Юдаизм. Сахарна
Шрифт:
И вот «весь еврейский вопрос». Ни «точки» далее и ни «точки» в сторону.
* * *
Х.1913
Если кто будет говорить против развода, то ты, пожалуйста, не спорь с ним, а скорее хватай за бороду.
П. ч. он злой человек.
И если он будет приводить тебе изречения древних старцев, то бросай его на землю и наступи ногой на грудь.
Потому что это ехидна в винограднике. И мошенник, опирающий ложь души своей на слова святителей. Он попирает святителей и гасит свет вокруг лица их.
Колоти такого. Пожалуйста, колоти.
* * *
22.Х.1913
Совершаются преступления. Давятся, вешаются. Топят. Отравляют. Режут. Жгутся в огне отчаяния и гниют в отраве ложных чувств... Старички сидят в сторонке и кушают сухую просфорку...
(брак, развод, старцы) (в постели засыпая)
* * *
25 октября 1913
— Каждый в конце концов ложится на свою полочку (Гр. Сп. Петров в письме ко мне о Рцы и его участии в «России»).
Так. И не «новый путь», не «религия Третьего Завета» и не церковь «Иоаннова» или «Святого Духа»: а откровенное сотрудничество в еврейской газете, или слияние со всеми ее пафосами и ее ненавидениями. «Религия Св. Духа» для отмены черты оседлости.
А не привести ли письмо этой московской барыньки... Они же прокатили меня за «участие сразу в 2 газетах», «Н. Вр.» и «Рус. Сл.».
Нет, не буду. Бог с ними. Перед людьми нечего искать очищения, а Б. все видит.
(за завтраком. Письмо вчера, 24 октября 1913 г., получил)
* * *
28 октября
День оправдания Бейлиса. И «мне в нос» (были ссоры) в собственном дому «учащаяся молодежь» поспешила в кинематограф.
Есть «подруги» из евреек.
Я понимаю «кинематограф на радостях». Но неужели у девушек никакого воспоминания о Ющинском?
Тут-то освещается все явление за 50 лет: и «Цюрих», и наши там девицы. Все это уже тогда не русское движение...
(28 октября 1913 г.)
* * *
28 октяб. 1913
Почему у Мережковского и Философова этот извиняющийся тон перед Богучарским, Иван.-Разумн. и, должно быть, перед Парижем (эмигр.)?
В чем они виноваты?
Все трутся возле этих. Точно они замазались (в 1903 г.) около Христа и христианства и теперь очищаются через Богучарского.
(вспомнил рел.-фил. собр. о Бейлисе: «Приглашаем во временные председатели Александра Ивановича Богучарского»)
28 октяб. 1913
Евреев не 7 миллионов.
Еврей
один,
у которого 14 миллионов рук и 14 миллионов ног.
И он везде ползет и везде сосет.
(на извощике, утро)
* * *
28 октября. Ночь.
Митрополиты — ни один — не отслужили панихиды по Ющинском. Знаю и
И Владимир «С.-Петербургский».
И Макарий (впрочем, он благ) Московский.
И Флавиан «Киевский».
Прошли украдкой мимо мальчика: и он вас не помянет «егда приидет во Царствие Его»...
Ющинский — у Христа теперь. Боже, Боже, — неужели это миф и мифология, что слеза отмщается (там и здесь). Но какой это ужас, что митрополиты «ничего»...
Ничего... Ничего... Ничего...
О, как хочется плакать и уж поистине по-библейски посыпать голову золой.
«Завшивей, голова моя». Так я и хочу.
~
Да и что с них взять: 2 века уж избирают их столь старыми, что и голова закоченела, и сердце выстыло. И я в 70 лет буду «не шевелиться», а «все Саблер». Как понятна механика... Но отчего же хоть механику-то не изменят?
* * *
Есть что-то некрасивое в наших чиновниках. Какая-то мировая антиэстетичность.
Эти трусы на всякий смелый шаг и на всякое решительное слово...
Вот откуда, что их забивает «наше милое общество», и даже, пожалуй, скоро курсистки будут лупить их по щекам «ради Бейлиса». И уверен — они будут только утираться (т.е. чин.). С этими господами что же делать и какая на них России «надёжа».
Кто же «надёжа»?
Пока царь один. Не выдаст. И уж ни Бейлису, ни адвокатам, ни вообще «милому обществу» не поклонится.
И будем Его держаться. О, если бы царь знал, как скорбит русская душа.
(28 окт., ночь)
* * *
28 окт.
Боже Вечный! Помоги мне...
Помоги не упасть.
Ведь Ты знаешь, что я люблю тебя. И видишь, как залавливают наш народ, у которого ни защитника, ни помощника, даже когда у него точат кровь. Точит племя, называющее себя «Твоим».
Но Ты видишь, что там адвокаты, и неужели Ты именуешь его по-прежнему «своим».
(оправдание Бейлиса)
* * *
29 октября 1913
Поразительно нет интереса к личности Суворина. Заглянул к Митюрникову («книга живота»): за 5 мес. продано только 2 экземпляра его «Писем». О них шумела печать. Рцы мне говорил: «Я стал здоров, читая ее: так интересно». Цв. писал: «Очень интересно и трагично». Так как другие книги идут, — то что же это такое?
Бедный и милый Суворин. Вечная ему память. Дети мои никогда не должны забывать, что, если бы не он, я при всех усилиях не мог бы им дать образования. До поступления в «Н. Вр.» ежемесячно не хватало, и ни о плате за учение, ни о «мундирчике» не могло быть и речи. И бедные дети мои, эта милая Таня и умный Вася, — жались бы в грязных платьицах в углу, без книг, без школы.