Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

– Правильно!
– дружно отозвались голоса командиров.
– Правильно!.. Правильно, товарищ Ворошилов!..

– А если мы создадим солдатские комитеты, то такой армии мы иметь не будем. Я думаю, по этому вопросу много говорить не нужно. Мы разобрались с этим вопросом - комитеты не нужны. Но в выступлениях многих товарищей проскальзывало такое мнение, что командному составу Красной Армии, выдвинутому из рабочих и крестьян, а нередко и из специалистов царской армии, необходим помощник... Хороший, политически грамотный помощник. Кто же может быть помощником строевому командиру? Я думаю, что таким помощником будет, политический комиссар. Весной этого года, в апреле, по решению Центрального Комитета нашей партии учрежден институт военных комиссаров. В каждой воинской

части наряду с командиром должен существовать и военный комиссар. Это решение Центрального Комитета партии еще не везде проведено в жизнь. Надо его осуществить немедленно. Умных, знающих, политически грамотных, преданных делу революции работников надо насаждать в каждую роту, батарею, в каждый эскадрон, полк, в каждую дивизию, армию... Толковый, умный, политически грамотный политработник очень поможет строевому командиру. Поможет уяснить ему стоящие перед ним задачи... Политработник будет воспитывать бойцов в духе преданности революции, в духе преданности рабочему классу и трудящемуся крестьянству, поможет быть сознательным солдатом революции. И я думаю, что вокруг каждого такого политработника должны быть сгруппированы политбойцы. Они должны так воспитываться, чтобы впоследствии из каждого политбойца вырос понимающий свое дело политработник... Это важная, большая наша задача...

Затем Ворошилов стал рассказывать о внутреннем положении страны.

– Положение, товарищи, серьезное, - говорил он.
– И мы, большевики, не имеем права умалять эти трудности. Казачья контрреволюция захватывает важные пункты, срывает нам возможность планомерной заготовки хлеба для голодающих Москвы, Петрограда и других промышленных городов. И сам город Царицын находится в чрезвычайно опасном положении... Вы сами понимаете, при потере Царицына мы можем лишиться снабжения хлебом с Северного Кавказа, из Ставрополья, с Кубани, с Дона... Мы не должны этого допустить. Напряжением всех своих сил, воли, своим мужеством мы должны исправить положение... Во имя Октябрьской революции, во имя светлого будущего мы должны оправдать то доверие, которое возлагает на нас рабочий класс, вся страна, партия, советское правительство, лично товарищ Ленин... Я приехал сюда, к вам, по поручению Царицынского Военного революционного совета, чтобы познакомиться с вами, товарищи, изучить условия и обстановку, в которых вы находитесь, призвать вас к революционной стойкости в борьбе с нашими врагами...

Речь Ворошилова произвела огромное впечатление на присутствующих. Прорвался гул голосов:

– Оправдаем доверие товарища Ленина!

– Не подведем, товарищ Ворошилов!

После совещания Буденный подошел к Ворошилову:

– Большое вам спасибо, товарищ Ворошилов, - сказал он.
– Правильно вы говорили.

– Стараюсь всегда говорить правильно, - улыбнулся Ворошилов.
– Вы казак, товарищ Буденный?

– Нет, я иногородний, но всю жизнь живу на Дону. Из Платовской станицы я.

– Товарищ Черемисов рассказывал мне о вас, - сказал Ворошилов. Говорит, что вы лихой наездник и отчаянный рубака.

– Не знаю, товарищ Ворошилов, - усмехнулся Буденный.
– О себе неудобно говорить.

– Скромничаете. Судя по вашему виду, вы, наверно, командуете кавалерийским отрядом?

– Я - заместитель командира отряда.

– Я думаю, что вы смогли бы занять и более высокую должность. Будем надеяться, что в будущем это осуществится.
– Помолчав, Ворошилов дружески произнес: - Извините меня, товарищ Буденный, я хотел бы дать вам один товарищеский совет: никогда не горячитесь во время своих выступлений... Вот вы сегодня правильно выступали, но горячились. А это нехорошо. Каждое такое собрание, как сегодняшнее, известную пользу приносит... Мы сейчас находимся в стадии организации своей армии, укрепления ее, в стадии организации народного хозяйства страны, упрочения советской власти, поэтому каждая разумная подсказка дорога нам... Вот общими усилиями мы и разобрались в вопросе о комитетах, поняв, что они нам не нужны. Вместо них будут работать кадры политработников. Для армии они значительно полезнее... Я очень рад с вами

познакомиться, товарищ Буденный. Надеюсь, не последний раз встречаемся. А пока пожелаю вам хороших успехов в борьбе с белогвардейцами.

– Спасибо за науку, товарищ Ворошилов, - крепко пожал ему руку Буденный.
– Ваше доверие оправдаем. Передайте об этом товарищам из Реввоенсовета.

Передам. До свидания.

XV

Над станицей не спеша всплывало солнце, торопко ощупывая лучами влажные от ночной росы крыши домов, сверкающие алмазами влажные листья на деревьях, траву... В садах звонко болтали птицы. На базах призывно мычала скотина, просясь на пастбище. Но никто в это утро не гнал по улицам коров и овец на пастбище... Станица казалась пустынной и мертвой... Ничто не нарушало ее тяжкого покоя.

Хотя кругом было тихо и покойно, но во всем чувствовалось какое-то напряжение, ожидание чего-то неотвратимого...

Проводив Сазона, Прохор взял с собой Дмитрия Шушлябина и поехал по заставам.

Все было в порядке. Бойцы бодры и непоколебимы, готовы каждое мгновение дать белым дружный отпор. Но беда была в том, что каждый солдат имел не более пяти-семи патронов и поэтому долго продержаться нельзя было. Прохор отчетливо представлял себе, что сегодняшний день - решающий. На Сазона Прохор мало возлагал надежд. Правда, если бы он сумел проскочить через окружение белых, то тогда спасение было бы еще возможно. Буденный, конечно, постарался бы выручить его отряд из беды. Но Прохор считал маловероятным, чтобы Сазон мог невредимым проскочить через кольцо врага. Тем более, что командир той заставы, через которую под утро проехал Сазон, рассказал, что после того, как Меркулов осторожно поехал в сторону белых, там минут через двадцать открылась ружейная стрельба, вскоре прекратившаяся. Видимо, белые обнаружили Сазона и стреляли по нему: "Наверняка убит", - думал Прохор.

Часов в десять утра конники привели к Прохору белого казака-парламентера. Белогвардеец был небольшого роста, коренастый, смуглолицый, с тонкими закрученными усиками, ловкий и щеголеватый. На плечах новенькой гимнастерки синели погоны с серебряными нашивками приказного. Все на нем было пригнано, добротно.

Войдя в учительскую, он насмешливо оглянул комнату серыми нагловатыми глазами.

Прохор сразу же узнал его.

– Котов?
– спросил он.

– Так точно, Прохор Васильевич, - блеснув ровными крупными зубами, весело осклабился казак, - он самый и есть, Котов Михаил...

– Брат Фома у тебя есть?

– Ну а как же?
– ухмыльнулся Котов.
– Старший брат. Где-то бандюгой заделался.

– Не бреши!
– сурово прикрикнул Прохор.
– Это ты бандюгой стал, а брат твой служит честью и правдой народу. Ты знаешь, где твой брат?

– А черти его знают, - пожал плечами Котов.
– Будто в Петрограде был...

– Он служит у самого товарища Ленина!
– торжественно проговорил Прохор.
– Каждый день его видит. Ты б гордиться должен таким братом. Я в январе нынешнего года был в Петрограде и видел Фому. Молодец он!

Насмешливое выражение сбежало с лица Котова. Он с вниманием выслушал Прохора и вздохнул.

– Все может быть. Помешались мы все...

– Ну, а ты с чем ко мне пришел, Котов?
– спросил Прохор.

– Один на один надо говорить, - покосился глазами Котов на казаков, приведших его.

– У меня ни от кого секретов нет!
– вспылил Прохор.
– Говори при них.

– У тебя нет, зато у меня есть, - невозмутимо промолвил Котов. Приказано с тобой один на один поговорить.

– Кем приказано?

– Начальством.

– Говори, ч-черт!.. Плохо тебе будет...

– Дело твое, - спокойно пожал плечами Котов.
– Ты можешь со мною что угодно делать... Но только надо знать, что парламентеров не в обычае обижать. Так что, Прохор Васильевич, не будем об этом говорить...

– Не скажешь, гад?
– сорвалось у Прохора.

– Только с тобой наедине скажу.

Прохор видел, что ему не сломить упрямство Котова.

– Ну, черт с тобой! Ладно. Выйдите, товарищи, на минуту, - сказал он казакам.