Ярославичи
Шрифт:
Снова его призвали, пошел он в штрафной батальон и в январе сорок пятого был разрывной пулей убит. Вот так и хоронила, переживала два раза.
Через десять лет вышла замуж. Он с мальчиком, вдовец, я с дочкой. Сейчас-то осталась одна. Муж умер, дочка поступила в институт, а его перевели в Уссурийск. Там вышла замуж и осталась, а внучку вот прислала мне. Болеть она сильно стала, врачи посоветовали климат сменить.
— А что было с вами дальше, в колхозе?
— Да ничего. Меня поставили на ферму заведовать. Четырнадцать лет там была, а как шестьдесят пять исполнилось, оформила пенсию.
Я попросила Фаину
— Что скажешь? Работал, не знаю уж как. Нас было пять человек. Никогда не ругал, не бил, но если что скажет — закон. Вина не пил, не потакал бездельникам, лодырям, сам круглые сутки работал и нас заставлял. С танцев, бывало, только придешь, на час-другой и закроешь глаза, а он уже будит: «Фаинушка, встань, пора на работу». А у меня нога не влезает в сапог. А лучше того времени вроде и не было... Теперь вот на пенсии, — повторила она. — Живу вместе с Ниночкой, в девятом учится. К матери ехать не хочет, пусть, говорит, она возвращается.
Разговорились о заработках, о пенсии. Фаина Ильинична сказала, что меньше ста, поди, никто и не получает. Посоветовала поговорить мне с бухгалтером и показала на его аккуратный кирпичный домик на той же улице, но на другой стороне.
О нем, о Виталии Ильиче Шимарове, в таком же вот задушевном и искреннем разговоре мне говорили: «Он тут один из самых интересных людей». В работе жесткий, а для жизни добрый. Все о колхозе печется, где выгоднее, где лучше. Все знает, все отрасли. Уж он наобум не скажет словечка. Все его уважают. И Николай Ильич, председатель, очень прислушивается к его советам. И рассказали, как выбирали сына Абросимова в председатели.
Было это в пятьдесят пятом году. Илья Иванович Абросимов вышел на пенсию. Пятнадцать лет работал, самые трудные военные годы. Стадо сберег, приумножил успехи. Удои в среднем около четырех с половиной тысяч. А что тут сделаешь, время пришло.
Из области им прислали в колхоз председателя. Кто он был, сейчас уж не помнят. Только честный, видать, человек. Едва познакомился с хозяйством, говорит: «Мне это не по плечу. Нажитое вами не хочу по ветру пускать». И уехал. Прислали другого, Голубева Сергея Спиридоновича. Этот хозяйствовал три года в «Горшихе» и все норовил переделать по-своему. Хозяйство начал поворачивать на свиней. «Свинья, — говорил, — она скороспелка. И кормить ее проще. А стране мясо нужно. Выгоду не понимаете», — упрекал. И слушать ничего не хотел. Раньше где-то в потребсоюзе работал. Племенного дела не знал. Сам верил, что хочет лучшего, а хозяйство хирело, рушилось все, что тут создавали десятками лет. Народ тогда собрался и говорит ему: «Уходи».
В области, надо сказать, колхозников поддержали, спросили только: «Кого же хотите?» — «Будем среди своих искать». И решили передать хозяйство сыну Абросимова. Семья у них — строгая, все работящие, воспитанные в труде, простых работ не гнушались. Тем более он с образованием и партийный. А дело, то, чем живет колхоз, знает, как говорится, с пеленок. Если спросить Виталия Ильича Шимарова, который бухгалтером тут с малых лет, он обо всем расскажет подробнее.
Так снова я вышла на тот же адрес...
Рабочий день перевалил за половину. И тут, на улице, дорогу мне преградила свадьба. Толпа медягинцев собралась посмотреть, как выводят невесту. Послушала я, что говорят односельчане по поводу предстоящей свадьбы.
Женился
Женщина, стоявшая рядом, стала было рассказывать, что кормят колхозных детишек всем свеженьким, всем своим, но в это время толпа зашевелилась, попятилась. Мимо нас, набирая скорость, прокатили две «Волги» в лентах. На передней нечто вроде дуги с колокольцами, совсем как у прежней тройки. Мелькнуло счастливое молодое лицо невесты, пышноволосой, в чем-то нарядном, улыбка Славы, золотозубого худощавого парня в торжественном черном костюме. Толпа стала быстро редеть.
— Ой, скорее надо домой, почередить себя. Еще голова не мыта, волосы не уложены! — спохватилась полная женщина, повернувшись к своей немолодой соседке. — Уж ты приходи поскорей, поприделать поможешь, а то не успеем.
— И, полно-те, часа через три, скорей не вернутся, — успокоила та, но все же заторопилась по улице. Догнав ее, я спросила:
— А как у вас с невестами, тоже проблема?
Она поглядела рассеянно, не понимая, похоже, что это в такое время какая-то незнакомая пристает, однако ответила вежливо:
— Как у других, так и тут, везде одинаково. — И крикнула проходящему по дороге мужчине, чтобы он поторопился с вином.
— Два ящика взяли, шибко будут гулять, — сказала старушка, которая тоже смотрела, как выводили из дома невесту.
— Красного? — спросила я.
— И, что ты, касатка! — ласково возразила она. — На торжествах у нас только белое и сухое пьют. Кто же будет позориться красным. Его только пьяницы употребляют. — И заворчала, поругивая пьяниц, как я поняла, которым все равно что глотать.
Теперь уже не останавливаясь, обогащенная впечатлениями, хотя и случайными, но все по делу, я шла в контору на встречу с Виталием Ильичом Шимаровым, главным бухгалтером колхоза, о котором сказали еще, что он очень надежный, знающий человек. И уважали его за строгость, за знания и справедливость.
Разыскав его в конторе, я пытливо смотрела на этого невысокого, нельзя сказать чтобы плотного, но и не худощавого человека, голубоглазого, с упрямо-испытующим взглядом из-под крутого высокого лба. Умного, проницательного, порой снисходительно-ироничного, от которого, вот уж действительно, ничего не укроешь. Он одарил меня этим взглядом, выслушав вопросы, и начал разговор, как, видно, и положено главному бухгалтеру, с цифр, конкретно.
— Из тысячи ста голов крупного рогатого скота у нас в хозяйстве четыреста десять коров, остальные ремонтный и товарный молодняк. Доход от реализации два миллиона рублей, чистых до шестисот тысяч. Не только телочек и бычков породистых продаем. В колхозе есть свинофермы. Живем на свои. Восемь миллионов рублей за пятнадцать лет в хозяйство вложили. Ни копейки у государства не брали. Магазин, мастерские, гараж, склад для минеральных удобрений, КБО (комбинат бытового обслуживания), — перечислял Шимаров. — Очистные сооружения на сто кубометров в сутки. И технику покупаем, и строим. Немного с хозяйственными постройками поотстали, силы бросили на жилье. На благоустройство квартир, теплофикацию — в Медягино центральное отопление, вода горячая в каждом доме. — Пытливо посмотрел.