Юг в огне
Шрифт:
Из-за приоткрытой двери прозвучал приятный женский голос:
– Я вам не помешаю, господа?.. Можно?
– Климентина, вы?
– посмотрел Черчилль на дверь.
– Входите, пожалуйста, мы деловой разговор закончили...
В кабинет вошла высокая, красивая блондинка лет тридцати пяти, одетая в элегантное черное шелковое платье. По кабинету тотчас же распространился легкий аромат лаванды.
– Моя жена, - представил ее Черчилль...
– Посол России, мистер Саблин. Донской полковник, мистер...
– Ермаков, - почтительно подсказал Саблин.
– Вы желали посмотреть живого казака, -
Константин встал и поклонился.
Англичанка быстрым взглядом окинула его и сказала:
– Сейчас ведь столько говорят о Доне, о казаках, что мое любопытство и интерес оправдываются. Я в последнее время много читала о донских казаках. Народ этот очень привлекательный, храбрый и воинственный. Как бы мне хотелось побывать у вас, на Дону, познакомиться с вашим народом, обычаями...
– Приезжайте, - снова поклонился Константин.
– Будем рады вас встретить хлебом-солью, по русскому обычаю...
– Спасибо! Не знаю точно, когда именно, но постараюсь у вас побывать...
Поговорив еще с четверть часа, Саблин, а вслед за ним и Константин встали.
– Не осмеливаюсь вас задерживать, джентльмены, - встал Черчилль. Британско-Русский клуб пригласил меня на обед. Надеюсь, увижу вас там?
– Да, сэр, - сказал Саблин, - я на этот обед приглашен. Но вот... к сожалению, полковник Ермаков - нет...
– Как же так! Мистера Ермакова непременно надо пригласить. Я там выступлю с речью, и он должен меня послушать. Постараюсь полнее высказать свое отношение к русскому вопросу... Я подскажу своему секретарю, чтобы прислали приглашение полковнику на обед.
XI
Через два дня к отелю "Конститьюшн" стали подъезжать автомобили.
В этом отеле правление Британско-Русского клуба заарендовало зал для обеда, и вот теперь на этот обед съезжались приглашенные.
В четверть восьмого за столами, составленными в виде буквы "Т", накрытыми белоснежными накрахмаленными скатертями и уставленными сверкающей всеми цветами радуги хрустальной посудой, сидело около трехсот членов клуба и гостей. Целый отряд официантов бесшумно роился вокруг них.
Рядом с русским послом Саблиным сидел Константин Ермаков, чувствовавший себя несколько смущенно в обществе английских джентльменов. На этот раз он, как и все, был одет во фрак. Как и у всех, у него так же сверкали накрахмаленные манжеты и воротничок.
При всеобщем торжественном молчании обед открыл краткой речью президент клуба бывший английский посол при царском правительстве Джордж Бьюкенен, недавно прибывший из Советской России. Этот небольшого роста, худощавый человек с лысеющей головой был хорошо известен присутствующим своей непримиримой ненавистью к советской власти. Во время мировой войны Бьюкенен, пытаясь предотвратить революционный взрыв в России, оказывал ощутительную помощь определенным англофильски настроенным кругам партии кадетов и октябристов, стремившимся задушить революцию и установить в России конституционную монархию.
После Октябрьской социалистической революции Бьюкенен не успокоился. Британское посольство он использовал под убежище ярых контрреволюционеров, пытаясь при помощи их организовать заговор против советского правительства...
В своей коротенькой речи Бьюкенен призвал
Слово попросил Черчилль.
В зале воцарилась напряженная тишина.
– Сэр Джордж Бьюкенен, джентльмены!
– сказал Черчилль.
– Я очень рад, что в качестве гостя присутствую на этом обеде. Весьма важно, чтобы были предприняты все шаги для возбуждения интереса к России.
– Слушайте! Слушайте!
– послышались возгласы сидящих за столом.
– Вы, сэр, Бьюкенен, имели право упомянуть об услугах, - продолжал Черчилль, - оказанных Россией союзникам, ибо вы находились в Петрограде и видели все своими глазами и хорошо знаете, что если это даже забывают современники, то история занесет в свои скрижали, как русская нация бросилась в войну с Германией с единым желанием добиться победы в этом правдивом деле.
– Да здравствует Россия!
– гаркнули голоса.
– Мы хорошо знаем, - продолжал Черчилль, - что Париж не был бы опасен и битва на Марне могла бы быть проигранной, если бы русские войска еще при императоре Николае не бросились вперед, жертвуя своею кровью, пролитой потоками. Мы этого забыть не можем.
– Правильно!.. Правильно!
– снова раздались голоса за столом.
– Я проникнут желанием, - продолжал Черчилль, - в это переполненное волнующими событиями время указать на то, чтобы британская нация не упускала из виду того важного значения, которое имеет для нее Россия.
Я никак не могу вырвать из своего сердца чувства беспокойства по поводу всего происходящего в России, чувства глубокой тревоги перед опасностью, которой подвергаются Державы Согласия, вследствие того, что происходит в России.
Если бы в течение последнего времени мы не успели вызвать к жизни армии Колчака и Деникина, то все наше дело как в политическом, так и в других отношениях, в Восточной Европе было бы перевернуто вверх ногами. И если когда-либо в будущем эти армии будут уничтожены, то произойдет такое несчастье, которое не может не коснуться нас. Поэтому, когда нам в Британии говорят: "А какое нам до этого дело, в чем это может нас касаться", мне всегда приходит на память сказка, которую я слышал в детстве, о двух людях, отправившихся на охоту за диким зверем. Один охотник вошел в пещеру, а другой остался снаружи у входа, и, когда возвратившийся зверь бросился в пещеру, то охотник, остававшийся у входа пещеры, схватил его за хвост и с большим трудом удерживал у отверстия. Охотник в пещере спросил, почему это у входа стало так темно, на что охотник снаружи ответил: "Вот если хвост оборвется, ты тогда сразу узнаешь, отчего потемнело"...
По залу пробежал смех.
– Я рассматриваю этот вопрос с британской точки зрения. Мы видим, что две великие ветви человеческой семьи - славяне и тевтоны - погружены в бездну несчастья; одна из ветвей - наша верная, но несчастная союзница, другая - наш непримиримый враг... Если Лига Наций не сможет спасти Россию, то Россия в своей агонии разрушит Лигу Наций, - с горечью воскликнул Черчилль.
– Я говорю всем легкомысленным, неосведомленным и простосердечным: "Вы можете покинуть Россию на произвол судьбы, но Россия нас не может покинуть".