Йольские забавы
Шрифт:
— Уверяю вас, — продолжил Кайлен как ни в чем ни бывало, — мы здесь не для того, чтобы создать проблемы, а для того, чтобы их решить. И я прекрасно знаю, как обращаться с покойным должным образом, чтобы не причинить вреда…
— Вы колдун, чтоль? — по-простецки спросила Сузанна. Кайлен кивнул. — Ладно тогда… Небось, раз благородный с города, даже лучше Андры разбираетесь…
— Андра — хорошая ведьма, вам с ней повезло, — не упустил случая удачно похвалить бабку Кайлен. Поскольку сейчас в комнате все и каждый свято верили каждому сказанному им слову.
Сузанна мелко закивала, потом спохватилась и
— Только пускай никто, кроме вас, Сорина не трогает! Даже полиция!
— Обещаю вам, в моем присутствии к нему не прикоснется никто, кроме меня, — это было не слишком сложное обещание, так что Кайлен его с легкостью дал, на лету придумав нужную формулировку. Сузанна, разумеется, о нерушимой силе данного им слова понятия не имела. Однако договор, если будет выполнен, неизбежно скрепит и усилит действие эбед, что и было нужно Кайлену. Чтобы родственники Сорина наверняка не стали чинить никаких препятствий расследованию.
Кайлен отпустил ее руку, но взгляда от него Сузанна так и не отвела.
— Пойдемте уж, не будем мешать господину, — сказала она и вышла из комнаты первой, еще пару раз на него оглянувшись.
Иногда Кайлену становилось любопытно, насколько легко и удачно он мог бы проделать все то же самое, не используя эбед. По меньшей мере, не усиливая его. По мелочи — вполне мог, но на чем-то серьезном так и не решился проверить ни разу. Кто же станет драться безоружным, имея в руках отменное оружие?.. Дури и отваги у Кайлена, конечно, было много — но парадокс заключался в том, что они-то, большей частью, и составляли основу его эбеда. Так что чем больше было дури, тем сильнее он действовал.
— Могу полностью подтвердить слова Андры, что это не стрыгой, — сказал Кайлен, откинув покрывало, под которым предпочти спрятать плачевное состояние тела.
Шандор, предупрежденный о данном Кайленом слове, подойдя поближе, заложил руки за спину и сцепил в замок. Видимо, сила рабочей привычки была велика и чуть не сподвигла его сразу же пощупать покойника. Но он вовремя спохватился.
— Нет на нем следов некротической активности, даже остаточных, — продолжил рассказывать Кайлен. — А стрыгой оставил бы, и очень заметные. Соответственно, вставать сам он тоже не собирается, невзирая на всеобщие опасения. Умер целиком и полностью, представляет собой благопристойного лежачего покойника, отнюдь не склонного становиться ходячим.
— Ну и слава святому Иштвану, — ответил Фаркаш, перекрестился и снова сунул руку за спину.
Эта его убежденная приверженность человеческим способам веры в Создателя была, все же, по-своему обаятельной.
— Между тем, упырей мы пока полностью не исключили, — счел нужным добавить Кайлен.
— Это еще почему?.. — удивился Фаркаш, который в разновидностях воришек разбирался намного лучше, чем в разновидностях немертвых.
— Потому что, Шандор, живой человек, одержимый мороем, вот на такое, — Кайлен указал на тело Сорина, — вполне способен. А следы некротической активности в этом случае только на самом одержимом остались, напрямую контакта с жертвой не было…
— Какой-нибудь другой одержимый тоже мог, — резонно заметил Фаркаш.
— Любой мог, — согласился Кайлен. Версий у них набирался целый букет, а надежно исключить пока что можно было только стрыгоев.
— Тетка, Николае жена, — пояснил Ионел, сидящий на дальнем конце скамьи, в ногах у покойного. Почему так важно не трогать тело, Кайлен ему объяснить не мог: любые достоверные сведения об эс ши были подпактными всегда, без исключений. Однако в случае с Ионелом его уважения к Кайлену и общей обязательности вполне хватало: сказали не трогать — значит, он не станет.
— Так я и подумал, что тетка, но уточнить никогда лишним не будет… — кивнул Кайлен и тут же поморщился: стоило начать снимать с тела одежду, как его плачевное состояние сделалось еще понятнее. До того было заметно только неестественно вывернутую правую ногу и помятую грудную клетку, теперь же стало понятно, что левая рука у него переломана в трех местах, а шейный платок подвязан так высоко под горло потому, что голова крепится к шее на одном честном слове. — Рана на шее рваная, прижизненная… — принялся сразу перечислять Кайлен те повреждения, которые успел заметить.
В таких обстоятельствах, когда всю команду следствия составляли они с Фаркашем, он привычно выполнял обязанности полицейского медикуса. Практики у него, конечно, было не так много, как у действующего врача, зато вся как на подбор, периодически — с возможностью оценить посмертные и прижизненные повреждения на теле, которое бежит прямо на него с целью отгрызть ему голову. Да и диплом Академии натуралистических наук имелся. Числился там Кайлен, правда, заочно: приходил и сдавал нужные экзамены. А в действительности учился медицине он у собственной матушки, что было, конечно же, намного лучше. Но диплом, в случае чего, мог предъявить.
— Переломы левой руки… один прижизненный… Второй тоже… Третий… гм, посмертный. Прижизненные глубокие ссадины на правом плече, гематома здесь же. Сломаны пятое левое, седьмое и шестое правое ребра, все прижизненно, — продолжил перечислять Кайлен. Что творилось с брюшной полостью — нужно было смотреть отдельно, но сразу было ясно, что ничего хорошего: Сорина накрепко перемотали по всей талии порезанной на широкие полосы простыней, на которой проступило несколько багровых пятен. Так что Кайлен рисковал вместо живота обнаружить гуляш… который, впрочем, согласно заверениям Андры, никто не ел, просто кишки выпустили.
— Эко ему досталось… — хмуро оценил перечисленное Ионел, почесав затылок.
— Самое в этом неприятное, Ионел, что я пока не представляю, кому еще так же достаться может… Но я бы тебе настоятельно советовал затемно вовсе из дому не выходить. И уж тем более не уходить из деревни ни в коем случае.
— Всех бы предупредить надо… — тут же обеспокоился сердобольный Ионел.
— Не надо, — возразил Кайлен. — Паника начнется, только хуже будет. А уж если они вместо того, чтобы паниковать, возьмут мотыги с вилами и в лес пойдут на чудовище охотиться — и вовсе представить трудно, чем дело кончится. Поэтому не надо, как есть — безопаснее, пусть остальные сами своей головой думают, куда им ходит и не ходить. Она у них, в конце концов, не только для того, чтоб кашу есть и кушму носить.