Юг в огне
Шрифт:
Все засмеялись. Виктор покраснел и, растерянно пожав всем руки, сел в отдалении на стул. Он был сильно встревожен тем, что сейчас здесь должна появиться Вера (он не сомневался, что это о ней шла речь) и, представляя, что здесь может получиться, придумывал, как бы отсюда удрать.
– Мы, друзья, уже выпили, - сказал ротмистр Яковлев. И потянулся к бутылке, чтобы налить бокалы пришедшим.
– А вот и Верочка!
– захлопав в ладоши, закричала блондинка.
– Браво!
Мужчины встали навстречу Вере.
Долгожданный наш кумир,
Тебе навстречу струит винный зефир...
– Здравствуйте, здравствуйте, господа!
– еще издали помахала рукой Вера.
– Прошу простить, что запоздала. Но, понимаете ли, - вдруг протянула она с грустью, - я ужасно волнуюсь. Получила известие, что муж ранен... она приложила к глазам платок и, как полагается в таких случаях, всхлипнула.
– Не волнуйтесь, милейшая, - целуя ее пальцы, заворковал Розалион-Сашальский.
– Вероятно, пустяковая рана. Стоит-ли, так сказать, заранее впадать в огорчение?..
Вера потерла платочком глаза и проговорила:
– Да, рана, говорят, не опасная... Он даже не покинул полка. Но что самое ужасное в этой истории, так это то, что его ранил родной брат.
– Какой ужас!
– вскричали женщины.
– Непостижимо!..
– Каким же это образом получилось?
– заинтересовался Розалион-Сашальский.
– После расскажу, господа, после, - отмахнулась Вера.
– Прежде я хочу выпить вина, чтоб успокоиться.
Розалион-Сашальский с готовностью поднес ей бокал.
– Прошу, мадам.
– Мерси.
Вера мелкими глотками опорожнила бокал и оглядела сидевших за столом.
– Все свои, - сказала она.
– Очень хорошо...
– Как - свои?
– осклабился Розалион-Сашальский.
– Есть и чужие. Я свое обещание, мадам, так сказать, выполняю. Разрешите представить вам своего адъютанта, прапорщика Викентьева... Прошу любить и жаловать, торжественно протянул он руку к Виктору. Но стул, на котором сидел тот, был пуст.
– Позвольте, но где же он?
– с недоумением озирался Розалион-Сашальский.
– Действительно, как он незаметно исчез, - переглядывались женщины.
– Ха-ха-ха!
– вдруг захохотал ротмистр Яковлев.
– Вы правы, капитан. Он не выдерживает взгляда красивых дам. Как только ваш адъютант увидел Веру Сергеевну, так сразу же от ее взгляда испарился.
XXI
Небрежно сбоченившись в седле, опьяневший от спирта Константин в сопровождении начальника штаба Чернышева, адъютанта и ординарцев въезжал в станицу с видом победителя.
Проезжая мимо родительского дома, он увидел в окне отца и помахал ему рукой. Василий Петрович распахнул окно:
– Погоди!
Константин придержал лошадь. Старик выбежал из ворот, но, увидев сына в окружении офицеров и казаков, смутился, не зная, как
– Ваше высокоблагородие, - наконец сказал он, растерянно смотря на сына, - куда ж вы едете-то?.. Разве же вы в родительские дома-то не пожалуете? Милости просим, - поклонился он Константину.
– И вас милости просим, ваше высокоблагородие, - поклонился он Чернышеву и Воробьеву.
Константин засмеялся:
– Папаша, что это ты меня выкаешь?.. К чему это?.. Я ж сын твой... Как к сыну и обращайся ко мне...
– Да ведь кто ж его знает, - сконфуженно зачесал в затылке Василий Петрович.
– Ты ж навроде в больших чинах теперь, сынок, ходишь... К тебе ж и подступиться боязно...
– Глупости, папаша, говоришь, - усмехнулся Константин.
– Мы сейчас поедем к правлению... А потом обедать с войсковым старшиной приедем, кивнул он на Чернышева.
– Скажи мамаше, чтоб обед приготовила... А ты б сообразил насчет горькой, а?
– подмигнул он отцу.
– Уж сообразим чего-нибудь, - ухмыльнулся старик.
– Приезжайте.
– Как наши?
– осведомился Константин.
– Все в порядке?
– Да будто все в порядке, - уныло вздохнул Василий Петрович.
– Вот мать разве...
– А что с ней?
– насторожился Константин.
– Будто тебе не ведомо, что с ней, - с горькой усмешкой произнес старик.
– Не понимаю.
– Подъезжай-ка сюда, - отозвал старик сына в сторону. И когда Константин подъехал к нему, он зашептал ему на ухо:
– По Прохору убивается... Прямь замертво лежит... Слышь, Костя, просительно сказал старик, - промеж вас с Прохором, может, что и есть, но нас, родителей, ты пожалей, особливо мать... Ежели что с Прохором, не дай бог, случится, она не выживет... Богом заклинаю, пожалей брата...
– Пожалей, - озлобленно скривился Константин.
– А ты знаешь, отец, о том, что он, братец родной, чуть не убил меня? Вот полюбуйся, - показал он отцу забинтованную руку.
– Это ведь он меня искалечил...
– Этих делов мы не знаем, - сухо проговорил старик.
– Только наперед тебе скажу, ежели Прохора не пожалеешь, то сведешь мать в могилу и проклянет она тебя. Слышишь? Проклянет. Счастья тебе не будет.
Константин зло усмехнулся.
– Чудаки вы... ты должен понимать, что тут дело не только во мне... Да меня растерзают казаки, под суд отдадут, если я Прохору поблажку сделаю. Странно вы рассуждаете... Единственно, на что я могу пойти, задумался Константин, - это назначить военно-полевой суд... Может быть, суд и пощадит Прохора... Конечно, я могу попросить суд, чтобы он мягче подошел к Прохору... Но ведь в какое положение я поставлю суд?.. Пощадить и вынести мягкий приговор Прохору - значит, надо пощадить и остальных, его подчиненных...