Йольские забавы
Шрифт:
Кайлен хмыкнул.
— Эйра Эйлин ему бы все-таки свернула шею, надо полагать… А я — слишком летний добряк. Бабочки, цветочки и все в этом роде.
За время поездок туда-сюда и разговора с Гораном Кайлен действительно изрядно успокоился, так что поначалу на Василя реагировал исключительно с легким раздражением. Но тот решил отпираться до последнего и заговорил только тогда, когда лично Кайлен, не пожалев эбед, сообщил, что он сядет в тюрьму за украденный у кузнеца нож.
То и дело повторяя, что ничего он не крал, Василь доложился, что «бабу с крыльями» увидели в лесу возле вырубки трое
И даже кто на ней решил жениться не знает, деревенские потом все меж собой об этом трепались несколько дней и в лес ходили по двое, по трое и всей толпой, бабу разыскивая. А позавчера Василь ее сам увидел ночью в окно между деревьев, уже без крыльев. А потом Сорина мертвого нашли — и он испугался, что его во всем виноватым сделают. А он не виноват, он даже не знал про украденный нож.
На этом очередном «не виноват» у Кайлена нервы и сдали. Так он объяснил Марии, вернувшись в деревню, почему просит ее погадать: сам не может, до сих пор слишком сильно злится.
— На что злишься-то?.. — недопонимающе спросила Мария, проведя рукой по его волосам. — Ну, трус, ну дурак… Полно таких!
Кайлен задумчиво нахмурился, соображая, как ей лучше рассказать, чтобы точно понятно было.
— Ну, представь, что меня бы тут не было. Не вообще не было, а сейчас, когда это все случилось, — поспешил добавить он, вспомнив о ее вчерашних переживаниях. — Ну, уехал я куда-нибудь, к примеру. И вы тут без меня пытаетесь понять, что со всем этим делать. Если бы Василь сразу пришел и рассказал все, что знает, Горан бы про нож довольно быстро догадался. И как быть, тоже быстро сообразил бы: у него один готовый амулет есть уже, он знает, для чего они нужны и как ими пользоваться. А потом и крылья бы нашли. Ну а если бы не рассказал, вы бы намного дольше думали, а каждая новая ночь — это новый покойник… Понимаешь?
— Почти, — Мария закусила губу.
— Вранье — как ржавчина. Даже если начинается с маленького пятнышка, потом непременно расползется, если не оттереть. И может полностью разрушить все что угодно, каким бы прочным оно ни было изначально.
Он перешел на какие-то совсем уж поэтические образы, но когда начинаешь объяснять вещи, составляющие основу колдовства, это случается сплошь и рядом. Они исходно — не для ума, а для кэтаби, их чувствовать надо. Как и все то, что обычно в стихах пишут. Ложь Кайлен чувствовал всегда, даже малейшую — ровно так, как сегодня, когда ощутил, что лесорубы ему чего-то не договаривают. И ее разрушительную силу — тоже. Просто «видел вторыми глазами» и все. И тем, кто видел так же, не было нужды объяснять на словах: Андра, к примеру, как старая ведьма, прекрасно понимала, а вот Мария пока не до конца.
А у народа холмов был эбед, и им не требовалось наживать опыт, чтобы ощущать, насколько ядовито вранье. Основа, из которой вырастали все их способности и все их колдовство, имела прочные корни только тогда, когда эс ши ясно видели и ощущали собственную суть. Которая всегда проявлялась очень ярко, когда эбед действовал в полную
Ложь всегда затуманивала ясность восприятия не только тем, кому врут, но и тем, кто врет. Запутывала, дезориентировала, искажала. Если врешь, тебе все время приходится держать в голове не только истинное положение вещей, но и все, что ты наврал. И этот ложный образ отнимает внимание у настоящего, и чем больше вранья, тем сильнее отнимает. Поэтому жители холмов никогда не лгали: будешь обманывать — потеряешь связь с собой, а значит, и эбед. И поэтому они не выносили чужого вранья: были к нему предельно чувствительны, как Шандор к звукам по ночам.
— Теперь поняла, — сказала Мария, задумчиво помолчав, и очень сочувственно посмотрела на Кайлена. — Давай я тебе чай заварю?
— И коньяка бы в него долить, — буркнул Кайлен и вздохнул, — но нельзя, мне сегодня работать еще…
Мария снова сочувственно погладила его по голове, а потом решительно поцеловала. Что было лучше коньяка, и намного. И она это прекрасно знала.
— После Плугошорула можно, — сказала она, когда поцелуй закончился.
— Нужно, — уверенно ответил Кайлен, игнорируя сочиненный им же самим памфлет о вреде пьянства. — В честь Плугошорула, он важная часть праздников.
Он был намерен собрать все возможные праздничные ритуалы, которые подвернутся под руку, и ужин у Андры после Плугошорула входил в их число. Лишним ничего не будет, вовсе наоборот: даже всего того, что Кайлен насобирает, могло в итоге не хватить.
[1] «Следовательно, коль скоро превознесение является грехом, является им и малодушие».
— Итак, что нам понятно?.. — задумчиво изрек Кайлен, уставившись на разложенные на столе гадальные карты. Те самые, которые он Марии в день знакомства с Ионелом дарил. Она только ими теперь и пользовалась. — Что ничего пока толком непонятно.
Пока Мария гадала, к ним успели присоединиться Шандор с Ионелом, которые на пару ходили беседовать со всей оставшейся в живых пятеркой «друзей лесорубов». Их, в противовес Василю, было решено не пугать, да и вообще поменьше им рассказывать: Кайлен опасался, что с перепугу кто-нибудь чего-нибудь еще похлеще удумает. Например, от крыльев избавиться. И тогда неприятности возрастут в геометрической прогрессии. Так что их расспрашивали исключительно издалека, исключительно о том, что подозрительного они видели в лесу и у лесорубов.
Про пресловутую «бабу с крыльями» в итоге сознался один Титу, который при этом уверял, что после первой встречи только пару раз с остальными в экспедицию на ее поиски сходил, а потом ему неинтересно стало по лесу туда-сюда бессмысленно околачиваться. По его же утверждению, сильнее всех поисками были озабочены Санду, с которым они вместе ее впервые увидели, а еще Исидор. Скорее всего, не соврал, потому что именно они сильнее всего делали вид, что понятия ни о чем не имеют и ничего подозрительного не видели вовсе никогда — прямо как Василь.