Йестердэй
Шрифт:
Кассета 8. Цвет – белый
Три занятия за всю мою жизнь давали мне… упоение? Нет не то, что в бою и какой-то бездны на краю, это все чушь, а ощущение полноты и смысла жизни. То самое ощущение, как во сне: с таким трудом неимоверным ты отрываешься от земли, а дальше все легче и легче. Летишь и уже не представляешь, как это можно ходить по земле. Мне всегда было трудно ходить во сне и легко летать. Пока леталось…
[пауза]
Нет. Да. Три занятия. В шесть лет мне подарили конструктор. Лего тогда не было. Он был металлический, с винтиками, гаечками. И с электромоторчиком. Я полгода его не открывал. Не знал, как подступиться, да и интереса особого не испытывал. А потом так увлекся, что забывал завтракать и обедать. Все создавал свой мир. На электромотрчике.
В пятнадцать лет мне случайно досталась гитара. Не буду рассказывать как: долго и ни к чему. Гитара была старая, лак потрескался, струны случайные, но звучала она, как я потом понял, великолепно. Она мне помогала учиться. Ни в какую музыкальную школу я, конечно, не пошел, поздно было. Сидел дома и дергал струны. Часами. Пальцы опухли. Книги, прочитанные друзьями, но не мной, стопками
[пауза]
Ши вот ю вонт то сии, би фрии
Невер фиар, зе энд из ниар
Вэн ё эйз а шат юл сии
Зе фиилдз оф йестердей
[пауза]
… ее нет, как сейчас, так мне кажется, что так и лучше. В самом деле, какого черта? Что может быть общего между мужчиной, чей опыт неудач с целеустремленностью таракана подползает к отметке с надписью «половина столетия» и девушкой, которой только что исполнилось двадцать? Ну, пусть даже двадцать пять. Никак не угадаю ее возраст.
Обычно у женщин кисти рук старше лица. Не знаю, что они с ними делают. То есть что только они с ними не делают, а они – кисти рук – точно указывают на то, какой женщина будет через пять лет. У Арины руки совсем девчоночьи. Вот и непонятно. Мне кажется, ну вот сейчас, когда ее нет уже два дня, что мы и слов-то одинаковых не отыщем в нашем с ней русском языке. Как заявил однажды мой незабвенный учитель в профессии Эф Пе Мендякин, женившись в пятьдесят четыре года на двадцатилетней корреспонденточке: «Говорить тут не о чем. Пока дети не пошли».
Но как только я слышу ее чуть хрипловатый, детский голос, так сразу забываю, кто я … что я… чем занимаюсь… и чем мне надо бы… Я просто становлюсь водой и в этом состоянии точно знаю, куда мне надо течь. А вот только нравится мне это или нет? Гамма чувств: от черт его знает, до ну его к Зую.[пауза]
Надо бы собраться и что-то решить. Например, сказать Арине, что я все знаю. Ну не все, а то, что у Карины никогда не было дочери. Даже приемной. Больше-то я все равно ничего не знаю. Вооот. И посмотреть, что она скажет.
[пауза]
Ну и чего я этим добьюсь? Например: она вся в слезах признается… в чем? Или просто развернется и уйдет. А мне уже самому стало интересно, что происходит. Может быть, пока Арина не проявилась, самому с Иваном поговорить? Надо бы собраться. И решить.
[пауза]
Что я помню об Иване
Иван Солонов. На снимке – крайний справа. Развернулся к воде, как будто собирается нырнуть, уже и руки сложил «рыбкой». Но, нет, только делает вид. Ноги не согнул, как нужно для прыжка. И смотрит в объектив.
Прозвище у Ивана – Слон. Нет, он не толстый был. Но крупный. Высокий, чуть медлительный, солидный, одним словом. Даже в первом классе. Никогда ни в чем не участвовал просто так и ни за чем никуда не бегал. Но всегда, в каждый момент жизни знал, что ему нужно. И добивался этого. Сам. И, кстати, не сильно напрягаясь. Шел к цели спокойно, как слон, а все расступались.
В десятом классе как-то вдруг оказалось, что он сидит за одной партой с Кариной. И никто по этому поводу не пошутил. В то время общий для всех нас набор точного знания состоял примерно из шести истин. Называю в порядке их усвоения: семью восемь – пятьдесят шесть; «жы», «шы» пишется через «и»; СССР – одна шестая суши; Москву основал Юрий Долгоруков; Битлз – навсегда; где Карина, там Иван. Да, забыл, параллельные прямые нигде не пересекаются.
Какое-то время перевернуть формулу Карина+Иван не получалась, так что мы его почти и не видели. Ну, только на уроках. И непонятно было, кто тут добился своего. Потом, ближе к лету все как-то само собой гармонизировалось.
После школы Иван удивил не меня одного, поступив учится на какого-то международного бухгалтера. Но, как выяснилось лет через десять, это было началом реализации долговременной программы, одним из пунктов корой значилась ликвидация социализма, как экономической системы. Шучу.
И все же. В ликвидации социализма Иван поучаствовал в качестве генерального директора «ОУК банка», насобиравшего Зуеву кучу этих… как их… ну Чубайс раздавал… Ну, в общем, всякой собственности банк нахватал, после чего владелец, конечно же, оказался жутким мошенником, прячущимся до сих пор от справедливого правосудия в какой-то средиземноморской дыре. Ну и Иван тоже пропал куда-то лет на семь. Нет, его не судили, просто он выпал из реальности, а года два-три назад вроде бы объявился в Москве и вроде бы стал перекупщиком театральных билетов. Сам я Павла… э… Ивана не видал, но кто-то где-то что-то ляпнул по этой теме.[звонок телефона]
– Ну и куда ты пропал?
– И Вам добрый день, Евгения Александровна.
– Старый, ты опять?
– Ты о чем?
– Тьфу!
– Вот и поговорили.
– Стоп. Давай с начала.
– Давай.
– Ты интервью написал?
– А то.
– Тогда какого же ты…
– Ну! Ну!
– … черта его не шлешь?
– А ты почту проверь.
– А, прости, получила. Мог бы и вчера послать.
– Ну, ты знаешь, я мог бы…
– Ладно. Ладно. Не начинай. Некогда мне, кругом одни… Ну, никто ничего не может толком сделать. Один ты молодец. Пока.
– Нет, Женька, подожди. Дело у меня к тебе.
– Может на следующей неделе? Как раз номер подпишем…
– Да мне информация нужна.
– Тебе? Слушай, старый, ты деградируешь. К Ленке вернулся уже?
– Я не уходил.
– Вот оно и видно.
– Женька у кого из нас времени нет?
– Так чего тебе?
– Вы в прошлом месяце о продаже театральных билетов с рук статью тиснули…
– Статью! Тема номера была. И не только театральных. Там
– Вот. А мой одноклассник один, Иван Солонов, вроде бы шишкой был в этом деле. Мне бы подробности какие…
– Все поняла. Дам поручение, поищут тебе подробности. Найдут – пришлю тебе. Всё?
– Все. Премного благодарны, барыня Вашей добротой. Век будем…Отключилась. И эта женщина… И эту женщину… Ну и так далее.
[пауза]
Йестердэй, зе гууд олд дэейз.
Йестердэй, зе вэй ви юзд ту плэй
Йестердэй, ит джаст гот ворз энд ворз.
Йестердэй, зе фьючерз бииин рехёёёёёзд.
[пауза]
С метро у меня явно не складывается. Почему-то попадаю в самую толпу. И через раз, как только я спущусь на платформу в любом месте Москвы, так из туннеля выныривает какое-то чудовище на колесах, пышет жаром и гудит. На открытой платформе этого подземного гада всегда лежат четыре пары колес для поезда, а в единственном вагоне никогда никого не бывает. Мне кажется, этот дракон преследует меня по всему городу, затаившись в своих подземельях и выжидая момент, чтобы накрыть меня лязгом, обдать жаркой волной рассекаемого воздуха подземелий. После чего, кстати, в туннеле остается только выжженная земля минут на десять. А на платформе, естественно, собирается дикая толпа недовольных теток, каждая из которых норовит пройти через ту самую точку пространства, где находится мое материальное тело. Кстати. Годам примерно к двадцати семи, по моим наблюдениям, каждая девушка, проводящая часть жизни в метро, обращается в злобную ведьму, нет, фурию, прорывающуюся в вагон, к месту, где можно посидеть до следующей остановки, сквозь любое количество пассажиров, намеревающихся этот самый вагон покинуть. Я понятно это сказал? Еще раз: люди из вагона еще не вышли, а богомерзкая тетка туда уже продралась и согнала с сиденья юное создание неопределенного пола в джинсах и с виноватым лицом. Путь ее, тетки, чаще всего пролегает через меня. Могу показать синяки на боках, груди и животе. Позу футболиста, стоящего в стенке при штрафном ударе, я принимаю автоматически, как только поезд подходит к платформе. Тем пока и жив.
[пауза]
А к чему я это все? Да! Я же видел сегодня Карину! Я уверен в этом. Ну, почти. Да. Нет. Да она это была. Рассказываю. Я выбрался в город за гонораром. Собрал волю в кулак и не стал брать такси. На метро поехал в центр. Ну, это ладно. Доехал, получил, потрепался там, в редакции и дай думаю, повторю эксперимент. Прогуляюсь пешком до Театральной и опять сяду в метро. Шел себе тихонечко, подставлял голову ветру, лелеял в кармане гонорар. Был повод порадоваться жизни. Как говаривал в строгой сосредоточенности Федор Поликарпыч Мендякин: «Был бы повод, найдем и провод». Что он имел в виду, я выяснить так и не сумел. Потому что каждый раз после этой сентенции отключался от беседы. Я отключался, не он. Ему-то что.
[пауза]
Так вот. Я подходил к Театральной. И что-то все стало не так. Почувствовал что-то. Сам не понял что. Как-то тревожно стало. Ну, вот такое чувство, как будто я провинился, а в чем не знаю толком. С Ленкой у меня такое бывает часто. А потом я ее увидел. Там два театральных киоска, народ часто толпится. Она стояла чуть в стороне, у края тротуара. Карина. Чуть погрузнела, а так все такая, какой я ее запомнил. Я пошел быстрее, но тут как во сне получилось. Я иду, иду, а все никак не приближаюсь. И тут вырулил внезапно откуда-то красный «Лексус», остановился перед ней. Я, было, собрался бежать, но тут же на кого-то наткнулся, получил под ребра локтем, чуть не упал. А она села в Лексус и растаяла в асфальтовом мареве у меня на глазах. Все, можно просыпаться. Но кошмар продолжился. В метро. Вот они, синяки.
[пауза]
Нет, ну точно это была она.
Кассета 9. Цвет – белый
СМС-ка пришла от Жеки. «Шишка твоя держит точки у Большого». Ну, хоть какая то ясность. Нет, больше того. Все проясняется. Видел-то я Карину в том самом месте – у театральных киосков на Театральной площади. Говорил же я: нам нужен Иван.
И вот я думаю…
[пауза]
… таким мышлителям! Ойййошь…
[пауза]
Жначт, вот што поучиощ. Жадумай я най… ой… найти Ивана. Ай… Айина куда-то поопаа, ну я и еешил сам. Доехай на удивьение хоошо, беш пообем. Пообемы там нечаиш, на Теааааай… Теаааатааной поошади. Там у киосков тооое штояйи, биеты ш уук поодавайи. Я поошой, говоою, мужики как бы мне ш Иваном вштьетится. Ш каким Иваном? Ш Шоооновым. Нет тут никакоо Ивана, ешйи биет не нужен, иди шебе. Йа не отштай, говой… говойу, я его дууг, он мне ошень нужен и еще што в гооову вжбьейо. Што жуурнаиист тоже шкажай. Жйя навееное. Ну, они пожвайи какого-то мужичка невж… невж… невжачного, шкажайи ему, в чем део… Вшё. Уштай.
[пауза]
Шкажали ему, в чем део, он гоовой кивнул и повел меня куда-то по Бооошооой Дмитовке, птом в пееуок и в подъежд. И токо мы вошли, гаажа еще не пивыкли, как он мне вйежай поддых, в жубы и по гооени. Я упай, жадохнуйся. А он еще ногой по йоо… по гуудной кьетке. Бойно очень. Йежу, штону, а он выташий все иж моих кааманов, в пакет плаштиковый шоожий и шпокойно ушей, жаажа.
[пауза]
Я поежай, поежай. Хоодно штаоо. Начай двиатша. Шначаа на четвеенки вштай, потом по штеночке – на ноги. Иж губы коовь шочится, а он, швойоч, даже пааток ношовой шебе жабаай. И в подъежде ниоо нет. Тойько двей от ветаа штучит. Можт и хоошо. Я выбааша в пееуоок, а как домой попашть, не жнаю. Денег-то нет. Бйеду к Дмитоовке ейе-ейе, йобаа боят, нога боит, жубы, паавда цееы, коовь ш губы ш… ш… шиииизывайу.
И тут у шамой Дмитоовки, подъежжает ко мне жнакомая машинка, оштанавьиваетша и выходит из нее Ааина, шобштвеной пеешоной. Шпашаа. Пошадия в машину, коовь шаафеткой вытееа, мооооча довежаа до Йамок, помогья в кваати…
Уожила. Йа тогда уштай очень, жашнуй. Она меня ажбудиа, натёйа йобаа какой-то жутко вонючей мажью и напоиа гоячим отваом непоятноо вкуша. Я опять жашнул. Поошыпающ, а ее нет. Только кувшин ш отваом, йадом ш диваном на табуете штоит. Гуудь вся в шиняках, но почти не боит. Вот оот поохо аботает. Чеушть опухя. Так што, я, пожауй, еще пошпю.