Язык заклинаний
Шрифт:
А вот детей в лесу Гриша никогда не встречал. Звон колокольчика притягивал его, будто магнитом, и он вышел из-за сосен, не подозревая, что покидает родной лес более чем на сотню лет. Тяжело ступая по траве, он приблизился к одеялу и заворожённо посмотрел на разложенные на нем серебро и фарфор.
Ребёнок словно не заметил нового слушателя и продолжил звонить в колокольчик. Наконец Грише показалось, что сердце у него вот-вот выпрыгнет из груди от неземной радости, которую приносила ему эта звонкая музыка. Он не выдержал, тихо кашлянул и спросил:
– Извини, человеческое
Умиротворяющий и великолепный звон стих. Ребёнок обернулся, и Гриша увидел, как в его тёмных глазах пляшет адское пламя. Воздух потяжелел, как перед наступающей грозой. Дракончик попытался встать с одеяла и убежать, но не смог сдвинуться с места. Он попал в крепкую, невидимую сеть. Гриша в ужасе наблюдал за тем, как человечек растёт у него на глазах, будто грязная лужа, расплывающаяся в широкое болото.
Гриша и не догадывался, что маленький человечек был отнюдь не ребёнком, а членом тайной гильдии волшебников, которые изготавливали для императора уникальное оружие, яды и талисманы удачи.
Слава этого чародея простиралась от Будапешта до Вены. Его звали Леопольд Лашкович, и он был самым талантливым волшебником среди подданных императора. Он много трудился и практиковался и в результате научился превращать людей в животных и менять собственный облик. Но больше всего он гордился умением создавать предметы столь прекрасные, что люди готовы были выложить за них любую сумму. Таким образом он пополнял богатство императора, которому всегда требовались деньги на замки, солдат и коллекцию сверкающих корон.
Больше всего на свете Леопольд ценил деньги. Его любовь к деньгам лишь подпитывала его магию, поскольку волшебство требует отречения от того, что так важно для чародея: от времени, денег или чего-то милого сердцу. И если чародей откажется от этих благ, то уже никогда не сможет их обрести.
Вы никогда не задумывались над тем, почему не можете колдовать, хотя в мире до сих пор витает волшебная энергия? Ответ прост: мало кто согласен принести в жертву то, что любит больше всего на свете. А те, кто на это способен, всё равно предпочитают хранить то, что им дорого, при себе.
Леопольд Лашкович был и способен, и согласен на отречение.
Он был в разы могущественнее волшебников, которые клали на алтарь магии время или то, что дорого сердцу. Благодаря своей любви к звонкой монете Леопольд лишал себя сразу двух пунктов из этого списка – и денег, и того, что ему дорого, и потому обладал исключительным талантом.
Творения Леопольда – миниатюрные заварочные чайники, громадные вазы, зеркала в изящных рамках, рубиновые кольца – в основном состояли из бронзы, серебра, золота, драгоценных камней и жемчужин со дна морского. Однако к этим обыденным материалам он примешивал тайный ингредиент, и они не могли не очаровать покупателей.
В большинстве случаев Леопольд брал в качестве тайного ингредиента кого-нибудь из лесных жителей. Он выманивал их из леса звоном волшебного колокольчика. Обычно в ловушку попадались юные звери, поскольку они полны любопытства и им не терпится узнать,
Леопольд, как и большинство членов гильдии, мечтал поймать единорога. Казалось бы, столь опытный волшебник должен понимать, насколько бесполезны эти рогатые кони, но жизнь в мире людей сказывается даже на самых мудрых чародеях. Много лет он совершенствовал свои инструменты, подбирая звук, приятный уху единорога. Леопольд создал колокольчики и для кроликов, и для волков, оленей, лис и даже бурундуков. Не раз он ловил летающих лошадей, но эта ловушка предназначалась именно для единорога.
– Недурно, недурно, – проговорил Леопольд, когда полностью обратился во взрослого чародея. – Дракон не многим хуже единорога.
Потом он принялся рыскать по карманам и что-то бурчать себе под нос на незнакомом Грише языке. Гриша, как и все драконы, родился со знанием немецкого, английского, японского, китайского, норвежского, венгерского, сербохорватского, чешского, украинского и французского в крови. Он не мог избавиться от жуткого подозрения, что Леопольд говорил на языке волшебства.
Леопольд выудил из кармана на левой лодыжке стеклянный сосуд и начал медленно обходить Гришу, нарезая круги – сначала большой, потом чуть меньше и, наконец, совсем маленький. При этом он время от времени взмахивал руками, поднимая облако пыли, гравия и песка, которое постепенно окутывало Гришу, забираясь под чешуйки. Затем пыль осела на самых нежных местах дракона: в ноздрях, в глазах и на подушечках лап.
Грише отчаянно захотелось чихнуть, но никак не получалось, а чешую неприятно покалывало. Он дрожал всем телом – ну, насколько это возможно, когда ты пойман в крепкую, невидимую сеть! Вскоре он начал таять, пузыриться, растворяться в холодную, хрупкую поверхность. Гриша всё ещё мог видеть, слышать и думать, но в нём не осталось ничего от юного дракона, который беспечно гулял по лесу. Он превратился в заварочный чайник.
Дракончик ударился в панику, а это довольно сложно провернуть, когда не можешь ни дышать, ни двигаться. Гриша не мог махать хвостом и звать на помощь, и ему оставалось только предаваться тревожным мыслям.
Перевести дыхание и успокоиться у него бы тоже не вышло, поскольку дышать он больше не умел. «Я не могу дышать!» – беззвучно кричал он. – «О нет-нет-нет!» Наконец Гришу одолела усталость, и его разум сосредоточился на одной-единственной мысли: «Как же мне холодно. Я совсем замёрз». Дело в том, что, когда тебя превращают в неодушевлённый предмет, мороз пробирает до костей.
Его лишили яркого солнца, вкусной еды и звонких мелодий и обрекли на безрадостную участь заварочного чайника из золота и рубинов.
Леопольд Лашкович не просто украсил дракончика золотом и рубинами. Он изменил его форму: длинные шея и голова сделались носиком чайника, хвост – ручкой, а тело раздулось и стало полым, и теперь в него можно было насыпать чайные листья и наливать кипяток. Великолепные крылья превратились в крышечку, а мощные лапы втянуло в донышко. Глаза остались золотыми, но сверкали не жизнелюбием и весельем, а холодным блеском драгоценного металла.