Юг в огне

Петров-Бирюк Дмитрий Ильич

– Отведи к нему военкомдива, - указал Буденный на Прохора.
– Говорит, что это брат его.

– А, товарищ Ермаков, здравствуйте!
– узнал Фома Прохора.
– Да, это ваш брат, действительно. Пойдемте к нему, вот обрадуется. Я ему говорил про вас... Так вот он теперь дожидается вас, хочет повидаться.

Прохор пошел с Фомой.

Войдя в хату, он увидел брата Захара, сидевшего за столом. Опершись о стол локтями, он закрыл лицо широкими ладонями и тихо всхлипывал. Около него на лавке, как бы утешая, сидел огромный серый кот и, мурлыча, терся головой о его бок.

При входе Фомы и Прохора,

Захар поднял голову, обросшую широкой с проседью бородой.

– Братушка!
– вскрикнул он обрадованно, узнав Прохора, и живо вскочил с лавки.

Прохор обнял брата, расцеловал и пристально вгляделся в него. Захар был похож на старика.

– О чем ты, Захар, плачешь?..

– Да как же, братушка, - утирая рукавом гимнастерки глаза, проговорил тот.
– Больно уж мне жалко вас всех... Народу гибнет уйма... Уйма...

– Как ты попал сюда, брат?
– спросил Прохор.

– Белые Мобилизовали, - уныло сказал Захар.
– А какой из меня вояка, сам знаешь... Отвоевал я свое на германской... Как толечко пальну из ружья, так зараз же заливаюсь слезами... Думаю, а может, моя пулечка-то и убила какого безвинного человека. Казаки надо мною смеются, тронутый, мол, умом... Не знаю, может, я и тронутый, ежели не хочу убивать людей. Видно, все те, кто убивает, умом здоровые, а я тронутый. Ну, нехай будет так... Все помутилось, Проша, все!.. Брат на брата пошел, сын на отца, отец на сына... Что делается на божьем свете?.. Сбежал я из полка, не стерпело мое сердце... И вот, братуша, где б я ни шел, где б ни побывал, везде, парень, потоки крови, везде смерть... Проша, - взглянул он полными слез глазами на брата, - неужто не наступит такое времечко, когда люди будут жить в любви и согласии?.. Ведь в законе божьем сказано: "Не убий!" Почему ж люди не соблюдают заповеди господней?..
– И снова Захар, этот на вид мужественный, широкоплечий казак, закрыв лицо руками, зарыдал, как дитя.

Прохор обнял его.

– Успокойся, брат, - сказал он.
– Ты спрашиваешь, наступит ли такое время, когда люди будут жить в любви и согласии?.. Конечно, наступит. Обязательно наступит!.. Ведь за это-то мы и боремся... Придет такое время, Захар, когда люди не будут убивать друг друга, а будут трудиться на благо всего человечества.

– Войны никогда не будет?
– удивленно посмотрел на брата Захар.

– Не будет. Зачем она нужна народу?.. Ведь это ее затевают капиталисты да генералы из своих интересов. Капиталисты из-за того, чтобы на войне нажить огромные прибыли, а генералы, - чтобы выслужиться, добиться себе видного положения...

Захар повеселел несколько, успокоился.

– А зачем же большевики воюют, коль они супротив войны?
– спросил он.

– Чудак ты, Захар, - усмехнулся Прохор.
– Большевики не сами начали войну. Генералы, помещики да фабриканты хотели задушить революцию, чтобы отнять те права, которые революция дала рабочим и крестьянам... Вот большевики и вступились за народ, защищают революцию.

Захар сел на лавку. Кот снова подошел к нему и, грациозно выгибаясь, начал ласкаться. Захар погладил кота.

– Вот разгромим генералов и помещиков, - продолжал Прохор, установится в нашей стране советская власть, наступит мир и тишина. Некому тогда будет воевать между собою... Буржуев и капиталистов

у нас не станет, а рабочему и крестьянину ссориться между собой не из-за чего. Замечательное время наступит, Захар.

– Эх, Проша, твоими бы устами да мед пить, - вздохнул Захар.
– Разве ж мы доживем до такой жизни?.. Ведь это не жизнь, а настоящий рай будет... Ей-богу, правда!..

– Доживем, Захар! Только б скорее покончить с белогвардейцами.

– Дал бы бог!
– широко перекрестился Захар.
– Так куда же мне Теперь, Проша, деваться? Домой, что ли, подаваться али как?

– Дома тебе, Захар, не удастся жить, - сказал Прохор.
– Снова мобилизуют белые...

– Да его и арестовать могут за дезертирство из полка, - вступил в разговор Фома Котов.

– Верно, - подтвердил Прохор.
– Могут и арестовать.

– Так куда ж мне теперь?
– беспомощно развел руками Захар.

– Поедем ко мне в дивизию, - предложил Прохор.

– Нет!.. Нет!..
– испуганно замотал головой Захар.
– Воевать я ни за белых, ни за красных не буду...

– Воевать ты не будешь, - сказал Прохор.
– Назначу тебя санитаром в полковой околоток. Будешь там вместе с Надей и дядей Егором Андреевичем... Надя сестрой работает, а ты ей помогать будешь. За ранеными ухаживать сумеешь... Это дело тебе как раз подойдет. Не убивать, а исцелять людей будешь.

Захар задумался. Лицо его просветлело.

– Ладно, братуша. Это дело мне подойдет, верно.

– Ты давно дома был?

– Не так давно, - ответил Захар.

– Как наши живут?

– Покель все живы-здоровы, - вздохнул Захар.
– Мать больно по нас сокрушается. А батя помутился. Вот на меня говорят, что я тронутый умом. Уж не знаю, тронутый я или нет, а уж батя так совсем тронулся разумом. Ей-богу!.. Жалко его. Поступил было он добровольно в стариковский полк супротив красных воевать... Да однова повстречался где-то с Константином и, видать, дюже поругались. Старик-то молчит, не рассказывает из-за чего. Ну, с той поры батя сам не свой стал. Из полка ушел. Костю видеть не может и разговаривать о нем не хочет. Ежели мать невзначай вспомнит Костю, так он на нее с кулаками кидается. "Молчи!
– говорит, - чтобы ты о нем ни слова не упоминала. Не сын он мне, говорит". А тебя, Проша, перестал ругать. По Надюшке заскучал... А зараз, прослыхал я, будто, как только Красная Армия стала к станице подходить, побоялся он оставаться дома, в отступ уехал...

– Ну, ладно, брат, - сказал Прохор, вставая.
– Поговорить еще успеем... Собирайся. Я сейчас пришлю за тобой подводу... Поедем...

XXIX

В эту весну половодье, как никогда, широко и раздольно разлило свои мутные, бурные воды по придонским займищам и лугам.

Как же чудесно и привольно бывает в эту пору здесь! Точно огромные зеркала, примолкнувшие, тихие, лежат воды в низинах и ложбинах, отражая спокойную голубизну далекого неба... Бесчисленные стаи диких уток хлопотливо снуют в краснотале. Голосисто звенит птичий гомон на заросших сочной зеленью островках. То там, то здесь гремят выстрелы охотников... И от каждого такого выстрела взлетывают перепуганные птичьи стаи... Задумчиво в камышах стоит на одной ноге цапля... Поджарый заяц, вздрагивая всем телом от страха, бежит сам не зная куда.