали «Ненасытец». Если все другие пороги во время половодья скрывались под водой, тот Ненасытец оставался на поверхности. Он вечно ревет, вечно покрыт седой пеной и брызгами, и постоянно вызывает страх. Ведая норов порога, печенеги облюбовали его для своих засад. Одно удачливое нападение могло погубить всю годовую торговлю Руси с Византией. Именно здесь, у порога Ненасытец, печенеги убили твоего деда Святослава. В этом месте корабли опять причаливали, а воины выбирались на берег для охраны каравана. Другие — разгружали суда и переносили товар по другую сторону порога, а затем по суше на плечах или волоком перетаскивали и сами однодеревки.