Юг в огне
Шрифт:
– Ну, скажите, почему?
– спросила Вера.
– Да потому, мадам, - поляк наклонился к ее уху, хотя, кроме их двоих, за столиком никого не было, - что он еще наивный, как ягненок, не вкусил, так сказать, запретного плода любви.
– Это очень интересно!
– воскликнула Вера.
– Вы меня просто заинтриговали. Меня разбирает любопытство взглянуть на этого агнца. В наше время это почти диковина... А он хорош собой?
– Как херувим.
– Приведите его.
– Обязательно, мадам, - приложил руку к сердцу Розалион-Сашальский. Долгом своим почту.
Поляк
– Простите, мадам, но я несколько шокирован вашим, так сказать, желанием иметь такие обширные знакомства... Я могу... ха-ха!.. думать, так сказать, что я своей персоной не могу привлекать ваше внимание. Поверьте мне, - покручивая ус и масляно поглядывая на свою хорошенькую собеседницу, продолжал он, - я обладаю всеми мужскими качествами, в том числе, так сказать, не лишен и чувства ревности... И бог знает, мадам, к чему это может привести. Польская, шляхетская кровь горячая, так сказать. Я могу, право, приревновать вас и... вызвать не только лорда, но и самого... ха-ха!.. черта на дуэль... О, ротмистр!
– вдруг окликнул Розалион-Сашальский проходившего мимо их столика высокого сутулого офицера.
– На минутку!
Ротмистр обернулся и, увидев поляка, закивал головой.
– А-а, капитан, здравствуйте!
– протянул он ему руку.
– Здравствуйте, ротмистр!
– О, черт возьми!
– прищелкнул пальцами ротмистр, увидев за столиком поляка Веру.
– Красотка какая!.. Познакомьте!
– зашептал он на ухо ему. Познакомьте! До смерти напою вином...
Поляк заулыбался.
– Э-э, будьте любезны, познакомьтесь, Вера Сергеевна, мой друг, звякнул шпорами Розалион-Сашальский.
– Ротмистр Яковлев Михаил Михайлович. Бывший офицер лейб-гвардии его величества полка, - с подчеркнутой важностью отрекомендовался он. Окончил университет и политехникум.
Веру несколько удивила последняя фраза ротмистра, но она промолчала и с любопытством оглядела своего нового знакомого.
Ротмистр Яковлев был непомерно высок и худ. Лицо желтое, морщинистое, испещренное рябинами. Глаза мутные, неопределенного цвета. Блестящий офицерский гусарский мундир сидел на нем неуклюже, словно был с чужого плеча. На левом рукаве - семнадцать поперечных красных нашивок, что означало семнадцать ранений в мировую войну. На груди поблескивал один офицерский и четыре солдатских георгиевских креста и еще несколько других знаков отличия.
На левом боку у офицера висела шашка в серебряной оправе с георгиевским темляком, на правом - револьвер в кобуре с малиновым толстым шнуром, закинутым на шею петлей, точь-в-точь как это бывает у городовых.
Вера сразу же отметила, что блестящая форма этого офицера никак не гармонирует с его уродливым, рябым лицом и грубыми манерами.
– Хотите, так сказать, вина, ротмистр?
– предложил Розалион-Сашальский.
– А разве можно когда-нибудь его не хотеть?
– сострил Яковлев и, подсаживаясь к столику, хрипло рассмеялся.
– Налейте, капитан.
Отхлебывая из бокала вино, ротмистр вдруг судорожно зевнул.
– О, да и спать же хочется, - признался он.
– Опять
– спросил поляк.
– Как звери... Всю ночь напролет и день. Сейчас только кончили... Я бежал закусить сюда немного...
– Проиграли?
– Да вы что?!
– с удивлением взглянул на поляка ротмистр.
– Я никогда не проигрываю. Наоборот, выиграл кучу денег. Весь ими набит, - хвастливо похлопал он себя по карманам.
– Двух помещиков обыграл, - усмехнулся ротмистр, показывая желтые гниющие зубы.
– Одному даже тошно стало, отпаивали его... Стреляться хочет. Да а мне-то что? Пусть стре-е-ляется... Не садился б играть...
– Везет вам, ротмистр, - с завистью сказал Розалион-Сашальский.
– А я вот сколько ни сажусь за карты, а никогда, так сказать, не выигрываю...
– Надо уметь играть, капитан, - назидательно проговорил ротмистр.
– С выигрыша, господа, я вас, пожалуй, угощу замечательным ужином. Эй, человек!.. Шестерка!
– позвал он официанта.
– Полдюжины шампанского, три шашлыка кавказских, ну... там еще, понимаешь, сам сообрази насчет деликатесов разных... Понимаешь, для дамы...
Официант почтительно наклонил плешивую голову.
– Понимаем, ваше высокоблагородие... Это мы живо сообразим.
– Фьють!
– от удовольствия свистнул Розалион-Сашальский, и у него даже глаза восторженно заискрились. Он с гордостью взглянул на Веру, как бы говоря: "Вот я с кем вас знакомлю, а вы это не цените". Замурлыкав, как кот, он облизнул губы.
– Сережа!
– обрадованно взревел ротмистр Яковлев. Он вскочил и с распростертыми руками пошел навстречу маленькому хрупкому офицерику, одетому в форму улана.
– Друг мой!
– облобызал ротмистр маленького улана.
– Садись с нами! Познакомьтесь, господа!
– Граф Сфорца ди Колонна князь Понятовский, - подойдя к молодой женщине, жеманно наклонился офицерик, позванивая маленькими шпорами.
...Пили до полуночи. Шумно играла музыка. Вера кружилась и порхала в вальсе то с одним, то с другим кавалером. Словно во сне ей вспоминается, как к их столику то подсаживались, то снова уходили какие-то офицеры, дамы... Смутно она помнит, как этот маленький офицерик Сфорца, взобравшись к ней на колени, с упоением целовал ее в глаза, и все аплодировали и смеялись... А потом длинный ротмистр с кем-то подрался...
Везя ее домой на извозчике, он сквернословил и допытывался у Веры:
– Госпожа, вы не графиня?.. У меня столько денег, что куры не клюют. Хочу жениться на графине или княгине...
XIX
По приказу войскового атамана на Дону создавались Саратовская, Астраханская и Воронежская армии. Атаман думал, что крестьяне, живущие в одноименных губерниях, которые займут казаки, будут охотно вступать в эти армии, считая их своими.
Формированием Саратовской армии руководил полковник Манкин. Его ближайшим помощником был есаул Греков, прозванный Белым дьяволом за свою жестокость в обращении с пленными и подозреваемыми в большевизме. Грекову было только всего двадцать три года, но болезненный, дегенеративный, седой, как лунь, он походил на семидесятилетнего старика.