ЯЗЫЧЕСКАЯ СВОБОДА
Шрифт:
Дух коммерции был доведен в Карфагене до абсолюта. Сейчас наш современный мир только приближается к подобному состоянию и оно может в очередной раз наступить если не сработают защитные механизмы. Что обозначает дух коммерции доведенный до абсолюта? А то что индивид имеет право делать всё что ему вздумается. Он может сесть в автомобиль и начать давить пешеходов, может изнасиловать августейшую особу, может устроить взрыв в толпе, может сбивать с зениток пассажирские самолеты, в общем всё может, при одном непременном условии: он может подобные развлечения оплатить. Вот вам не написанная конституция Карфагена от альфы до омеги! Самая простая система отношений которая вообще возможна. Действующая с высочайшей эффективностью. Никакой морали, только денежные счета. Оплатите, получите, распишитесь! Мораль — как обратная сторона денежного счета. Не следует думать что в Карфагене все индивиды являли собой подобие денежных мешков. Нет. Более того, по-настоящему богатых семейств было немного и громадная пропасть отделяла их от "обычных граждан". Вполне естественно, что Карфаген не имел никакой государственной доктрины и даже самые высшие слои не имели ни малейшего представления о сущности государства. Пока есть деньги будет государство, — так считали "отцы города", и, забегая вперед, скажем, что когда положение с деньгами стало напряженным Карфаген закончился. Да и просуществовал он так долго и достиг своего могущества только потому, что им никто по-настоящему не занимался; войны которые он вел с греческими колониями на
48
Вообще-то попытки взять Карфаген выдвигались и вызваны были угаром победы над Персией. Но грекам, как и другим великим народам, было предопределено остановить только одного врага, что они и сделали. Остановка карфагенского вторжения, организация контрнаступления и последующая победа, сделала великим уже совсем другое государство.
Вера всегда базируется на силе, а потому доступна только молодым. Не следует путать веру с религией, которая почти всегда становится последним прибежищем для слабых. Слабый не способен верить, слабый живет и издыхает в мире суеверий. Слабость и суеверия порождают абсолютный страх, переходящий в сублимированную неконтролируемую ненависть ко всем и вся. Вместе с тем, страх замешанный на суеверии и порожденная им ненависть, непременно заставляет искать способ выживания любой ценой, а отсутствие устойчивого интеллектуального фундамента и реальной силы базирующейся на вере прежде всего в свои силы, толкает к единственно возможному выходу: при случае просто "купить всех". До поры-до времени данная установка оправдана и может приносить результат. Но деньги это внешнее, а не внутреннее средство, посему оно имеет шанс стремительно обесцениться. Значительное большинство индивидов не задумываются, что многие структуры стоящие миллионы и миллиарды долларов (сильнейшие спортивные команды, фирмы производящие барахло для тусовок, развлекательные комплексы, киностудии, торговые суперцентры) при возникновении серьезной нестабильности моментально станут никому не нужными и их стоимость понизится до нуля.
Кто мог защитить Карфаген? Только наемная армия. А она может быть эффективна в двух случаях: когда действия идут вдали от своей территории и когда есть достаточно средств оплачивать ее услуги. Свою собственную территорию может эффективно защищать только национальная армия набранная из людей живущих на данной территории при наличии у них элементарного авторитета власти. Для Карфагена такой момент наступит. Но будет поздно. Когда римляне в финале Третьей Пунической войны обложат его стены, город будут защищать все, во всяком случае потому что твердо будут знать: пощады никому не будет, тем более что эта третья война была инициирована самим Римом с целью окончательно добить Карфаген, не представлявший к тому времени реальной угрозы, но вызывавший одним фактом своего существования запечатленный в поколениях страх. Во всяком случае, кроме них так римлян не громил никто и никто не ставил своей целью уничтожить Рим как государство.
Как было обозначено, Рим начал войну с Карфагеном, находясь на стадии ранней зрелости. Он утратил веру, но еще не впал в суеверия. Полноценные зрелые отличаются от молодых тем, что они точно знают что именно им нужно и еще более точно знают чего им не нужно. В последствии мы увидим, что еще до начала Первой войны римляне знали: противостояние с Карфагеном обязательно приведет к его полному уничтожению, а все мирные договора будут иметь только временное, тактическое значение. Такая, казалось бы иррациональная одержимость, свойственна только зрелым социумам, в то время как предопределение видят уже молодые. Искушениям здесь места нет, ибо план действий составляют сильные. Риму было предопределено и он стал Империей, хотя казалось всё было против него. Здесь римляне опять-таки качественно отличались от «молодых» греков: последние отогнав персов на территорию Малой Азии, заключили с ними мир, потому что знали и верили: персы больше никогда не нападут. Римляне такой веры не имели, ибо хотели доказательств, а вера не нуждается в таковых. Их убедили только реальные развалины Карфагена. Впрочем и греки достигнув зрелости ко времени Филиппа и Александра, навсегда положат конец Персидской Империи, одновременно подорвав в этих походах и свой потенциал.
Итак, в Карфагене деньги были законом, а закон был деньгами. В свою очередь, товарно-денежные отношения доведенные до абсолюта, предполагают изначально высокую степень доверия и еще более высокую степень риска. Среди карфагенских бизнесменов не было друзей, были только подельники готовые при первом удачном обстоятельстве задавить друг друга. На этих принципах и отношениях построены все коммерческие государства, как те что были до Карфагена, так и те что появлялись в последствии. Содом, Гоморра, Тир, Сидон, само собой Карфаген, Хазарский Каганат, отчасти Венецианская и Генуэзская республики и современные Соединенные Штаты. Ошибочно думать, что развитое общество, где главную роль играет спекулятивный капитал, предполагает высокую степень свободы. Нет, как раз он имеет оборотной стороной тотальную несвободу и в Карфагене всё население было несвободным. Финансовые олигархи и контролируемые ими суффеты (судьи) реализовывали всю власть сдерживаемые страхом перед друг другом и ослепительной ненавистью к низшим слоям населения. Сейчас принято считать что счастливым является то общество в котором бессознательные массы не знают имен своих правителей. Это ошибка. В Карфагене народ не только не знал, но и не интересовался подобными пустяками. Но был ли он счастлив? Весьма сомнительно. По сути Карфаген и вырос в могущественную морскую империю и дожил до старости только потому что занимал выгодное стратегическое положение. До него было тяжело добраться. Греки находились по тем меркам далеко, затем они были заняты персами, затем — междоусобными войнами, в общем было не до Карфагена. Но до сих пор
Доведенные до абсолюта суеверия требуют и самых дорогих жертвоприношений. И такие жертвоприношения в Карфагене делались. Погрязшие в богатстве дельцы спокойно отдавали в пасть Молоху своих детей, нисколько не сожалея о них, ведь дела шли великолепно, прибыли росли, оставался только маленький город на Апеннинах, который (о ужас!) никак не хотел принимать "условия игры", а потому подлежал уничтожению. Герберт Честертон проводил параллели тогдашнего карфагенского уклада с современным миром капитала, показывая их полное идеологическое родство: "Почитателей Молоха никак нельзя назвать примитивными. Они жили в развитом обществе и не отказывали себе ни в роскоши, ни в жертвоприношениях Эти цивилизованные люди задабривали темные силы, бросая сотни детей в пылающую печь. Чтобы это понять, попытайтесь себе представить, как манчестерские дельцы, при бакенбардах и цилиндрах, отправляются по воскресеньям полюбоваться поджариванием младенцев". А как эстетично все было обставлено! Молох изображался в виде тельца отделанного золотом, а потому главный жертвенник (т. е. жаровня) также был сделан в виде тельца, причем по некоторым данным так умело, что при выделении газов от продуктов сгорания «бык» мычал. Кому-то подобные нюансы могут показаться ужасными, но Честертон добавляет: "Вас удивит, если я скажу, что люди которых мы встречаем на приемах и за чайным столом — тайные почитатели Молоха и Ваала. Но именно эти умные, практичные люди видят мир таким каким видел его Карфаген".
Не только карфагеняне присматривались к Риму. Рим также всегда оглядывался на Карфаген, понимая что рано или поздно схватка с ним станет неизбежной и закономерным ее итогом будет уничтожение одной из сторон, ибо это будет главная схватка. В свою очередь, «зрелые» римляне были свободны как от преимуществ, так и от недостатков свойственных «молодым» грекам. Одной из особенностей талантливых (а в случае с греками — гениальных) молодых, является везение при импровизациях. Если мы посмотрим на Марафон, Платеи, Саламин, то увидим, что греки всегда действовали экспромтом, выбирая план действий буквально по ходу самого действия и, что самое главное, удачно! Походы Александра проводились уже зрелыми греками в соответствии с четким стратегическим планом, а блеск им придавала его величайшая личность. Никаких экспромтов там не было и быть не могло. То же повторилось и у римлян. По сути они не одержали ни одной блестящей победы ни в одной из трех пунических войн, во всяком случае всем их победам было далеко до тех что одерживал Ганнибал, но окончательный успех им принесло рациональное распределение сил, хладнокровие и изначальная установка на полное уничтожение, которая свойственна зрелым умам.
По моему глубокому убеждению, римляне в конечном счете одолели Карфаген так как столкнулись с ним находясь именно в зрелом возрасте, в то время как Карфаген подходил к той стадии, которую можно охарактеризовать как старческий маразм. Более того, шансов уничтожить римский дух у Карфагена к началу первой войны уже не было, даже если бы и сам Рим был разрушен; так же как не был уничтожен эллинский дух после разрушения Афин. Это, однако, никак не обещало легкой победы, ибо противостояние изначально предполагало абсолютное уничтожение одного из противников.
Исторические прецеденты показывают нам что войны с плутократиями всегда можно разделить на три этапа. Их как правило легко начинать и начинать успешно. Плутократы долго раскачиваются, ибо дух войны им, по большому счету, противен. Сейчас, когда в мире осталась только одна сверхдержава, явных конфликтов стало значительно меньше при том что американцы все-таки не контролируют мир полностью. Карфаген, как и теперь Штаты, был привязан к Средиземному морю, — тогдашнему мировому океану, — контроль над котором есть основа сегодняшнего военного могущества США. У Рима и флота-то не было и учиться строить его пришлось в ходе войны, с чем республиканский Рим блестяще справился: за три войны он выстроил и потерял пять флотов. И наблюдая за сегодняшней Америкой мы видим, что она никогда в своей истории не вступала в конфликт моментально после его начала. Пока другие воевали, американцы считали деньги и их правилом было: "войну выигрывает не тот кто вступает в нее первым, а тот кто вступает последним". Именно так повели себя Штаты в обеих Мировых войнах.
Совсем другим выглядит второй этап. Олигархи понимают что к ним реально залезли в карман, и теперь готовы на все, причем без всяких импровизаций. Их интересует сумма которую они должны выложить чтобы враг исчез. Исчез сразу и навсегда.
В мире абсолютного страха и полной несвободы, появление великого человека является больше исключением нежели правилом. Моисей здесь остается уникальным исключением. Но в Карфагене такой человек появился, причем не где-нибудь, а в золоченном чертоге одного из первых семейств. Он не был пророком, он был воином. Назвали его Ганнибал, т. е. "дар Ваала" и в девятилетнем возрасте он принес клятву на алтаре Астарты что будет бороться с Римом до конца, до полного его уничтожения. Ганнибала для осуществления данной цели готовили с момента рождения и учеником он оказался отменным, овладев помимо стандартного набора дисциплин, языками всех основных народов находящихся в соприкосновении с Карфагеном, и, в первую очередь, — латинским. Ганнибал изучил о Риме все что можно было изучить находясь в Карфагене. Мы не можем даже представить что в его воображении представлял Рим, как он его чувствовал, тем более что сам Ганнибал не оставил никаких письменных трудов. [49] Реально осуществлять свою миссию уничтожения Рима он начал… правильно, в 29 лет. Как и первая война, вторая началась не "из принципа", а "по поводу", но на этот раз инициативу проявил Карфаген, ибо время работало на Рим. Ганнибал получил все что просил: деньги на наемников, деньги на вооружение, деньги на сотню боевых слонов, а клятву бороться с Римом до конца с него, повторимся, взяли еще в детстве. Вся его жизнь была ставкой в этой игре мирового уровня и можно только предполагать с какой неохотой олигархи отдавали деньги великому человеку, которого в душе презирали и ненавидели. Гению не везет в мире уродов. Он не может в нем по-настоящему самореализоваться. Появись Ганнибал в Риме и он попал бы в положительные герои, как в недавнем прошлом Александр. Но Ганнибал воевал против Европы, против страны которая тогда олицетворяла Европу, а значит — против интеллекта, против цивилизации, против света, поэтому он — герой отрицательный. Как Чингиз-Хан или Аттила. При этом как личность несравненно более опасный чем эти два озверелых азиатских маньяка. В Карфагене его просто использовали. Как вещь. И когда Вторая Пуническая война закончилась не разрушением Рима, а под стенами Карфагена, Ганнибал был выброшен как обесценившийся вексель. Доведенный до отчаянья он вынужден был самоликвидироваться.
49
Биографию Ганнибала, правда весьма тенденциозную, написал римский историк Корнелий Непот. Так же весьма противоречивы сведения о его расовых характеристиках. Сохранились свидетельства описывающие его как светловолосого голубоглазого человека.