Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

– Ложись!.. Командиры взводов, ко мне!..

Константин, сопровождаемый адъютантом и ординарцами, поскакал к следующей сотне, наступавшей на станицу. Но вдруг пуля с злым свистом сорвала с него фуражку. Константин, мертвенно побледнев, круто повернул жеребца назад и испытующе оглянул казаков. Но ничего он подозрительного не мог заметить. Все лежали в цепи, обстреливая десятка три красных конников, которые так отважно бросились в атаку на белую сотню, повернув ее в смятении назад. Сейчас красные конники стремительно мчались к себе в рощу.

–

Кто в меня стрелял?
– строго спросил Константин, холодно уставившись в Свиридова.

– В вас стреляли?
– изумился Максим.
– Да вы что?.. Неужто?..

Константин не ответил. Он молча взял свою фуражку у ординарца, которую тот поднял, и медленно поехал вдоль вытянувшихся в шеренгу лежавших казаков. Его страшно поразил только что происшедший с ним случай. Сразу же он как-то обмяк, присмирел...

XVII

Отряд красных с отчаянным упорством отбивался от наседавших белых. Местами дело доходило до рукопашных схваток. Белые каждый раз с большими потерями отходили назад.

И все же положение в отряде Прохора становилось критическим. Из всего состава оставалось теперь не более трети, причем среди находившихся в строю было много раненых. Ни у кого в отряде надежд на спасение не было. Но духом никто не падал.

Похудевший, с резко обозначавшимися чертами лица, с тенями под глазами, с белой окровавленной повязкой на голове, Прохор метался на своей уставшей лошади по станице, от одной заставы к другой. Дмитрий Шушлябин на взмокшей лошаденке не отставал от него. Он всюду следовал за Прохором. Два раза ему даже пришлось участвовать в конной атаке, когда Прохор водил конников на белых, и Дмитрию удалось зарубить одного калмыка, который в упор выстрелил в Прохора и ранил его в голову...

* * *

Теперь не к чему было держать сильно поредевшие заставы за станицей. Белые каждую минуту моли зайти в тыл и окружить красногвардейцев. Прохор приказал всем уцелевшим бойцам собраться в церкви, запереться в ней и выдерживать осаду насколько хватит сил. Церковь была каменная, крепкая.

Из школы в церковь перенесли всех раненых, продовольственные запасы, налили бочки с водой. Прохор сам с Дмитрием перенес запас патронов, которые он берег, как драгоценность. Конники должны были замаскировать отход застав, отстреливаясь до последней минуты.

Молчаливый, суровый, сидел Прохор верхом на лошади у ворот каменной ограды, пропуская в церковь подходивших с застав красногвардейцев.

– Проша!
– с плачем подбежала к нему Надя.
– Погибель вам... Я зараз видела, как беляки вошли в станицу...

– Где они?

– В нашей леваде. Батя к ним пошел...

– Дьявол старый!
– выругался Прохор.
– Предатель!

– Проша, тебя господь накажет. Он же отец наш.

– Иди, Надя, домой, - строго сказал Прохор.
– Сейчас тут стрельба начнется... Убьют! Беги!..

– Братушка, - с отчаянием прошептала девушка.
– Нагнись-ка, что скажу...

Прохор наклонился

к сестре.

– Братец, родной, - зашептала она горячо, - гибель вам всем тут неминучая...
– Ее голос задрожал, из глаз хлынули слезы.

– Милая моя сестричка, - потрепал ее по щеке Прохор.
– Так что ты хотела сказать?..

Сквозь слезы она торопливо зашептала:

– На сеновале у нас я прорыла в сене бо-ольшую нору. Там хоть пятерым можно схорониться и никто не увидит и не догадается... Ей-богу, правда! для убедительности перекрестилась она...
– Скажи Мите и пойдемте скорей... Через сад пройдем, никто не увидит. Буду вам носить еду... А как пройдет кутерьма, так вылезете из норы и уйдете...

– Надюшенька!
– растроганно воскликнул Прохор.
– Спасибо, родная! Спасибо!.. Это ты хорошо сделала... Я тебе сейчас дам двух раненых, ты и будешь их спасать...

– А ты?
– упавшим голосом спросила Надя.

– Я не могу, милушка. Я ведь их командир. Что они обо мне подумают, если я их брошу?.. Нет, Надюша, я их не брошу до конца.

– Ведь убьют, Проша!
– простонала девушка.

– Что ж, - пожал плечами Прохор.
– Видно, доля моя такая.

– Ах, братушка, братуша, - зарыдала она. Потом подняла заплаканные глаза на брата.
– А Митя?

– Вот Митю ты, пожалуй, можешь взять, - улыбнулся Прохор и шепнул ей.
– Парень он хороший, Наденька. Его надо уберечь...

В глазах девушки заискрилась радость.

– Где он, братец?

– Вон едет, - указал Прохор.

По улице на маленькой лошадке мчался Дмитрий. Защитная фуражка на нем лихо сбита на затылок. Кучерявые темные волосы рассыпались кольцами по потному лбу, а из-под них озорной удалью горят глаза.

– Смотри, какой он лихой вояка, - кивнул на него Прохор.

Надя сквозь слезы с восхищением смотрела на своего любимого. Дмитрий подскакал к Прохору и отдал честь.

– Ваше приказание, товарищ командир, выполнено, - отрапортовал он. Сейчас кавалеристы прибудут сюда все до одного.

– Хорошо!
– качнул головой Прохор и строго сказал: - Приказываю, боец Шушлябин, немедленно взять из церкви раненых Желудкова и Горемыкина и отвести их туда, куда поведет вот эта гражданка, - указал он на сестру. И не отлучаться от раненых, пока не минует надобность. Понятно?

– Так точно, товарищ командир, понятно.

– Выполняй приказание! Быстро!..

– Слушаюсь.

Дмитрий соскочил с лошади и побежал в церковь. Вскоре он вывел оттуда двух забинтованных казаков.

– Идите с Надей, - приказал им Прохор.

К церкви подскакали всадники. Эти кавалеристы последними бросили заставы на окраинах станицы. Теперь станица была открытой. Вот-вот можно было ждать появления белых.

– Разнуздать лошадей, снять седла, - приказал Прохор кавалеристам. Пустить лошадей пастись в ограде. Тут травы много... Самим же немедленно всем - в церковь!