Йольские забавы
Шрифт:
— Хорошая ночь, — тихо сказал Кайлен. — Если ночь хорошая, то и день завтра должен выйти не самый плохой, — сделал он вывод и, взглянув на Ионела, спросил: — Волнуешься?..
— Не больше обычного, — пожал плечами Ионел.
— А я волнуюсь, — честно сознался Кайлен. И вот это уже был коньяк. Без него, может, и не стал бы сейчас трепаться, чтобы Ионела зря не будоражить.
— Про что? — нахмурившись, спросил тот.
— Про схлестнувшиеся вокруг вашей деревни противоречивые интересы. Людям здесь надо, чтобы больше не умирал никто, лесному духу — восстановить
— Душевный вы все-таки человек, — от всего сердца оценил Ионел.
«Не очень-то человек, конечно, — подумал Кайлен, который продолжал совершенно не человечески ощущать, как через него струится энергия зимней ночи. — Но душевный, не поспоришь. „Слишком летний“, как обычно называет это Эйлин. А может, и не в том дело… Может, это во мне чувство долга, обусловленное происхождением, так причудливо просыпается». Эта ночь, наполненная зимней силой, будила внутри странные мысли, обычно Кайлену совершенно несвойственные.
— Выспаться мне надо перед завтрашним днем, вот чего, — решил он, резко прервав их поток. Завтра об этом подумает, когда пора будет. Сейчас-то чего зря по кругу это гонять? Лучше, и правда, лечь пораньше. — Ты там скажи всем, что я в порядке и спать пошел.
Он решительным шагом направился к забору, а оттуда — к дому сестры Андры. И не успел увидеть, как на крыльцо вышел Горан, наконец оторвавшийся от Марии и тоже решивший покурить. И как, выяснив, что Кайлен ушел, бросился его нагонять, да так стремительно, что Кайлен и два дома не успел пройти до конца.
— Вы это куда собрались? — с явно читающимся упреком в голосе спросил Горан, сбавив шаг, когда поравнялся с Кайленом. Тот остановился, повернулся к кузнецу и уверенно ответил:
— Спать, выспаться надо.
— А Мария? — с еще большим упреком поинтересовался Горан.
— Ты ошалел совсем? — от души изумился Кайлен, чуть недокуренную сигариллу изо рта не выронил. — Мария — твоя невеста, и вы с ней там отлично проводите время. Вот шел бы и продолжал. И поцеловал бы ее уже наконец, сколько можно!
— Я-то и после Солнцестояния никуда не денусь, — пробурчал Горан, уставившись в снег. — Да и вообще никуда теперь не денусь от нее. А вы уедете потом…
— А потом опять приеду, —беззаботно ответил Кайлен. — Я ей обещал, а я свои обещания всегда выполняю.
— Вам завтра сил много понадобится, — зачем-то продолжил настаивать Горан.
— А тебе что, не понадобится?
— А я на подхвате, сами же мне сказали: для того, чтоб никто не лез куда не надо.
— Тебе еще амулеты завтра доделывать, — напомнил Кайлен.
— Ну так и что? Обычная работа…
Кайлен покосился в сторону дома Андры, потому что из-за забора неожиданно выбежала Мария и решительно направилась к ним.
— Вы тут, чтоль, делить меня все-таки удумали? — возмущенно спросила она, когда подошла, уперев руки в бока.
—
— А у меня самой вы не думали спросить, часом? — Они с Гораном одновременно поморщились, разом осознав, что влетит им сейчас крепко. За то, что у ведьмы не спрашивают. — Вот возьму сейчас и у бабки ночевать останусь, а вас обоих по домам отправлю!
Пристыженные кавалеры в лице Кайлена с Гораном не только поморщились, но и потупились.
— Да он уходить собрался, — оправдывающимся тоном пробухтел кузнец. — А я — его возвращать.
— Куда это ты собрался? — обратила свой гнев на Кайлена Мария.
— Спать. Выспаться надо перед завтрашним днем.
— А больше тебе ничего перед завтрашним днем не надо?
— А тебе ничего не надо? — решил возмутиться Кайлен в ответ. — Тебе виднее, конечно, но мне вот кажется, что тебе бы очень не помешало, чтобы тебя твой жених поцеловал…
— Мне — виднее, — кивнула Мария. — Уж как-нибудь, честное слово, сама разберусь, как с женихами целуются, без советов, — заверила она и, шагнув к Горану, немедля очень решительно его поцеловала.
Он сперва даже опешил от такого напора, но, к его чести, быстро сориентировался и сгреб ее в объятья. А Кайлен снова залюбовался, даже вторую сигариллу достал, чтобы любоваться было душевнее, потому что первая уже кончилась. «Я бы это чудо и тронуть не решился», — всплыли в памяти слова Ионела. Вот и Кайлен не решился влезать в происходящую прямо у него на глазах красоту. Но у Марии на этот счет были свои измышления.
— Ты-то никуда не денешься, — сказала она Горану, погладив его по щеке, и на всякий случай уточнила: — Не денешься же?..
— Да куда я от тебя! — немедля заверил он.
— Ну вот, а Кайлен уедет…
— Дак, я ему то же самое сказал!
— И правильно сказал. А он — дурень, — она повернулась к «дурню», смерила его осуждающим взглядом и тут же потребовала: — Айда уже! Надумаешь еще раз нашу последнюю свиданку портить, скалкой тресну. Не погляжу, что благородный.
— Это семейное у вас, — хихикнул Кайлен. — Осталось еще дождаться, как мне Андра затрещину влепит. И отец твой, когда приедет.
[1] Читается «Щуль а рунь» — «Иди, мой милый!».
Лампу в этот раз Мария все-таки запалила сразу: в доме было совсем темно. Кайлен забрал керосинку у нее из рук, поставил на подоконник, а потом прижал ее к стене прямо у двери. Крепко переплел свои пальцы с ее пальцами, завел руки вверх, над головой, вдавил их в стену и тут же поцеловал. Так, будто они полгода не виделись, а не только вчера вот тут на кровати полночи кувыркались. Темная энергия ночи, плескавшаяся внутри него, поднималась из глубины, только уже не тихая и спокойная, а дикая и неумолимая. И вовсе не холодная — горячая, как полыхающее в камине йольское полено.